Гаскойн Бэмбер - Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана
Во владениях Тимуридов находилось несколько обнесенных стеною городов определенной силы и значимости; в каждом таком городе строили красивые дома с черепичными крышами и в каждом существовала процветающая купеческая прослойка. Тремя самыми крупными были Самарканд, Бухара и Герат. Тот, кто властвовал в Самарканде, Бухаре и Герате, мог установить для себя определенный образ жизни, поддерживая сельское хозяйство и ремесла. Добившись хотя бы относительной стабильности, такие правители начинали проявлять свойственную Тимуридам любовь к живописи и поэзии, архитектуре и садам. Что касается двух последних, то сады имелись везде, где жил царевич, будь то беседка или шатер. Архитектура скорее была данью покровительства религии и ученым. Тимур возводил в Самарканде гробницы, мечети и великолепные учебные заведения — медресе, но только не дворцы. В обнесенной стеной цитадели в центре города стоял дом для него, но, находясь в своей столице в промежутках между походами, Тимур, как и его придворные, предпочитал жить в одном из прекрасных садов. То же было и в Герате, который после смерти повелителя стал подлинным центром культуры Тимуридов. Царевичи-Тимуриды, по сути, оставались всего лишь наиболее цивилизованными кочевниками. Быть дома значило для них разбить лагерь в любимой и приятной обстановке.
При таких обычаях было на удивление легко отправляться в путь. Богатство царевича состояло из тех предметов, какие ему хотелось бы взять с собой в дорогу, — искусно изготовленных богатых шатров, теплых и красиво изузоренных ковров для пола, подголовников, обтянутых шелком и обшитых шнуром, золотых и серебряных блюд и кубков, а к тому еще прекрасных лошадей, сильных вьючных животных, надежных доспехов, мечей и луков. Такие предметы роскоши, как рукописи, драгоценности, небольшие objets d`art{6} и рисунки (почти всегда выполненные для включения в книги), были, по сути дела, тоже легко перевозимы. Воинскую силу представляли главным образом наемники, в большинстве своем вожди малых племен с отрядами сородичей; их привлекали под знамена царевича как его знатность, так и надежда на вознаграждение и военную добычу. У каждого были собственные лошади и оружие, а верность их зависела от результатов, и они обладали примечательной склонностью менять хозяина, если это сулило более значительную выгоду. Если царевичу случалось обосноваться в процветающей местности, то свои насущные потребности и потребности своих людей в продовольствии и теплой меховой одежде он удовлетворял путем обложения соответствующей повинностью местных земледельцев. Очень часто продовольственные ресурсы пополнялись путем набегов на соседние владения и угона овец и коз, которых забивали по мере необходимости. То был мир, в котором колесо Фортуны совершало на удивление резкие и быстрые обороты. Бывали времена, когда Бабур овладевал великим Самаркандом и жил в нем, а бывало и так, что он месяцами бродяжничал, не имея приюта, с горсткой приверженцев. Иначе говоря, внезапные перемены происходили необъяснимо, а случалось, что и необратимо. Но в рамках кочевого бытия обе крайности были всего лишь лучшим и худшим образцом такой жизни.
Из всех городов и крепостей во владениях этой семьи Самарканд, столица самого Тимура, всегда оставался в глазах его потомков самой блистательной наградой. Бабур в своей Фергане был соседом Самарканда, и в десятые и двадцатые годы его жизни им владело страстное желание овладеть этим городом. В начале его правления Бабуру представилась первая блестящая возможность сделать такую попытку. В течение полугода умерли один за другим два правителя Самарканда, разразилась гражданская война, и в 1496 году Бабур двинулся на запад с целью осадить знаменитый город. Ему было всего тринадцать лет. Под стенами города он обнаружил двоих своих двоюродных братьев, преследующих те же цели. Правда, как выяснилось, один из них всего лишь хотел умыкнуть живущую в Самарканде девушку, которую любил. Они объединили силы, но в Самарканд пришла зима, и они были вынуждены ретироваться. Только влюбленный достиг своей цели. Но на следующую весну Бабур вернулся и после семимесячной осады, в ноябре 1497 года и в возрасте четырнадцати лет, с триумфом вошел в город, так богато украшенный его знаменитым предком.
