Михаил Гаспаров - Занимательная Греция. Капитолийская волчица (сборник)
«Илиада» и «Одиссея» – очень длинные поэмы, по триста с лишним страниц. Переход от сочинения небольших былин к сочинению длинных связных эпопей – дело сложное. Тут было два пути. Один более легкий: можно было нанизать эпизоды подряд, слаживая конец одного с началом другого, от самого похищения Елены и до возвращения всех героев. Другой более трудный: можно было взять какой-нибудь один эпизод и, расширяя его подробностями, вместить в него все, что было поэтически интересного во всей Троянской войне.
Гомер пошел по трудному пути. Он выбрал для каждой поэмы только по одному эпизоду из десятилетней войны и десятилетних странствий. Для «Илиады» это гнев Ахилла на Агамемнона и его жестокие последствия: гибель Патроклаи месть Ахилла Гектору. Для «Одиссеи» это последние два перехода в плаванье героя: от острова Калипсо до острова феаков и от острова феаков до родной Итаки, а там – встреча с сыном, расправа с женихами Пенелопы и примирение. Все предшествующие эпизоды скитаний Одиссея вмещены в его рассказ о себе на пиру у феаков; все остальные эпизоды Троянской войны вмещены в попутные упоминания в речах действующих лиц. А за всем этим – то в ходе рассказа, то в пространном описании, то в беглом сравнении – проходит целая энциклопедия картин народной жизни – труд пахаря и кузнеца, народное собрание и суд, дом и сражение, оружие и утварь, состязания атлетов и детские игры. Нынешнему читателю они могут показаться длиннотами, отвлекающими от действия, но современники Гомера ими наслаждались.
Это не случайно. Это значит, что современники Гомера почувствовали: между ними и мифическими временами легла непереходимая грань. По эту сторону – будни, труды, гнет, бедность, засилье гордой и жестокой знати; по ту сторону – подвиги, величие, богатство, блеск, каждый доблестен, могуч и благороден, и всякую подробность хочется бережно сохранить в памяти и подолгу ею любоваться. Поэтому поэмы Гомера так длинны, и поэтому они так подробны. В них Греция, вступая на порог истории, прощается с царством сказки.
Прощание Гектора с Андромахой
Вот один из самых знаменитых эпизодов «Илиады». Идет первый большой бой, описанный в поэме. Ахилл уже поссорился с Агамемноном и уже отстранился от битв, но греки еще сильны и теснят троянцев. Тогда троянский вождь Гектор покидает поле сражения и идет в Трою: пусть троянские женщины помолятся враждебной Афине – может быть, она смилостивится и пощадит троянцев. Отдав распоряжения, он хочет увидеть свою жену Андромаху и своего младенца-сына Астианакта («Градовластителя»): вдруг он погибнет в бою и больше их не увидит? И он встречает их у самых ворот, ведущих к полю боя. В общем ходе событий «Илиады» это пауза, передышка, обо всем этом можно было бы и совсем не рассказывать, но Гомер вмещает сюда и трагический контраст грозной военной и мирной семейной жизни, и – в словах Андромахи – эпизод из начальных лет Троянской войны, и – в предвиденье Гектора – грядущий исход войны, и долг тех, кто со щитом, и долю тех, кто за щитом.
Гектор, пройдя через город широкий, ворот достигаетСкейских – как раз через них и выход был на равнину, —Вдруг домовитая тут ему повстречалась супруга,Дочь Этиона великодушного Андромаха.Жил Этион-отец у подножья лесистого ПлакаВ Фивах нижнеплакийских и киликийцами правил;Дочь же его за меднодоспешного Гектора вышла.Там она встретилась с мужем; за нею почтенная няня,Нежно прижавши к груди младенца, несла малютку,Сына Гектора милого, – был, как звезда, он прекрасен,Гектор Скамандрием звал его, прочие ж в городе людиАстианактом за то, что оплотом для Трои был Гектор.Как поглядел на ребенка, невольно отец улыбнулся.Рядом жена Андромаха стояла и плакала горько.За руку мужа взяла она и так говорила:– Ты, удивительный, сам себя губишь своею отвагой.Видно, не жалко ни сына тебе, ни меня, горемычной,Что вдовою скоро останусь: ведь скоро ахейцы,Ринувшись все на тебя, умертвят, – а мне так отраднейБыло бы в землю сойти, чем мужа лишиться. КакоеВ жизни мне будет тепло, когда тебя гибель постигнет?Скорби одни! Ведь нет у меня ни отца, ни родимой:Ах, убил отца моего Ахилл боговидный,Да и город родной киликийцев сровнял он с землею —Фивы высоковоротные. Но Этионово тело,Даже убитого, не обнажил, сохраняя почтенье.Сжег его он по чину с доспехами бранными вместеИ могильник насыпал. Вокруг же вязы взрастилиГорные нимфы, Зевеса эгидоносного девы.