Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее
В данной книге использовались также записи интервью, которые автор в 1987–2006 гг. провел с бывшими советскими дипломатами, северокорейскими эмигрантами в СССР и членами их семей. В 1960-х и 1970-х гг. в СССР проживало несколько сотен эмигрантов из КНДР — в основном советских граждан корейского происхождения, которые работали в КНДР на руководящих постах, но в конце 1950-х гг. были вынуждены вернуться в Советский Союз. Некоторые из них предоставили автору интересные сведения, которые вряд ли можно было получить другими путями.
Другим источником, который широко использован в данной книге, является официальная северокорейская печать, главным образом — статьи «Нодон синмун», органа ЦК Трудовой Партии Кореи и главной газеты страны, а также официального партийного журнала «Кынлочжа». Излишне говорить о том, что пресса в КНДР, как и в любом сталинистском государстве, подвергалась строжайшей цензуре и партийному контролю. Широко распространенное выражение «официальная печать» в данных условиях является тавтологией, поскольку никакой другой прессы при сталинистском режиме существовать просто не могло. Однако в сочетании с другими источниками и ретроспективным анализом событий пресса дает неожиданно много информации. Такая ситуация является побочным продуктом двойственной роли печати в коммунистических странах, которую описывает знаменитая фраза Ленина о том, что газета является не только «коллективным пропагандистом», но и «коллективным организатором». Как «коллективный пропагандист» официальная печать могла, а зачастую и должна была искажать факты и вводить читателей в заблуждение; но, будучи одновременно с этим «коллективным организатором», она должна была хотя бы туманно и неопределенно указывать на то, в каком направлении следует двигаться партии и ее сторонникам. Язык, который использовался для этого, был, по существу, особым кодом. Этот код хорошо понимали искушенные современники, отлично знавшие стандартный партийный жаргон, умевшие читать между строк и выделять подлинный смысл официальных формулировок. Обучение этому искусству толкования формулировок являлось важной составляющей так называемого «политического просвещения» в социалистических государствах. Незначительное изменение той или иной формулировки могло иметь гораздо большее значение, чем содержание текста, а для опытного читателя расположение статьи на странице уже само по себе могло являться важным сигналом.
Однако нельзя не признать, что, несмотря на все усилия, объем доступной нам информации остается весьма ограниченным. Помимо уже упоминавшихся трудностей с доступом к советскими документам остаются совершенно недоступными китайские материалы, имеющие в данном случае особое значение. Наконец, нет пока никакой возможности работать в архивах самой Северной Кореи, которая, несмотря на перемены последнего десятилетия, остается обществом репрессивным и крайне закрытым. Нет сомнений, что с течением времени станут доступными новые документы московских архивов (не говоря уже об архивах пхеньянских и пекинских), и некоторые из этих документов заставят нас пересмотреть многие представления о политической истории Северной Кореи в конце 1950-х гг. Однако и ставшие доступными в последние годы материалы содержат значительный объем новой информации об «августовском инциденте», роли оппозиции в северокорейском руководстве летом 1956 г., а также о той общественной и политической ситуации, которая, с одной стороны, сделала возможным выступление против Ким Ир Сена, а с другой — предопределила его неудачу.
Имеющаяся у нас информация распределяется крайне неравномерно: об одних событиях мы знаем гораздо больше, чем о других. Это досадно, но неизбежно. Например, из-за того, что советские дипломаты тщательно отслеживали подготовку августовского пленума, мы имеем достаточно надежную информацию о внутриполитической ситуации в июне и июле 1956 г. — такая информация хорошо отражена в «записях бесед». Однако при оперативном обсуждении с Москвой происходящих событий советское посольство в КНДР обычно использовало шифртелеграммы, которые остаются засекреченными и по сей день. Инструкции Москвы также отправлялись в Пхеньян телеграфом и в силу этого остаются недоступными для исследователей. Это означает, что мы многого не знаем о советской реакции на развертывавшиеся в Пхеньяне драматические события.
