Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Если вспомнить зарю его дружбы с Фирменом, надо признаться, положа руку на сердце, что в глубине души он всегда немного завидовал этому удачнику. Их свела и когда-то сблизила любовь к книгам. Любителем книг Робер остался на всю жизнь. Оба были молоды, жизнерадостны, оба чувствовали себя счастливыми. Фирмен не имел ни гроша за душой. Родители Робера, хоть и не были богаты, имели средний достаток. Фирмен преуспевал в учении. Роберу наука давалась туго. Удача сопутствовала Фирмену во всем, все ему улыбалось. Робер охотился за богатой невестой и для этого прибегал к всевозможным ухищрениям. А Фирмена красавица Эжени полюбила на всю жизнь. "Фирмену всегда во всем везет. Вот и Эжени готова пойти за ним хоть на край света. Но я лучше знаю жизнь. Я докажу Фирмену, что ни одна женщина не устоит перед золотом!" И он начал ухаживать за Эжени. Но красавица только смеялась над ним. Между тем Робер не на шутку влюбился в невесту Фирмена. Теперь он возненавидел своего друга.
Как нарочно, Фирмен сообщил ему: "Полиция напала на наш след. Надо придумать, куда спрятать кипы отпечатанных брошюр. Только не у Эжени. Ни один волос не должен упасть с ее головы. Ты знаешь, что приспешники короля не щадят ни женщин, ни детей. Нам же с тобой угрожает Бастилия".
Бастилия! При этом слове ужас охватил Робера. Ночью он просыпался в холодном поту, не верил, что он лежит в собственной постели в собственной комнате, а не на соломенном ложе в тюремной камере. Днем при каждом шорохе ему чудилось, что за ним пришли. "Пропади все пропадом! Что мне король, госпожа Помпадур, Фирмен? Я хочу жить и выхожу из игры, пока не поздно!" В первое время да и спустя годы Робер старался успокоить свою совесть: "Фирмен сам понимал, что ему угрожает Бастилия. Если бы даже я не посодействовал этому, он все равно рано или поздно угодил бы в тюрьму".
Услуги, какие оказал Робер, ценятся дорого. Правда, Эжени осталась непреклонна и после исчезновения Фирмена не захотела его видеть. Между тем завербовавшие Робера лица требуют от него дальнейших услуг. Ведь в Париже то и дело появляются памфлеты, брошюры, стихи, направленные против двора, а порой и против самого короля. Надо узнать, кто их пишет, кто печатает. Хорошо! Робер согласен! Он не гнушается любой работой. Если нужно - пишет донос, если нужно - переодетый, смешивается с толпой, слушает, примечает. Но за это он хочет получить другое имя, дворянство, карету с гербом. Он их получает. Только Эжени по-прежнему не пускает его к себе. Он приезжает еще и еще раз... "Она помешалась", - говорят ему люди, добровольно принявшие на себя заботу о ней.
Бианкур схватился за голову. "Да, Фирмен был такой человек, что, полюбив его, Эжени уже не могла его забыть и полюбить другого". Фирмен! Эжени! Как давно все это было! Не надо вспоминать! Пуайе он или Бианкур - все равно, немало слез пролито по вине того и другого. Но эти слезы его не трогали. Сколько обличий переменил он за это время: сегодня - важный чиновник, завтра - торговец, на следующий день - актер. Сегодня у него на боку висит шпага, а вечером, глядишь, он уже носит брыжи - туго накрахмаленный воротник, натянутый на проволоку. Вот он в обличье писаря с длинными волосами, вот пехотинец со шпагой. А назавтра уже прогуливается по бульварам и на Новом мосту, опираясь на палку с золотым массивным набалдашником. И кто из парижан поверит, что это одно лицо. Парижане знают, что город кишит королевскими шпионами, но не подозревают, что их целый полк, только они все одеты по-разному и меняют свою форму чуть не ежедневно. Да, Бианкур ни от чего не отказывался, выполнял все поручения. Зато ему была дана свобода и возможность вершить крупные финансовые сделки. Он хотел денег, много денег, и он их имел. А когда надо было убрать с дороги врага, ему давали приказы в запечатанных конвертах - чистый листок бумаги, таивший в себе страшную судьбу для любого человека.
Что ж, теперь все прошло, все давно забыто! Робера уже не волновала участь Эжени, а Фирмена поглотила Бастилия, где он окончил или окончит свои дни. Но почему же тени этих забытых людей - тени прошлого вновь бродят здесь, не дают ему покоя?
Уехать скорей! Вот что ему остается. "А после меня хоть потоп!" - повторил он знаменитые слова Людовика XV.
Бианкур нажал кнопку. В дверях появился Люк.
- Попросите ко мне господина Гийома. И срочно!
В кабинет вошел секретарь. Он и не догадывался о душевном состоянии своего хозяина.
