Питер Кенез - Красная атака, белое сопротивление. 1917-1918
Открытое порицание Лениным войны было политически весьма выгодным. Недовольство затянувшейся войной становилось все сильнее, и большевики были единственными выступавшими за немедленное ее прекращение. Для Ленина уже не было обратного хода. С 1914 года он пропагандировал превращение империалистической войны в гражданскую. Он считал себя сторонником мировой революции. Без колебаний он принял помощь Германии, которая способствовала его возвращению из эмиграции, а также оказала финансовую поддержку его партии.[3]
Ему казалось, что временные интересы Германской империи и вечные чаяния мирового пролетариата будут улажены новой революцией в России. Он думал, что события в России станут началом цепной реакции революций по всему миру, поэтому немецкое содействие не имело для него большого значения.
Этот аспект тактики Ленина определил взгляд его оппонентов на большевизм. Для многих россиян сотрудничество с врагом в годы войны выглядело государственной изменой. В 1917 году,[4] в первый год Гражданской войны, антибольшевистское движение было склонно смотреть на большевиков не как на утопистов и социалистов-мечтателей, а как на купленных немецких агентов. Для них война с немцами на фронте и борьба с большевиками в городах России были одним и тем же.
Энергичные действия правительства против большевиков, последовавшие за июльскими днями, моментально ослабили большевистских последователей. После провала Корниловского мятежа им удалось в первое время переманить на свою сторону решающее большинство в Московском и Петроградском Советах. С этого времени распад Временного правительства стал вопросом времени. 25 октября Ленин в конце концов достиг своей цели.
Армия и революцияАнархия распространялась, и опасность, что шатающееся Временное правительство рухнет, росла. Зародилась правая оппозиция, организованная офицерами.[5]
Те же самые люди, которые хотели уничтожить Советы и свергнуть Временное правительство в 1917 году, оказались единственными, кто был способен организовать Добровольческую армию и возглавить антибольшевистское сопротивление в Южной России во время Гражданской войны. Для них события 25 октября не были переломным моментом, они этого ожидали, и для них это стало всего лишь поводом сменить тактику в продолжающейся войне. Особые черты русского офицерского корпуса, неожиданные обстоятельства периода начала войны оставили свой отпечаток на всей Гражданской войне.
Когда офицеры оказались в окопах Первой мировой войны, русская армия существовала по военным законам 1874 года, которые составляли важнейшую часть Великих реформ правления Александра II. Реформы ввели воинскую обязанность для всех, несмотря на социальный статус.
Внедрение принципов универсальной военной службы было большим шагом на пути к созданию современного общества в России, что являлось необходимым для обороноспособности страны. Но закон о всеобщей воинской повинности сам по себе не мог сделать русскую армию такой же эффективной, как европейские. Эта реформа была частичной, так как демократические принципы законопроекта не были реализованы всецело. Мужчины из верхних слоев общества могли найти множество путей, чтобы избежать службы в армии, а если все-таки и служили, то очень недолгое время. Главной причиной слабости армии была отсталость самой России. У крестьян не было опыта обращения с современной техникой, несколько заводов не могли производить достаточно военного оборудования, а транспортная система страны не ограничивала военные перевозки.
Русская аристократия XIX века не демонстрировала такой же заинтересованности в военной карьере, как немецкая или французская; карьера в армии и жизнь в высшем обществе не была одинаковой в глазах общественности, и офицеры не пользовались авторитетом. Также они получали настолько маленькое жалованье, что Деникин называл их «интеллигентным пролетариатом». Низкий уровень жизни, небольшие привилегии и антивоенные настроения интеллигенции сделали призыв в армию таким сложным, что там никогда не было достаточно офицеров. Согласно британскому военному атташе в России, сэру Альфреду Ноксу, в январе 1910 года существовало 5,123 свободной командной вакансии. Ситуация немного улучшилась в годы, предшествующие войне, но в июле 1914 года некомплект оценивался в 3 тысячи человек.
