А Волков - Зодчие
Снова повздыхали, уставившись на стену. Там увидели привычное: юркие тараканы спускались с потолка, как всегда, когда прогревалась изба. К утру, лишь начнут промерзать стены, они пустятся обратно. Знакомая картина навела Илью на размышление:
- Вот, невелика тварь, а тоже ищет, где лучше!
- Уйду из Выбутина! Вот те крест уйду! - неожиданно воскликнул Тишка Верховой, возбужденно крутя бородку. Случайное замечание Ильи совпало с его затаенной мечтой. - Надел продам и подамся счастье искать!
- А покупщика найдешь?
- Найду!
- Вряд ли, - усомнился староста. - Ведь надобно за тебя внести и порядное и похоромное9, сочти-ка... А впрочем, вас с бабой двое, може и уйдешь!
- А земля? - спросил Ляпун.
- Что земля?
- Батька твой распахивал деревню10, ты забыл? Пни корчевал, аж кожа на спине лопалась, да вдвоем с маткой с поля волок! Забыл?
- Вот только что пашня... оно, конечно... - забормотал Тишка и смолк.
- То-то и оно! - победоносно махнул рукой Ляпун. - А они то знают и из нашего брата последнее выжимают...
Избу внезапно охватил мрак. Афимья, заслушавшись мужичьих речей, недоглядела за лучиной. Пришлось доставать угли из печи, вздувать огонь. Илья мягко пожурил жену:
- А ты, баба, позорчее досматривай!
Афимья поклонилась в пояс:
- Прощенья прошу, гостеньки дорогие!
- Что я еще скажу! - вспомнил Илья. - Говорят монахи, придет к ним с весны артель каменную церковь ставить.
Лица мужиков омрачились.
- Не было печали... - прошептал Егор Дубов. - Старых мало?
- Изветшали, вишь, того гляди обвалятся...
- Эх, - безнадежно махнул рукой староста, - теперь пойдет! То ли будем, то ли не будем сеять этот год. Уж я знаю, подводами замучают: кирпич вози, лес вози...
- Вот оно, мужицкое житье: как вставай, так за вытье! - произнес Ляпун и, кряхтя, поднялся с лавки. - Прощевайте, дорогие соседушки!
Он шагнул к двери, за ним Егор с Тишкой.
- Милости просим нас не забывать! - кланялись хозяева.
С этого вечера выздоровление Андрюши пошло быстро. Понемногу он начал ходить по избе, с трудом держа на плечах большую, не по возрасту, голову с высоким выпуклым лбом.
Ребята смеялись на Андрюшей: не голова - котел!
- Голова, вишь, к богатырю метила, а к тебе попала!
- А может, я богатырь и есть? - спрашивал Афимью тонким голоском маленький Андрюша.
Мать горько усмехалась:
- Богатыри, сынок, ведутся не от нашего порождения, а от княжьего да боярского...
Вот за эту-то несоразмерную свою голову Андрюша еще в раннем детстве получил прозвище Голован.
Большую Андрюшину голову покрывали густые темные вихры. С непокорными волосами сына Афимья не могла справиться. Немало масла извела - и всё без пользы. Прохожая странница посоветовала:
- А ты двенадцать вечеров подряд медвежий жир втирай: мягчит, родимая!
Но и медвежий жир, не переводившийся в доме охотника, не помог.
Глава III
ПЕРВЫЕ ТРУДЫ
Когда Андрюша почувствовал, что руки его окрепли, он сказал:
- Мамынька, дай доску - рисовать стану.
Афимья уронила радостную слезу.
- Уж коли рисовать берешься, значит и вправду на поправку пошло...
Дарование Андрюши Ильина проявилось рано.
Мальчик видел красоту там, где другие равнодушно проходили мимо. Андрюша собирал вырезанные лапчатые листья клена, опавшие осенью: он выкладывал из них красивые узоры. Игра солнечных пятен на лужайке под старым дубом заставляла Андрюшу забывать всё на свете. Как зачарованный стоял он и смотрел, смотрел...
Родители ходили к обедне в Спасо-Мирожский монастырь. Андрюша уставал за долгой и скучной церковной службой; он уходил на кладбище срисовывать каменные надгробия.
Удачные рисунки отец сберегал. Лучший плотник в окрестностях Пскова, Илья Большой вырезал на досках любые узоры, деревянными кружевами украшал карнизы крыш, ворота, наличники окон. Искусство сына он понимал и ценил.
Когда Андрюше исполнилось десять лет, отец стал брать его на работу.
- Приучайся, сынок! Мы, плотники, как дятлы, век по дереву постукиваем...
Мальчик полюбил ранние выходы из дому. Весело было шагать по скрипучему снегу за высоким, сильным отцом, приятно ощупывать заткнутый за пояс, как у заправского плотника, топорик...
Мышцы у Андрюши окрепли, развился глазомер, рука привыкла отесывать бревно точно, по нитке.
Больше всего любил мальчик крыть с отцом крыши. Ему нравились смешные плотничьи слова, которым раньше придавал он совсем иной смысл.
