Ольга Грейгъ - Сталин - тайные страницы из жизни вождя народов
В Польше имеется своя «сталинская достопримечательность» — Дворец культуры и науки, высотой 230 м. И поскольку аббревиатура здания пишется как pkin («дворец» по-польски — «палац»), то немудрено, что поляки прозвали сооружение соответствующе; в народе ходит такая поговорка: «Увидел Пекин — значит, дома!», имея в виду, что гигантское здание видно уже на подъезде к Варшаве. Из-за того, что здание увенчано шпилем, эту деталь прозвали «шприцем Сталина». Проект «Пекина» создавался под руководством Льва Руднева, автора одной из московских высоток— главного здания МГУ на Воробьевых горах. Этот еврейский юноша из-под Новгорода Лева Руднев получил прекрасное образование еще в годы существования Российской империи: окончил Санкт-Петербургскую академию художеств в 1915 г., где учился у знаменитого Л. Бенуа. К слову: по его проектам построены Дом правительства в Азербайджане, Военная академия имени Фрунзе в Москве и проч. Л. Руднев — лауреат Сталинской премии, стыдливо названной в советских энциклопедиях Государственной премией СССР.
Тридцатиэтажный дворец, отстроенный в послевоенной польской столице и носивший имя Сталина, был «символом вечной и нерушимой дружбы советского и польского народов». С приходом новой власти дружба «вечная и нерушимая» закончилось устранением с мраморной доски в главном холле надписи, что дворец является «даром народов СССР польскому народу». Но, несмотря на переориентацию политики государства на Запад, а главного здания на многофункциональность и многопартийность, все прекрасно осознают, что грандиозное сооружение на века останется последним подарком Генералиссимуса Сталина полякам, побывавшим под пятой его тоталитарной власти. И вот ведь нюанс: еще недавно, почувствовавшие вкус свободы и демократии поляки решали: разобрать или взорвать здание ненавистного им дворца, и вот уже ныне признали Дворец культуры и науки архитектурным символом польской столицы. Установив показательное дополнение — самые гигантские в мире башенные часы с циферблатами на все стороны света.
Мы, современные люди, прекрасно понимаем, откуда растет фундамент такого величия, и не упрекаем ни заказчиков, ни архитекторов, ни строителей во всевозможных комплексах. А лишь наслаждаемся ролью туристов, когда обходим эти великолепные своей грандиозностью шедевры, устремленные в века. Да и потом, все мы видим: стройки века все еще продолжаются то тут, то там…
Из всемирной истории известно, что монархи ставили памятники не только себе, но и своим предшественникам с той же целью возвышения себя. Демонстрируя тем самым свою мощь и богатство.
Товарищ Сталин, волей сложившихся обстоятельств оказавшийся на вершине коммунистического ареопага, по воле Агитпропа и советских докторов исторических наук предстал в роли главного идеолога расширения Советского Союза за счет поглощения других народов. Тогда как истинные первопроходцы большевистской мысли об интернациональном сплочении во имя захвата всех стран, были вычеркнуты из новейшей советской истории, а их имена и лица в буквальном смысле вымараны со страниц советской прессы. Правда, интернациональные зачинатели идеи были вознесены в ранг коммунистических мессий; они удостоились своих грандиозных памятников на территории 1/6 суши.
Волей обстоятельств ни Дворец Советов, чье строительство было прервано начавшейся войной с фашистской Германией, ни тем паче Дворец народов СССР (МССР), где бы под рукоплескания собравшихся в Москве делегатов от всех народов и национальностей приняли в состав Всемирной Социалистической Республики последнюю республику мира, не были построены. Так что, можно сказать, товарищ Сталин не выполнил клятву, данную после смерти Ленина.
Впрочем, думается, товарищ Сталин был не так глуп, чтобы не понимать, что, живи он сто лет, он не дождется других желающих добровольно вступать в мировой социалистический лагерь. Так что ему никогда и не придется последнюю республику включать в состав МССР. И потому его клятва была хитрым ходом, игрой на партийную публику, туфтой, произнесенной расчетливым грузином, но укрепившей его власть за счет озвучивания постулатов талантливого преступного предшественника.