Вечная нехватка офицеров дала возможность мужчинам из низших классов подняться вверх и в русской армии обрести социальную стабильность. Армия также привлекала сыновей солдат, которые тоже могли дослужиться до высоких постов. Сословная разношерстность офицерского корпуса была очевидна. Наблюдатели часто удивляются тому, что главные основатели Добровольческой армии, генералы М. В. Алексеев, Л. Г. Корнилов, А. И. Деникин, происходили из бедных семей. В этом нет ничего удивительного, если подумать, что при царе также были десятки других с похожим происхождением. Факт, что лидеры Белого движения не были аристократами, мог иметь огромное значение для Гражданской войны. Корнилов и Деникин могли воззвать к крестьянам, делая упор на свое происхождение.[6]
То, что это не удалось и позволило большевикам представить их как эксплуатирующий класс, было очень весомым первым политическим промахом Белого движения.
Те офицеры, что происходили из бедных семей, вскоре перестали иметь что-либо общее с обычными невежественными крестьянами, из которых состояла армия. Как командиры, они должны были обучать солдат, но это обучение было очень поверхностным во времена царской России. Устройство армии способствовало тому, что простые люди и офицеры жили как будто в разных мирах. Офицеры и солдатская масса искусственно разделялись. Офицеры часто унижали своих подчиненных, которые в свою очередь питали ненависть к ним, что и вылилось в восстание 1917 года.
Пока армия обладала высокой подвижностью, было бы преувеличением говорить, что социальные особенности и связи были не важны для быстрого успеха. Императорскую гвардию, например, берегли для того, чтобы дать жизнь новому поколению аристократии. Служба в гвардии была более приятной, чем в армейских частях, и продвигалась гораздо быстрее. Понятно, что некоторых это возмущало. Враждебность между гвардией и армейскими офицерами была настолько сильна, что пережила даже революцию 1917 года. В антибольшевистской армии Деникина гвардейцы все так же продолжали получать привилегии, что порождало ненависть и зависть у их оппонентов.
Уровень подготовки офицеров активно повышался в первое десятилетие до войны.
Николаевская академия Генерального штаба давала высшее военное образование в России. Академия была основана, как и многие военные учреждения в России, по немецкому образцу. Только лучшие офицеры, после нескольких лет службы в полку, могли поступить в эту академию. Ежегодно из 150 выпускников только 50 лучших получали назначение в Генеральный штаб, а остальные отправлялись в свои полки. Практически все главнокомандующие русской армией во времена мировой войны и Добровольческой армией были выпускниками Академии Генерального штаба. Эти выпускники поддерживали кастовый дух и берегли важные командные посты для следующих выпускников. Безусловно, офицеры Генерального штаба были наиболее талантливыми в русской армии, тем не менее другие офицеры завидовали их быстрому продвижению по службе. Так как многие высокие посты были заняты офицерами из Генерального штаба или гвардии, армейские офицеры чувствовали себя обделенными.
Помимо военных предметов, в училищах Академии Генерального штаба изучали множество других дисциплин, в том числе историю и литературу. Строгий режим того времени прилагал огромные усилия, чтобы предотвратить распространение антиправительственных идей в военных организациях, иногда это доходило до абсурда. Например, в юнкерских училищах современная русская литература не преподавалась, так как ее идеи считались идеологически опасными.
Несмотря на тот факт, что в военных учебных заведениях училась молодежь из тех же социальных слоев, что и в других образовательных учреждениях, и изучали они примерно те же предметы, атмосфера в них была иной. В то время термин «интеллигенция» не был синонимом радикализма, но тем не менее интерес среди студентов к социальным и политическим проблемам был очень высок, и революционная и антимонархистская агитация играла в студенческой жизни важную роль. Конечно, для этой агитации не было места в военной среде.
Было бы неправильно утверждать, что офицерам прививался дух легитимизма или правой идеологии: они были политически пассивны. Деникин, проницательный и сочувствующий наблюдатель, писал:
«Эти молодые люди [офицеры] пытались преодолеть все мировые проблемы, но делали это очень простым способом. С незапамятных времен они усвоили базовые вещи… Система ценностей для офицеров была предопределена как непоколебимый факт, не вызывающий ни сомнений, ни разногласий. „За веру, царя и отечество“. Часто это превращалось в анекдоты, часто правдивые, но не ставящие под угрозу саму идею. Отечество воспринималось с пылкостью и страстностью, как единый организм, включающий в себя страну и людей, без анализа, знания его жизни, без копания в темных глубинах его интересов… Молодых офицеров едва ли интересовали социальные вопросы, которые они считали чем-то странным и скучным. В жизни они их просто не замечали; в книгах страницы, касающиеся социальных прав, с раздражением переворачивались, воспринимались как нечто, мешающее развитию сюжета… Хотя, в общем, и читали они не много».