Бык на селе большой, рыжий, злой; не раз мальчишки спасались от него за заборами. А тятька ставит "быки" на сруб, врубая один конец в "подкуретник" - верхнее бревно стены, а другой в "князевую слегу" венчающий брус крыши.
Еще занятнее называл отец крайние стропила крыши: "курицы". Длинный брус курицы внизу заканчивался изогнутым корнем, предназначенным поддерживать водосток.
- Тятенька, корень мне обтесывать! - всегда договаривался Андрюша.
Отец давал ему волю. Плотно сжав губы, почти не мигая, мальчик всматривался в очертания корня. В такие мгновения он не видел окружающее. И чудилось ему, что из дерева проступает невиданная птичья голова или морда страшного зверя...
- Поймал! Поймал тебя! - торжествующе вскрикивал Андрюша и начинал работать.
Илья дивился его неистощимой изобретательности. Андрюша не повторялся: всегда новые изображения выходили из-под его рук. Деревенские мальчишки, Андрюшины приятели, теснились вокруг резчика, с восторгом наблюдая рождение причудливой головы.
На быки и курицы, схваченные поперечинами, наколачивался золотисто-желтый, пахнущий смолой тес; чтобы не сорвало его ветром, тес прижимался по верхнему ребру крыши "охлупнем"
Тут опять работа Андрюше: корневище охлупня обделывалось в форме конской головы. Так родилось выражение "конек крыши".
В окрестности знали и уважали Андрюшу Ильина не только ребята, но и взрослые.
- Золотые руки! - говорили о маленьком работнике.
Плотник Илья Большой был страстный охотник. Бывало крепился мужик и два и три месяца, исправно ходил в монастырь на работу, но становился все угрюмей, неразговорчивей. Тогда и монастырский келарь11 Авраам и семейные знали: скоро Илья сбежит в лес.
Он уходил тайком, до рассвета, заготовив нужный припас с вечера. Афимья, притаившись на печке, с улыбкой слушала, как муж бесшумно движется во мраке, собирает пожитки, достает из-под печки топор, подвязывает на спину сумку. Но боже упаси пошевелиться, показать Илье, что она не спит. Он яростно швырял топор под печку, закидывал куда попало котомку и целый день ходил чернее тучи.
Илья верил, что только тогда охота будет удачной, если удастся убраться из дому незаметно и до самого леса никто не попадется на дороге.
Дней пять, а то и больше Илья пропадал в лесу и возвращался с богатой добычей: то тащил медвежьи окорока, завернутые в косматую шкуру, то привозил на самодельных салазках тушу лося. Белок и горностаев, чтобы не портить шкурок, бил Илья стрелой в глаз.
Илья приходил домой веселый, оживленный, разговорчивый.
- Отвел душеньку! - посмеивался он над своей неуемной страстью. - Ах, и до чего хорошо в лесу! Век бы оттуда не вышел...
Из охотничьих трофеев Ильи львиная доля доставалась игумену Паисию и келарю Аврааму; поэтому монастырское начальство снисходительно относилось к исчезновениям Ильи.
Оброк Илья отрабатывал натурой: в монастыре довольно находилось дел по плотничьей части. А если у монахов делать было нечего, рачительный келарь отпускал Илью на заработки в соседние деревни, за что плотнику опять приходилось платить.
Возвратившись с охоты, Илья работал с особенным старанием, расплачиваясь за долги, которые умел насчитывать на крестьян келарь Авраам. Но проходило время, топор начинал валиться из рук плотника: лес вновь манил Илью.
Обучая сына плотничьему мастерству, Илья Большой старался вдохнуть в него и любовь к охоте. Андрюша, как и его товарищи, стал обучаться стрельбе из лука с семилетнего возраста.
- Стрельба лучная, - объяснял Илья сыну, - всякому человеку годится. Не только охотнику, но и воину лук - помощь и защита. А воином, сынок, недолго стать. Набегут немцы - всем подыматься!..
Уже первые упражнения потребовали от Андрюши большой силы воли. Мальчик стоял неподвижно два-три часа, крепко сжимая в руке гладкую палку: этим развивалась сила пальцев, крепкая хватка. Потом отец сделал Андрюше маленький лук, учил целиться, считаясь с силой и направлением ветра. С годами лук становился длиннее, тверже, все больше силы требовалось, чтобы натягивать тугую тетиву.
Андрюша стал искусным стрелком и горячо полюбил охоту. Отец и сын уходили в лес вдвоем. Афимья горевала и ждала возвращения охотников. Все шло благополучно до последней, роковой охоты, которая надолго уложила мальчика в постель.
Хорошую избу построил себе Илья Большой, когда обветшала старая избушка, поставленная тестем Семеном после изгнания из Пскова. Трудов своих строитель не пожалел, а лесу вокруг сколько хочешь. Изба Ильи стояла на высоком подклете: там помещались телята, куры. Крестьянские избушки обычно рубились о семи-восьми венцах; взрослые влезали в низенькую дверь скрючившись; распрямляясь, чуть не стукались головой о балку. А Илья поставил жилую горницу о двенадцати венцах; высокий хозяин едва доставал рукой потолок.