Следует отметить, что в нашем распоряжении нет полного отчета о решающем противостоянии, которое развернулось на пленуме ЦК утром 30 августа 1956 г., хотя нет сомнений в том, что эти события с максимальной полнотой описаны в тех шифртелеграммах, которые отправлялись в МИД в конце августа и начале сентября 1956 г. Не имея возможности работать с этими документами, мы реконструировали ход событий по менее надежным источникам (которые, кстати, тоже впервые вводятся в научный оборот). Другой пример — это материалы о состоявшемся в сентябре 1956 г. пленуме ЦК ТПК, на котором присутствовала советская делегация во главе с Анастасом Микояном. Нет сомнений, что где-то в Москве хранится детальный отчет об этой важной поездке. Однако поскольку группа А. И. Микояна официально называлась «партийной» (а не «правительственной») делегацией, то этот документ оказался в партийных архивах, которые были закрыты даже в начале 1990-х гг. В результате доступные нам материалы о самих пленумах существенно уступают по полноте имеющейся у нас информации о событиях, которые предшествовали пленумам и последовали за ними. В то же самое время мы располагаем достаточно подробными сведениями о репрессивных кампаниях, которые были развёрнуты после провала «августовской оппозиции». При этом особое внимание в документах уделяется положению советских корейцев в 1956–1960 гг., в то время как судьбы остальных фракций часто остаются вне поля зрения доступных нам источников. Можно приводить и другие примеры, но главной проблемой остается неравномерность освещения событий, связанная в первую очередь с самим характером доступных нам источников.
Автор продолжает свою работу и надеется, что рано или поздно сможет получить доступ к большему числу материалов и, возможно, опубликует существенно дополненную версию данной книги. Однако вполне возможно и то, что появления новых источников нам придется ждать многие годы, если не десятилетия (события последних лет сделали меня в этом отношении скептиком). Тем не менее даже доступная сегодня информация позволяет по-новому взглянуть на один из наиболее важных поворотных моментов в политической и социальной истории КНДР. Автор решил опубликовать эту работу в надежде, что скоро она будет дополнена новыми публикациями и исследованиями по данной теме. В то же время надо принимать во внимание то обстоятельство, что выводы, сделанные на основе имеющихся источников, неизбежно носят предварительный характер, что очень часто в этой книге мы вынуждены задавать вопросы, на которые пока нет четкого ответа.
Другим неизбежным недостатком данной работы, который ее автор полностью осознает, является присущий ей «советский угол зрения». Внутренние события северокорейской истории часто рассматриваются здесь со специфически советских позиций. Такой подход представляется неизбежным как из-за характера использованных источников, так и из-за личного опыта автора. Остается надеяться, что коллеги из других стран продолжат эту работу и ее итогом станет более гармоничная и сбалансированная картина северокорейской истории.
В то время как многие факты, касающиеся кризиса 1956 г., до недавнего времени оставались неизвестными, общая канва этих событий рассматривается в нескольких общих исследованиях по истории КНДР. Среди таких работ следует упомянуть классический двухтомник Роберта Скалапино и Ли Чон-сика (R. Scalapino and Lee Chong-sik. «Communism in Korea»), написанную Co Дэ-суком политическую биографию Ким Ир Сена (Suh Dae-suk. «Kim II Sung: The North Korean Leader»), и другие общие труды по истории Северной Кореи[2]. В числе современных южнокорейских исследований необходимо отметить опубликованную в 1995 г. работу Ким Хак-чжуна «Пятьдесят лет истории Северной Кореи» («Пукхан 50нён са», 1995 г.) и книгу Чхве Сона «Политическая история Северной Кореи (Пукхан чонъчхи са», 1997 г.). Две последние книги основаны на недавних исследованиях южнокорейских, японских и западных авторов и опираются на новые данные по ранней истории Северной Кореи.
Наконец, нельзя не упомянуть и того, что в последние годы ряд западных и южнокорейских исследователей опубликовал важные работы по истории рассматриваемого нами периода. В большинстве случаев эти работы также опираются на новые источники, которые стали доступны в последнее время. В качестве примера такого исследования надо упомянуть, например, объемные и крайне интересные монографии Балоша Шалонтая и Со Тон-мана (обе книги основаны на их диссертациях). Работа Балоша Шалонтая основывается на изучении рассекреченных материалов венгерского посольства в Пхеньяне, а Со Тон-ман использует в основном корейские документы и официальные северокорейские публикации.
