Арне Фальк-Рённе - Где ты, рай
Где-то здесь на этом берегу или совсем рядом Мэри Брайент и ее товарищи устраивали лагерь. Рассказ Девенпорта о беглецах из Ботани-Бея почему-то произвел на меня неизгладимое впечатление. Может быть, этому способствовала и вся окружающая обстановка. Впервые осенью того же 1981 года я смог проверить исторические факты. Занимаясь в библиотеке имени Митчелла [11] в Сиднее в связи с работой над книгой "Король острова", посвященной пребыванию датчанина Йоргена Юргенсена на каторге на Тасмании, я имел возможность просмотреть большую выборку иллюстративного материала, посвященного тому историческому периоду, когда Австралия была английской колонией, в которую ссылали каторжников. Библиотекарь выкладывал пакеты разных бумаг на стол, и, когда я открыл один из них, там оказался засушенный лист сарсапарильи. "Это недоразумение, - извинился библиотекарь, - это относится к совсем другому побегу с каторги".
Так я снова напал на след беглецов из Ботани-Бея и с тех пор стал заниматься этим делом, как детективной историей. Я хотел больше узнать о Мэри Брайент и ее товарищах прежде, чем все это обратится в пыль и забудется. Работа захватила меня. Лист "дикого сладкого чая" снова навел меня на след каторжников, бежавших на баркасе из Ботани-Бея.
Дружелюбный библиотекарь сообщил мне, что лист сарсапарильи был прислан в библиотеку имени Митчелла профессором Ф.А. Поттлом, который, разбирая архив покойного шотландского литератора Джеймса Босвела, обнаружил этот лист в одной из книг. Рядом лежала записка, которая подтверждала, что этот замечательный шотландец спас Мэри Брайент от виселицы и в знак благодарности она подарила ему эту единственную реликвию, сохранившуюся от страшного путешествия по неведомым морям. Поттл считал, что лист "чая" должен храниться на родине, в Сиднее, а не в Оксфорде, и таким образом он нашел пристанище среди старинных документов эпохи каторжной колонии в Австралии.
Как уже упоминалось выше, у меня появилось стремление к поискам: я хотел знать все, что известно о Мэри Брайент и ее товарищах по побегу. С этой целью я снова прилетел в Австралию и в библиотеке имени Митчелла погрузился в чтение старых судебных протоколов эпохи "первой флотилии" [12]. Позднее в британских архивах я получил копию списка узников тюрьмы Ньюгейт. Таким же путем мне удалось обнаружить копию дневника, который вел один из беглецов, ирландец Джеймс Мартин, во время побега. Первоначальный текст дневника был утерян, однако, когда Мартин в качестве узника был водворен в Ньюгейт, он подготовил там рукопись под названием "Меморандум важнейших событий во время побега". С этим меморандумом, а также двумя газетными статьями (1792 года) я смог ознакомиться и на этой основе написал заключительные разделы книги, после того как посетил местности, где разворачивались основные события. Повествование о Мэри Брайент и ее побеге, разумеется, не могло быть создано без великодушной поддержки, оказанной мне сотрудниками архивов Нового Южного Уэльса и библиотеки имени Митчелла. Пользуясь случаем, я благодарю их за неизменную предупредительность и большую помощь.
Глава 1
Плимут, Англия, 1786 год. - Жестокость, повседневная жизнь и классовые различия в английском обществе. - Ужасные условия на судах английского флота. - Мэри Брод арестуют за воровство. - Кольцо виселиц вокруг Лондона. - 223 нарушения закона караются смертной казнью. - 300 ударов кнутом за кражу овцы. - Мэри приговаривают к смертной казни, которую милостиво заменяют семью годами каторжных работ. - "Белых невольников" отправляют в Северную Америку. - В связи с войной за независимость в Северной Америке местом ссылки выбирается Новая Голландия.
1
Находясь в некотором смятении духа после двух рюмок молочного грога, почтенная Агнес Лейкмен решила отправиться из порта Плимут через неприглядные переулки портовых кварталов в дом на окраине города, где она жила вместе с братом. Мачты судов покачивались на воде, словно живой лес, а тот, кто выпил теплое молоко с джином, естественно, мог испытывать некоторую неустойчивость и на суше. Кварталы, прилегающие к порту, отнюдь не пользовались лучшей репутацией, и в этот почти весенний январский день тысячи людей толпились на узких, плохо вымощенных улицах, загрязненных различными отбросами. Брат мисс Агнес, добродетельный и деловой мистер Эдмонд, работает в одной из контор судового снабжения, которая обеспечивает капитанов торгового флота всеми видами товаров, необходимых на Золотом Берегу [13], где погружают на суда невольников для отправки в Вест-Индию. А из Вест-Индии корабли возвращаются в Плимут с сахаром и ромом, иногда с шелком и другими красивыми тканями, это и есть так называемая "трехсторонняя торговля".