Едва ответив на приветствие Гийома, Бианкур молча указал ему на стул и многозначительно спросил:
- У вас есть новости?
Секретарь отрицательно покачал головой.
- Ну, а у меня новости есть, и плохие.
Секретарь насторожился.
- Надеюсь, это не помешает вашему отъезду?
- Я тоже надеюсь. Но все может измениться в последнюю минуту. Дело в том... - Бианкур оглянулся по сторонам. - Я полагаю, ни Люка, ни Мориса нет поблизости, и я могу говорить с вами с полной откровенностью.
Секретарь безмолвно подошел к дверям и, удостоверившись, что рядом никого нет, вернулся и почтительно сказал:
- Я весь внимание.
- Каким-то образом в Париже стало известно о нашей последней сделке... продаже партии зерна в Англию. Когда я говорю: в Париже, я имею в виду лавочников, ремесленников, этих крикунов стряпчих и всех тех, кто слоняется без работы, а следовательно, постоянно жалуется на голод... Я считаю поэтому целесообразным поторопиться с отъездом. К сожалению, сам я не успею закончить все дела, кое-что придется поручить вам...
Лицо Гийома вытянулось.
- Простите, я хочу задать вам один вопрос. Считаете ли вы, что, оставаясь в Париже, я буду в безопасности?
- Вы не можете уехать, бросив все дела. Да и куда вы могли бы уехать?
- Да хотя бы к моему батюшке, в Бретань...
- Боюсь, что это невозможно. Осталось сделать еще очень много. Этот проклятый адвокат Карно и его помощник Адора затягивают продажу моего особняка и имения в Провансе. Я не настолько им доверяю, чтобы разрешить закончить сделку без меня. Здесь нужен глаз да глаз... Я полагаю, что вы-то как раз и замените меня. Кстати, напрасно вы думаете, что в Бретани спокойно. И там бунтуют крестьяне...
Гийом молчал.
- Разумеется, ваши услуги будут оплачены в двойном, тройном размере...
- Я не сомневаюсь в вашей щедрости, господин Бианкур. Но боюсь, как бы моя жизнь не оказалась в опасности. Мое имя слишком тесно связано с вашим. Вы человек одинокий, вам трудно понять мои опасения. А у меня семья: жена, сын...
- С чего это вы взяли, что ваша жизнь в опасности?
- Сегодня никто не чувствует себя в безопасности. Ни для кого не секрет, что военная сила стала не очень-то надежной. Рассчитывать можно лишь на иностранных солдат. Вы слышали, что произошло на днях в казарме Сен-Марсель?
- Нет, не слышал.
- А вот послушайте... Несколько рот национальных гвардейцев, недовольные тем, что их заставляют идти против "французского народа", как они выражаются, самовольно ушли с постов. Несмотря на то что офицеры пытались их удержать сначала угрозами, потом добрыми словами, они отправились в кафе на улице Вожирар и продолжали там разглагольствовать. Узнав, кто эти пришельцы, завсегдатаи кафе приветствовали их и заплатили за все, что они в этом кафе изволили выпить... Вас и это не пугает?
- Все эти сказки не имеют никакого отношения к нашим с вами делам...
- Да, но солдаты говорили, что они призваны охранять короля, а не воевать с народом.
- Ну, это уж слишком! Я полагаю, что их все-таки обуздают. В беспрекословной покорности солдат заинтересовано все население. Конечно, я не говорю о бунтовщиках.
- В самом деле происходит что-то необычное. Я никак не возьму в толк... Из деревень в Париж прибывают владельцы поместий, так как там боятся бунтов. А отсюда многие бегут за границу, увозя ценности... И вы тоже спешите покинуть Париж. Да и господин Ревельон, говорят, еще не вернулся из Бельгии и ждет там, пока в Париже все утихнет.
Но Бианкур не слушал секретаря и продолжал, как бы отвечая на собственные мысли:
- Круг сужается, Гийом. В Париже законы диктуют какие-то новые люди... Во что бы то ни стало я должен срочно покинуть Париж. Понимаете? Я уже говорил вам, что должен уехать налегке. Моя библиотека, - тут Бианкур тяжело вздохнул, - единственная моя радость, теперь стала мне помехой. Кстати, этот юноша больше не появлялся?
- Какой юноша? - Гийом с трудом вернулся от своих невеселых мыслей к не менее грустной действительности.
- Да этот букинист... Он производит хорошее впечатление. Можете немного ему уступить...
И поведение, и разговор господина Бианкура становились все более непонятными Гийому. А он-то воображал, что знает своего хозяина, как никто другой. Впервые за пять лет службы он видел его рассеянным и даже растерянным.
- Перейдем к делу, - обычным своим сухим тоном сказал Бианкур. - Начнем со сделки с зерном. Она больше всего меня беспокоит.
В кабинет неслышными шагами вошел Люк. Он нес на маленьком серебряном подносе запечатанный конверт.