Он немедленно занялся осмотром и измерил шагами длину крепостных валов своего нового владения. Длина их оказалась равной десяти тысячам ярдов. Бабур посетил гробницу Тимура; он также осмотрел искусно выложенные изразцами медресе, возведенные по трем сторонам открытой площади Тимуром и его внуком Улугбеком, и знаменитую обсерваторию, в которой Улугбек сконструировал гигантский квадрант и при помощи этого квадранта составил самый полный каталог известных в то время звезд. Все эти здания дожили до наших дней и находятся на разных стадиях разрушения или реставрации, однако главным предметом интереса Бабура, как можно угадать, были чудесные сады, окружающие обнесенный стеной город. Он упоминает не менее девяти садов, некоторые из них — с красивейшими павильонами в центральной части. Одно из таких зданий было украшено фресками, изображающими победы Тимура, другое — фарфоровыми панно, вывезенными из Китая. Если прибавить к этим сокровищам культуры богатые шумные базары и «правоверных и законопослушных» горожан, то не приходится удивляться тому, насколько этот город оправдал ожидания Бабура. «Немногие города в обитаемом мире, — писал он впоследствии, — так приятны, как Самарканд».
Но радовался он своей власти всего три восхитительных месяца. Типичная цепочка событий лишила его Самарканда почти столь же быстро, сколь быстро он его завоевал. Сторонники Бабура, разочарованные малым вознаграждением в городе, который сильно обнищал в результате гражданской войны и осады, вскоре покинули его, включая, к величайшему удивлению и огорчению молодого правителя, и тех, кому он больше всего доверял. В то же время знать Ферганы, прослышав, что Бабур утвердился в Самарканде, решила ублажить другого царевича и вручить власть над большей частью провинции младшему сводному брату Бабура двенадцатилетнему Джахангиру. В феврале 1498 года Бабур выступил в поход с целью спасти положение, но стоило ему уйти, как он потерял Самарканд, а в Фергану прибыл слишком поздно, чтобы удержать ее. Остаток зимы он провел в маленькой крепости Худжанд — единственном месте, где он чувствовал себя в безопасности. «Это очень тяжело подействовало на меня, — писал он позже, далеко от родных мест, в своей новой империи в Индии, вспоминая о четырнадцатилетнем мальчике, чья удача едва не отвернулась от него окончательно в Трансоксиане. — Я не мог удержаться от горьких слез». Замечательная автобиография Бабура, основанная на записях, которые он делал всю жизнь, хотя целиком книга написана большей частью в последние годы в Индии, дает живое описание того, что сам он называет «временем без престола», когда он скитался с кучкой авантюристов в поисках пропитания, средств и царства. Редко выпадает на долю человека столь утонченного ума описывать существование дикое, невероятным образом сочетающее в себе романтику и грязь жизни. Бабур рассказывает, как он и его приверженцы, числом от двух до трех сотен, использовали Худжанд в качестве базы для ночных набегов на соседние крепости и деревни — а в этом совершенно особом регионе каждая деревня, как говорит Бабур, имела свои военные укрепления. Покинув свой лагерь в середине дня, они могли скакать верхом примерно миль сорок в каждом из возможных направлений, с расчетом совершить нападение под покровом темноты. Потом они собирали лестницы и тихонько приставляли их к стенам, в надежде, что им удастся войти незамеченными. Чаще всего их замечали, и они вынуждены были возвращаться к себе вконец измотанными и без добычи. Но случалось и так, что им удавалось пробраться в деревню тишком, и тогда они вели бой в узких улочках, орудуя мечами и стреляя из луков, пока деревня не признавала новых хозяев, а это, как правило, происходило достаточно скоро. То было грабительское существование, и смерть не считалась чем-то необычным. Возможность встречи на обратном пути с шайкой соперников была велика, и почти всегда такая встреча кончалась кровавой резней. Головы убитых отрезали и увозили, приторочив к седлу, в качестве трофеев. Замечание Бабура точно характеризует обыденность жестокости. «Ауган-Бирди вернулся ко времени завтрака, — пишет он. — Он одолел одного афганца и отрезал у него голову, но обронил ее где-то по дороге».
Когда Бабур все-таки отвоевал земли Ферганы у своего младшего брата, для него снова стала доступной более благородная сторона жизни. Его мать и другие женщины из его семьи присоединились к Бабуру — затворничество в гареме позволяло женщинам незаметно и в относительной безопасности перемещаться между воюющими сторонами, и после каждого переворота у них вошло в обычай дожидаться, пока их царевич снова займет престол, и затем присоединяться к нему. Теперь, поскольку ему уже исполнилось шестнадцать, его первая жена прибыла, чтобы представиться ему. Как и многие другие, она приходилась Бабуру двоюродной сестрой, и о браке их отцы условились за несколько лет до того. Бабур, по его собственному утверждению, «не был нерасположен к ней» и только из-за скромности девственника посещал суженую в ее шатре всего раз в десять или пятнадцать дней. Однако позже, пишет он, «когда даже мое первое влечение не сохранилось», срок увеличился до сорока дней, и то после приезда матери, которая докучала ему требованиями посещать девушку.
