П. Демезон - Записки о Бухарском ханстве
Прожив в Бухаре четыре месяца, Петр Иванович успел многое сделать. Не раз встречался и беседовал он с бухарским кушбеги, близко познакомился с шейх-уль-исламом [13], с другими ханскими сановниками. Он хорошо успел изучить бухарскую торговлю, военные силы эмирата, город, его быт, нравы его жителей. Уже в апреле 1834 г. в Оренбурге было получено от Демезона письмо, в котором сообщались те первые сведения, какие ему удалось собрать. И на основе этих «новейших» известий В. А. Перовский в мае и позже, в июле, информировал Петербург о состоянии дел в Бухарском ханстве. Два других, более полных отчета, были составлены П. И. Демезоном по его возвращении, 26 июня 1834 г., в Оренбург. Первый из них датируется июлем, а второй — октябрем того же года. Оба отчета приводятся в настоящем издании.
Это деловые документы, официальные отчеты о выполнении агентом поставленных перед ним конкретных задач. Но как же интересно и увлекательно они написаны!.. Это одновременно и «путешествия» и «мемуары». Очень точно замечено было литераторами и историками, что полтора века назад царствование было николаевское, но эпоха была пушкинская. Удивительная это была все-таки эпоха, если иногда и казенные бумаги сочинялись подобным образом.
Записки (назовем их так) П. И. Демезона охватывают самые различные стороны жизни Бухарского ханства. Каких только сведений не сообщает автор. Здесь и вопросы первостепенной важности — состояние торговли, цены, англичане, армия, у которой всего четыре старые пушки, и вместе с тем — быт, обычаи, улицы, дома, школы, медресе, мечети, бани, в которых почему-то неприятная вонючая вода, и, например, такие сведения, что глава духовенства втихомолку курит, хотя это запрещается под страхом бесчестия… Мы видим Бухару, видим живых людей!
Вообще, все описано самым подробным и тщательным образом, приведены самые точные цифры и интересные факты. Какая находка эти записки для историка!
И если мы признательны П. И. Демезону — автору замечательного и интереснейшего исторического источника (Уже на следующий год после возвращения П. И. Демезона П. С. Савельев обратил внимание на его путешествие и, оценивая в. научном плане, писал, что оно «конечно прольет много свету на современное состояние Мавераннагра» (Поездке П. И. Демезона посвятил свою статью и советский ученый Г. Н. Чабров), то оренбургское начальство было благодарно ему как чиновнику, доставившему важные и ценные сведения. В. А. Перовский особенно отметил то место в отчете П. И. Демезона, где сообщается о желании бухарского кушбеги, чтобы Россия построила две крепости обоих берегах Сырдарьи в целях обеспечения безопасности торговых караванов Об этом он сразу же сообщил в Петербург. Военный губернатор был очень доволен. В июле 1834 г. он писал К. К. Родофиникину что миссию свою П. И. Демезон «исполнил с отличным благоразумием и желательным успехом», и просил о награждении Петра Ивановича орденом и деньгами. Директор Азиатского департамента отвечал в ноябре 1834 г… что он не против награды, но вряд ли можно наградить орденом: «Мал чин, нет еще и пряжки» [14] и «нельзя почти и думать представлять его к сему ордену в противность существующих правил», «наверное от государя последует отказ». В крайнем случае, писал Родофиникин можно было бы повысить П. И. Демезона в чине и дать деньги. В. А. Перовский просит в следующем письме все-таки похлопотать перед государем и тогда «кажется можно надеяться, что необыкновенная заслуга сего чиновника не будет подведена под обыкновенные правила, для наград установленные. Уступив настояниям В. А. Перовского, Родофиникин рискнул обратиться к Николаю с просьбой о награждении по представлению оренбургского губернатора за «необыкновенную заслугу» чиновника П. И. Демезона. И император… разрешил, «в противность существующих правил». Петр Иванович получил орден Анны 3-й степени и три тысячи рублей серебром и ассигнациями. Это свидетельствовало о том, что Петербург высоко оценил сведения, привезенные П. И. Демезоном, и придавал им очень большое значение.