Гектор, ты мне отец, и мать для меня ты, Гектор,Ты один мне брат, и ты мне супруг цветущий,Сжалься теперь надо мной, останься с нами на башне,Войско ж поставь у дикой смоковницы: там всего меньшеГород наш защищен и доступней для приступа стены.Ей отвечает сверкающий шлемом Гектор великий:– Все, что ты здесь говоришь, и меня беспокоит, но стыдноМне пред троянцами и троянками в длинных одеждах,Если буду как трус дрянной, уклоняться от битвы.Сам я знаю отлично, поверь и сердцем и духом:Будет некогда день – и священная Троя погибнет,С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама!Но не о гибели стольких троянцев теперь сокрушаюсь,Не о братьях отважных моих, которые скороВ прах полягут, убиты рукою врагов разъяренных, —Лишь о тебе я горюю! Ахеец в панцире медномВсю в слезах тебя уведет далеко в неволю:В Аргосе будешь ты ткать полотно чужеземной хозяйке,Воду будешь носить с Мисеидских ключей и Гиперских,Сердце скрепя, подчиняясь невольно безрадостной доле.Кто-нибудь, видя, как слезы ты проливаешь, промолвит:«Гектора это жена, был в сраженьях воителем первымОн среди войска троянцев, когда Илион разрушали».Скажет так кто-нибудь, и сильней защемит на сердце:Нет человека, который тебя от неволи б избавил.Пусть же я умру и сыпучим песком закроюсьРаньше, чем плен твой увижу и жалобный плач твой услышу! —Так говоря, наклонился к ребенку блистательный Гектор,Но младенец на грудь своей няни в одежде прекраснойС криком отпрянул назад, испугавшись отцовского вида:Меди он забоялся, султана из конской гривы,Видя, как она свесилась с самой верхушки каски.Милый отец и добрая мать рассмеялись на это.Гектор блистательный шлем с головы своей быстро снимает,Ставит на землю проворно сияньем блестящую каску,Сам же сына целует и, на руки взявши, высокоВверх поднимает, Зевсу молясь и прочим бессмертным:– Зевс и вечные боги! взгляните на сына-младенца!Вырастет пусть он, как я, выдающимся между троянцев.Силы пошлите ему, добродетель, – да царствует мощно,Чтобы могли сказать про него: «Отца превзошел он!» —Глядя, как с битвы идет, возвращаясь с кровавой добычей,Снятой с убитых врагов, материнское радуя сердце.Сына с рук на руки передает он милой супруге.Крепче она прижала дитя к груди благовоннойИ улыбнулась сквозь слезы. Взглянул супруг, умилился,Ласково обнял ее и так говорит напоследок:– Бедная ты! Не кручинь обо мне свою душу сверх меры.Если судьба мне живым быть, никто на тот свет не отправит,А судьбы своей ни один не избегнет из смертных,Ни дурной, ни хороший, с первой минуты рожденья.Ты же домой отправляйся, займись своими делами,Сядь за станок иль за прялку да наблюдай, чтоб без делаДевушки не болтались. Война– занятье мужское:Мне из мужчин илионских оно особенно близко.Так сказав, поднимает свой шлем блистательный ГекторС конской гривой. Супруга ж домой пошла восвояси,Но, не раз обернувшись, глазами его провожала…
Спарта, славная мужами
Из трех государств, основанных дорянами в Пелопоннесе, самым сильным оказалось одно – лаконская Спарта. Его сила была в его организации. Это было государство, устроенное, как военный лагерь.
В Спарте было три сословия – три класса: спартанцы, периэки, илоты. Спартанцы были потомками завоевателей-дорян, периэки и илоты – завоеванных ахейцев. Спартанцы правили и воевали, периэки ковали оружие и платили подать, илоты пахали и собирали жатву. Спартанцев было девять тысяч семейств: вся земля Лаконии была разделена для них на девять тысяч равных наделов – ведь на войне все равны. Илотов, государственных рабов, никто не считал, но их было вдесятеро больше. Спартанцев они ненавидели смертной ненавистью. Если бы спартанцы хоть на день забыли, что они на войне, Спарта была бы стерта с лица земли. Спартанцы этого не забывали. Они ели и спали с копьем в руке. Все статуи богов в Спарте были с копьями в руке – даже статуя Афродиты.
На войне люди живут только войною. Спартанцам было запрещено заниматься чем бы то ни было, кроме военного дела. Труд – дело периэков и илотов. Однажды Спарта созывала союзников для похода. Союзники роптали, что Спарта берет с них больше воинов, чем дает сама. «Это не так», – сказал спартанский царь. Он посадил спартанское войско справа от себя, союзные – слева, потом приказал: «Медники, встаньте!» Среди союзников некоторые встали, среди спартанцев – никто. «Горшечники, встаньте! Плотники, встаньте!» Под конец союзники стояли почти все, спартанцы сидели, как сидели. «Вот видите, – сказал царь, – настоящих воинов выставляем мы одни».
