Джек Лондон - Потерявший лицо
Макамук стоял с разинутым ртом, дивясь этому новому для него и самому удивительному чуду охотников за мехами.
- Но имей в виду, - торопливо добавил поляк, - что перед каждым ударом я должен заново смазывать шею своим зельем. Топор - штука тяжелая и острая, и я не хочу, чтобы произошла ошибка.
- Ты получишь все, что требуешь, - торопливо закричал Макамук. Готовь свое зелье.
Субьенков постарался скрыть свою радость. Он вел отчаянную игру, и оступиться было нельзя. Он высокомерно произнес:
- Ты слишком медлил. Мое средство оскорблено. Чтобы смыть это оскорбление, ты должен отдать мне свою дочь.
И он показал пальцем на девушку, несчастное создание, у которой был кривой глаз и торчащие по-волчьи зубы. Макамук был рассержен, но поляк невозмутимо свернул и закурил новую самокрутку.
- Поспеши, - с угрозой в голосе сказал он, - если ты будешь медлить, я потребую большего.
В наступившем молчании Субьенков перенесся мысленным взором от мрачной картины северной природы, расстилавшейся перед ним, к своей родине и к Франции и, взглянув на эту девушку с торчащими зубами, он вспомнил другую девушку, певицу и балерину, которую знал, когда юношей впервые попал в Париж.
- Зачем тебе нужна девушка? - спросил Макамук.
- Чтобы она поплыла вместе со мной вниз по реке. - Субьенков критически оглядел ее. - Из нее выйдет хорошая жена, и честь жениться на девушке твоей крови - достаточная плата за мое средство.
Он вновь вспомнил певицу и балерину и принялся мурлыкать песню, которой та научила его. Он заново переживал всю свою жизнь, но на этот раз рассматривая сцены из своего прошлого как будто со стороны, словно это были картинки в книге, рассказывающей о чьей-то чужой судьбе. Голос вождя неожиданно нарушил молчание, и он вздрогнул.
- Все будет сделано, - сказал Макамук. - Девушка отправится вместе с тобой вниз по реке. Но имей в виду, что я сам трижды ударю топором по твоей шее.
- Но я каждый раз буду заново намазываться своим средством, отозвался Субьенков, изображая плохо скрытое беспокойство.
- Ты будешь намазываться своим зельем перед каждым ударом. Вот охотники, которые будут следить, чтобы ты не сбежал. Отправляйся в лес и собирай свое зелье.
Макамука убедила в ценности зелья именно жадность поляка. Конечно, только величайшее средство могло дать силу человеку, над которым нависла тень смерти, упорствовать и торговаться, как старая баба.
- Кроме того, - шепнул Якага, когда поляк вместе со своей стражей исчез среди елей, - когда ты узнаешь средство, ты легко сможешь убить его.
- Как же это я смогу убить его? - спросил Макамук. - Средство не даст мне убить.
- Будут какие-то места, которые он не натрет своим зельем, - ответил Якага. - Мы и умертвим его через такое место. Может быть, это будут его уши. Тогда мы воткнем ему копье в одно ухо, а выйдет оно в другое. Очень хорошо. А может быть, это будут глаза. Наверняка зелье слишком сильное, чтобы он намазал им глаза.
Вождь кивнул головой.
- Ты мудр, Якага. Если у него в запасе нет других дьявольских штук, мы убьем его.
Субьенков не тратил много времени для сбора составных частей для своего зелья. Он поднимал все, что попадется под руку, - еловую хвою, ивовую кору, бересту и множество клюквы, которую он заставлял охотников выкапывать из-под снега. К своим запасам он добавил несколько замерзших корней и направился обратно в лагерь.
Макамук и Якага не отходили ни на шаг, тщательно запоминая количество и вид составных частей, которые он кидал в чан с кипящей водой.
- Заметьте, клюкву надо класть в первую очередь, - объяснил Субьенков. - Ах да, еще одна вещь, человеческий палец. Дай-ка, Якага, я отрежу у тебя палец.
Но Якага спрятал руки за спину и сердито посмотрел на него.
- Всего только мизинец, - просил Субьенков.
- Якага, дай ему свой палец, - приказал Макамук.
- Здесь вокруг много пальцев, - проворчал Якага, показывай на валявшиеся на снегу остатки замученных насмерть.
- Это должен быть палец живого человека, - возразил поляк.
- Ну так ты получишь палец живого человека. - Якага нагнулся над казаком и отсек у него палец.
- Он еще не умер, - объяснил Якага, швыряя свой кровавый трофей к ногам поляка. - И вообще это хороший палец, потому что он большой.