Расскажем коротко о дальнейшей судьбе Петра Ивановича. Отслужив В Оренбурге положенные ему, как бывшему казеннокоштному студенту, шесть лет, весной 1836 г. он приезжает в Петербург. С 18 апреля того же года он назначен профессором в учебном отделении восточных языков при Азиатском департаменте министерства иностранных дел [15] «для преподавания воспитанникам оного турецкого и персидского языков» (П. И. Демезон занял эту должность после ухода в отставку Ф. В. Шармуа, жалованье которого составляло 4 тыс. рублей ассигнациями в год). Научная работа П. И. Демезона тесно переплетается с дипломатической деятельностью. Так, около года (1840–1841) он провел в Тегеране в составе русской миссии и получил от шаха орден Льва и Солнца 2-й степени. В декабре 1841 г. он назначается на высокую дипломатическую должность «второго драгомана [16] при Азиатском департаменте». В начале 1843 г., по смерти заведующего учебным отделением восточных языков Ф. И. Аделунга, занял его место (Заведующим учебным отделением П. И. Демезон был до своей отставки в 1872 г.). Тогда же, в 1843 г. Петр Иванович принимает русское подданство. В 1846 г. признанный «знаток мусульманского Востока и большой авторитет по вопросам востоковедения», по словам Н. И. Веселовского, он стал одним из учредителей Русского археологического общества. В 1848 г. П. И. Демезон получил чин действительного статского советника (по Табели о рангах — IV класс, генеральский чин), а в 1850 г. — дипломатическую должность драгомана пятого класса при Азиатском департаменте. С 1857 г. П. И. Демезон жил в Париже, где приступил к критическому изданию текста и выполненного им французского перевода памятника восточной литературы XVII в. — сочинения хивинского хана Абу-л-Гази «Китаби-шедже-реи-тюрки» («Родословное древо тюрков»). Издание это было основано на рукописи, приобретенной В. И. Далем во время его службы в Оренбурге и переданной им в дар Азиатскому музею Академии наук. Работал П. И. Демезон над изучением и других памятников. Но завершить свой крупный труд ученый и дипломат не успел (его оканчивал П. И. Лерх).
Петр Иванович Демезон умер в Париже в 1873 г.
П. И. Демезон Записки
Его превосходительству военному губернатору Оренбурга господину генерал-лейтенанту Перовскому
30 октября 1833 г., согласно приказу Вашего превосходительства от 28-го числа того же месяца, я выехал из Оренбурга в Орск, чтобы присоединиться к каравану, отправляющемуся в Бухарию. Я покинул Орскую крепость 11 ноября и после сорокапятидневного пути благополучно достиг Бухары, где имел честь вручить Ваше письмо и подарки кушбеги. Весть о моем приезде в Бухару опередила меня. Купцы нашего каравана отправили кушбеги письмо, уведомлявшее его в весьма расплывчатых выражениях, и без сомнения с умыслом, что с их караваном прибывает выехавший из Оренбурга русский чиновник, который является подателем письма, посланного его превосходительством военным губернатором Оренбурга, но о цели же его миссии они ничего не знают. А так как бухарское правительство не принимало еще русское посольство в ответ на свое, посланное в Россию несколько лет назад, и никогда еще в Бухару не приезжал служащий русского правительства, направленный непосредственно к первому министру, все посчитали, что я послан его императорским величеством к бухарскому хану. И поэтому все были очень удивлены, когда узнали, что я привез письмо и подарки от Вашего превосходительства именно к бухарскому первому министру. Кушбеги оказался в затруднительном положении — он не знал, как объяснить своему господину, подозрительно и ревниво относящемуся к своим правам, это обстоятельство, столь противоречащее обычаям Туркестана; он опасался зависти сановников, которые не упустили бы возможности навредить ему и очернить его перед ханом, выставив его честолюбцем, считающим себя равным с ним и принимающим послов. Он встретил меня холодно и с недоверием. Это породило во мне предчувствие будущих трудностей, с какими я вскоре и столкнулся. Его вопросы, взгляды — все выдавало в нем едва сдерживаемую тревогу. Он не осмелился даже вскрыть переданное ему письмо, позже я узнал, что перед тем как открыть, он показал его хану. Таким же образом он поступил и с ящиками с подарками, какие мне было приказано доставить ему. Всевозможные слухи о цели моей миссии, вскоре распространившиеся по Бухаре, усугубили подозрения бухарского правительства и сделали мое положение еще более трудным, вынудив удвоить бдительность. Я постоянно ощущал себя объектом пристального внимания и подозрений со стороны бухарцев. Мало-помалу мне удалось рассеять подозрения, вызванные своим появлением, благодаря моему мусульманскому костюму, той старательности, с какой я молился и выполнял малейшие предписания мусульманской религии, серьезным дискуссиям с муллами, муфтиями и самим кушбеги о теологии, коране, традициях, об арабском, турецком, персидском языках. Я не узнал бы многого, если бы меня не считали мусульманином. После многих месяцев скованности я был рад, завоевав доверие кушбеги, который стал теплее относиться ко мне и согласился на несколько свиданий со мной, чего раньше я не был удостоен. Кончилось тем, что наши встречи стали довольно частыми. Его обращение стало более дружественным, его разговор — более откровенным. День ото дня отношение ко мне улучшалось. За несколько дней до отъезда я удостоился чести быть представленным хану.