История 2
ТЕРРОР В КРЫМУ КАК «ОБРАЗЕЦ САМОГО НЕБЫВАЛОГО, ЗЛОВЕЩЕГО ДЕСПОТИЗМА»
1Говорить и писать, что сталинский террор взялся сам по себе, от зловредной натуры последнего, как и обвинять в бедах советского народа его одного — полнейшая глупость. Прежде Сталина были другие, не менее значимые и опасные преступники, терроризировавшие несчастное население планеты. И не будь всех этих извергов рода человеческого, обуянных садизмом и комплексом власти, уверовавших в свою вседозволенность, не было бы никогда ни Сталина, ни Гитлера, ни даже нынешних миротворческих овечек — американских фюреров, взрывающих и разрывающих страны и диктующих свою волю во имя установления «демократии» для поглощения чужих природных богатств. Имена тех, кто были прежде Иосифа Сталина, общеизвестны, их имена все еще начертаны на партийных скрижалях, а памятники им украшают улицы и площади постсоветских городов и городишек. Как скромный пример в деле причастности советского божка Ленина к массовым казням безвинных людей, можно привести отрывок из его письма к народному комиссару юстиции Д. И. Курскому, датированному 1922 годом: «Суд не должен запрещать террор, но ему необходимо сформулировать мотивы, скрывающиеся за ним, узаконить его в качестве принципа, совершенно просто, без притворства и прикрас. Необходимо дать этому как можно более широкую формулировку».
Но давайте от общих рассуждений перейдем к частностям. Ведь ничто так не располагает к восприятию правды, как художественный рассказ. Пусть даже и переданный автором с чужих слов.
Летом 1956 года я был в пионерском лагере, размещавшемся в одной из средних школ небольшого крымского города Евпатория, рядом с мореходной школой. В том детском возрасте некоторые события запоминаются особенно четко, тогда как большинство их все-таки сглаживаются со временем. Мне. же из того быстротечного периода ярко запомнились три факта.
Первым было невообразимое мальчишечье удовольствие устроиться на подоконнике класса, в котором мы ютились, чтобы наблюдать за несколькими гидросамолетами, стоявшими у причала в Каркинитском заливе. Пилоты и механики с утра прогревали двигатели, и я с большим удовольствием безотрывно смотрел, как они взлетали, а потом садились на колышущуюся воду.
Другим сильным впечатлением была встреча, — по сути пропагандистская агитка для несмышленых красногалстучных дураков. К нам в школу привели матроса с броненосца «Потемкин», на котором, как мы все знали из уроков истории, было знаменитое восстание в 1905 году. Честно говоря, сама встреча с ним не оставила особых впечатлений, зато ее результатом явилось фото на память. На котором сидели подле человека лет семидесяти, одетого в форму матроса советского флота, два школьника, усаженные для снимка по правую и по левую руку героя. Это фото отчего-то навсегда запало мне в память. Кстати, еще в 1955 году на Черноморском флоте в Севастополе, Одессе и других городах страны отмечалось 50-летие восстания на броненосце «Потемкин» и оставшуюся небольшую группу матросов (возвратившихся из Румынии, где в 1905-м был разоружен броненосец) наградили орденами Красного знамени.
И третье впечатление из той детско-лагерной жизни. Именно оно сохранилось в памяти четче и резче других.
Если выйти из школы во внутренний двор, то в глухом замкнутом пространстве помимо школьной мастерской имелся длинный рукомойник, где мы по утрам умывались, а вечерами выполняли строгий наказ мыть ноги. В мастерской там работал очень старый, весь какой-то согбенный, крючковатый мужчина с поблекшим взглядом. Он никогда не сидел без дела и постоянно что-то мастерил. Однажды я увидел, как он открыл люк сточной ямы около рукомойника и запустил в зловонную жижу руку. Я — то ли оттого, что был большим чистюлей, то ли был слишком любопытным, что, впрочем, не мешало одно другому, — спросил: зачем вы это делаете? Оказалось, там забился проход и он его таким способом чистил. Не желая общаться с мальчишкой, он прогнал меня словами: иди к себе в отряд. Но я не смог бросить своего занятия и еще несколько раз выходил во внутренний двор посмотреть, как он хлопочет. А так как прочистка и поломка не были устранены за раз, то его работа и мои наблюдения продолжались несколько дней, за которые я ему надоел хуже горькой редьки. Каждый раз он прогонял назойливого мальчишку, пока не бросил в сердцах:
— Уйди от меня, а то тебе будет плохо, и тебя могут исключить из пионеров.
Как ни странно, но уже на следующий день меня отчитала наша пионервожатая, запретив общаться и даже просто подходить к работнику.