Субьенков бросил палец в пламя под чаном и начал петь. Это была французская любовная песенка, и он исполнял ее с необычайной торжественностью.
- Без этих слов зелье не будет иметь силы, - пояснил он. - Эти слова составляют его главную силу. Ну вот, готово!
- Повтори слова медленно, чтобы я мог запомнить их, - приказал Макамук.
- Только после испытания. Когда топор трижды отскочит от моей шеи, тогда я раскрою тебе секрет этих слов.
- А если средство окажется плохим средством? - с беспокойством спросил Макамук.
Субьенков в гневе обернулся к нему.
- Мое средство не может оказаться плохим. А если оно окажется плохим, тогда сделайте со мной то же, что вы сделали с остальными. Разрежьте меня на куски, как вы разрезали его. - Он кивнул на казака. - Зелье уже остыло. Итак, я натираю им шею и говорю при этом заклинания.
Субьенков с самым серьезным лицом медленно пропел строку из "Марсельезы", одновременно натирая себе шею отвратительным варевом.
Его представление было прервано диким воплем. Огромный казак, в котором в последний раз вспыхнула его чудовищная жизненная сила, приподнялся на колени. Индейцы принялись смеяться, кричать от удивления, хлопать в ладоши, а Большой Иван бился на снегу в страшных судорогах.
Субьенкову стало нехорошо от этого зрелища, но он справился с приступом тошноты и притворился рассерженным.
- Так дело не пойдет, - сказал он, - прикончите его, и тогда мы приступим к испытанию. Ну-ка, Якага, прекрати этот шум.
Когда это было исполнено, Субьенков повернулся к Макамуку.
- И помни, что ты должен бить изо всех сил. Это занятие не для детей. Возьми-ка топор и ударь по бревну, чтобы я мог видеть, что ты делаешь это как мужчина.
Макамук повиновался и дважды со всего маху ударил по бревну, отколов порядочный кусок.
- Хорошо! - Субьенков оглядел лица туземцев, которые словно символизировали ту стену варварства, которая окружала его с тех пор, как царская полиция арестовала его в Варшаве.
- Бери топор, Макамук, и стань вот здесь. Я лягу. Когда я махну рукой, бей что есть мочи. И смотри, чтобы никто не стоял позади тебя. Мое средство крепкое, и топор может отскочить от моей шеи и вылететь у тебя из рук.
Он посмотрел на две собачьи упряжки с нартами, нагруженными мехами и рыбой. Сверху на бобровых шкурах лежало его ружье. Шестеро охотников, которые должны были составлять его охрану, стояли у нарт.
- А где девушка? - спросил поляк. - Приведите ее сюда прежде, чем мы приступим к испытанию.
Когда девушку привели, Субьенков опустился на снег и положил голову на бревно, словно усталый ребенок, собирающийся уснуть. Он пережил столько тяжелых лет, что и в самом деле чувствовал себя смертельно уставшим.
- Я смеюсь над тобой и над твоей силой, о Макамук, - сказал он, бей, бей изо всех сил!
Он поднял руку. Макамук поднял топор, огромный топор, которым обтесывают бревна. Блестящая сталь сверкнула в морозном воздухе, на какое-то едва уловимое мгновение топор задержался над головой Макамука и затем обрушился на обнаженную шею Субьенкова. Топор рассек мышцы и позвоночник и глубоко вонзился в бревно. Изумленные дикари увидели, как голова отскочила на добрый ярд от кровоточащего туловища.
Все стояли в страшном замешательстве и молчали, пока постепенно не начали соображать, что никакого средства и не было. Охотник за мехами перехитрил их. Единственный из всех пленников он избежал пытки. Такова была ставка, ради которой он вел игру. И тут все разразились хохотом. Макамук от стыда опустил голову. Охотник за мехами обманул его. Макамук потерял лицо, потерял уважение в глазах своих соплеменников. Они продолжали хохотать. Макамук повернулся и побрел прочь. Он знал, что отныне он никогда не будет зваться Макамуком. Его будут звать Потерявший лицо, и ему не искупить своего позора до самой смерти, и когда бы ни собирались окрестные племена, - весной ли для лова лосося или летом для меновой торговли, - повсюду, у всех костров, будут вновь и вновь рассказывать историю о том, как спокойно, с одного удара умер охотник за мехами от руки Потерявшего лицо.
И он словно заранее слышал, как какой-нибудь наглый юнец будет спрашивать:
- А кто такой Потерявший лицо?
- Потерявший лицо? - скажут в ответ. - Его звали Макамуком до того, как он отрубил голову охотнику за мехами.