На этот раз мистер Эдмонд дешево выторговал у одного из матросов красивую шелковую косынку и подарил своей сестре. Она восхищена подарком, хотя в обычном состоянии, наверное, никогда бы не решилась надеть ее на себя среди всей этой грязи. Видимо, под бодрящим влиянием молочного грога она завязывает косынку узлом на шее и прижимает к себе сверток с двумя серебряными подсвечниками, предназначенными для капитана судна. Эдмонд должен передать их ему, когда тот снова отправится в плавание.
Плимут и Портсмут - два крупных порта английского флота и очаг смуты, которая в самом конце XVIII века переросла в массовое восстание во флоте Великобритании. Как все города этой страны, они носят отпечаток жестокости, которая была присуща всему английскому обществу и фактически привела к состоянию гражданской войны, когда социальные низы ополчились против имущих, образованных, титулованных. Люди, не имевшие образования, бедные и отверженные обществом, были обречены жить на улицах, на задворках, в жалких кабаках, где можно вволю набраться джина за шесть пенсов и затем улечься спать на полу где-нибудь в вонючем подсобном помещении. И жестокость проникла всюду. В длинных извилистых темных переулках часто поливали скипидаром пойманных крыс (а их было множество) и поджигали на потеху народу. В 1792 году, когда Дэвид Тайри был осужден за измену, его казнили публично, сняли с виселицы еще живым, растянули и разорвали на четыре части. Горожан Портсмута и приезжих согнали к месту казни, чтобы они насладились этим зрелищем. Толпа прорвала ограждение, люди хватали оторванные части тела и расчленяли их на еще меньшие куски. Кабатчик из Госпорта раздобыл голову казненного и выставил ее, чтобы увеличить доходы своего заведения.
Вероятно, флот, офицеры и матросы несут значительную ответственность за атмосферу грубости и жестокости, которая прочно утвердилась на военных кораблях его величества, а также на торговых судах. Рядового матроса можно бить кнутом за малейший проступок, практикуются бесчеловечные телесные наказания, людей заковывают в кандалы и бросают в трюм судна. Матросы жалуются и на питание, непостижимо плохое по современным меркам: в пище кишат черви, а вода отдает тухлятиной. Однако главные предметы недовольства касаются жалованья и увольнения на берег. Матросам и даже офицерам платили по тарифам, утвержденным еще во времена Кромвеля. Таким образом, лейтенант Вильям Блай с корабля "Баунти" зарабатывал всего около трех шиллингов [14] в день. Офицеры, как старшие, так и младшие, могли получить увольнение на берег, когда хотели, но рядовых матросов капитаны не решались отпускать на берег, опасаясь дезертирства. Сопоставление числа рекрутов, набранных во флот, и потерь в военный период с 1774 по 1780 год показывает, что всего было взято 175.990 рекрутов, во время прохождения службы убито 1243 человека, 18541 "выбыл по болезни" и 42069 дезертировали.
Из-за тысяч беглых моряков, укрывавшихся в Портсмуте и Плимуте, эти портовые города становились небезопасными "для порядочных людей". Многих дезертиров снова насильственно завербовывали, а некоторые из них обзаводились подложными увольнительными документами, которые изготовлялись ловкими людьми, умевшими писать, и продавались в розницу в трактирах. Бумаги не всегда подвергались тщательному изучению. Като Мартин, матрос с судна "Долли", плававшего в Ост-Индию, показывает вербовщикам увольнительную, в которой приведены его приметы - рыжеволосый и голубоглазый. На самом деле он негр, черный как смоль. Увольнительную он приобрел на стороне и поскольку сам не умел ни читать ни писать, то не знал, что там написано.
Таков Плимут, по которому в этот январский день 1786 года идет Агнес Лейкмен. Как, однако, здесь воняет! И отчего люди так орут! Веснушчатые рыжие женщины с наполненными рыбой корзинами на головах и маленькими трубками, крепко зажатыми между гнилыми зубами, оставляют шлейф скользкой рыбьей чешуи на неровных камнях улиц. В сточных канавах, которые, словно реки, текут вдоль мостовых, среди непролазной грязи проплывают корки апельсинов, дохлые крысы и тухлые рыбьи головы. Двое оборванных ребятишек присели на корточках над канавой и, не стесняясь, справляют нужду.
