Леонид Сапожников - Ищите Волка !
Меня вызывал Старогоров. Неужели "Храмов"?
- Алло, Алло... Слушаю... Кто? А-а, Надежда Николаевна! Что? Что? Когда это случилось?.. Ясно. Что? Вернулись домой и нашли записку? Да, да, конечно, прочитайте!.. Так, пожалуйста, еще разочек и помедленнее... Не волнуйтесь. Спасибо, что позвонили. До свидания.
Жена "инженера Храмова" сказала мне, что ее муж уехал из Старогорова. Очень просто. Уехал из Старогорова... А перед тем, как покинуть свой дом, оставил записку: "Надюша, я должен уехать и немедленно. Прости меня. Если что случится со мной - не проклинай! Так надо. Я всегда любил и люблю тебя и наших детей",
Надежда Николаевна сразу побежала в НИИ автоматики, на работу мужа. Секретарь директора института сказала ей, что инженер сегодня утром был у директора, а когда вышел, то протянул ей заявление об оформлении отпуска на две недели. За свой счет. С резолюцией директора.
Странно... Если человек хочет вообще исчезнуть - сбежать, скрыться, зачем оформлять отпуск на две недели за свой счет? Все-таки он меня не послушался и сбежал. Видимо, мой последний визит окончательно доконал его.
Закрыв кабинет, я пошел к Зорину. И через несколько минут вместе с Евгением Алексеевичем мы отправились к Хазарову.
22
- Почему он решился сбежать только сейчас, в понедельник? - сразу спросил Кирилл Борисович, как только мы рассказали ему о случившемся. Если бы он уехал в субботу, скажем, это можно было бы логически объяснить. В субботу приехал Бизин, напугал смертью Казакова, потребовал признания. Словом, растревожил, вывел из равновесия. И "Хромовым", конечно, мог овладеть безотчетный страх. Такой страх, бывает, гонит, куда глаза глядят. Но в этом случае он и бежать должен был сразу же, в субботу.
- Как раз это, Кирилл Борисович, объясняется просто, - возразил я. - В субботу из пионерского лагеря приехали дети, которых инженер не видел все лето...
- Допустим, - согласился Зорин. - Хорошо, увидел детей, день провел с ними, порадовался. И - в бега! Что ему помешало уехать в воскресенье?
- Жена! - ответил я. - Рядом была жена! А в понедельник жена раньше него ушла из дома. Он спокойно собрался и пошел к директору НИИ.
- У меня ощущение, что инженер решился на какой-то серьезный шаг, раздумчиво сказал Хазаров. - Тон записки - нешуточный. И эта строка: "...Если что случится со мной - не проклинай! Так надо".
- Уж не к нам ли задумал явиться? - вдруг предположил Зорин. - Потому и записка. Явка с повинной - самый лучший вариант для "Храмова" в этой ситуации.
- Вариант в общем-то реальный, - бросил Хазаров. - Но тогда - где "Храмов"? Уж давно должен был объявиться.
- Э, нет, Кирилл Борисович! - запротестовал Зорин. - Одно дело задумать. И совсем другое - пойти. Может, бродит по Волжанску и решает: явиться или нет?
- А если он вовсе и не в Волжанск поехал? - посмотрел на нас Хазаров. - А, скажем, в сибирский поселок Костерский? К слепой сестре своего фронтового друга?
- К Поповой? - оживился я.
А почему бы и нет? Далеко. Отсидеться можно.
- Да, - кивнул Хаэаров. - К ней. Он же не знает, что нам известно о ее существовании?
- Полагаю, что не знает, - ответил я. - Сам инженер мне о ней ни разу не говорил. А Надежда Николаевна сказала о Поповой мельком, случайно. Думаю, что сказала и забыла.
- Ладно, не будем гадать, - Хазаров встал. - Нам известен только один адрес, где "инженер Храмов" мог бы укрыться. Тем более, Вениамин, давно пора и тебе познакомиться с Аграфеной... - Он запнулся, запамятовав отчество Поповой.
- Меркурьевной, - подсказал я.
- Да, да, с Аграфеной Меркурьевной. Поездка должна оказаться полезной при всех случаях. А за Ириной мы здесь пока сообща присмотрим...
23
Поселок Костерский выглядел как самый настоящий маленький город.
Двух-трехэтажные дома; широкая бетонка и даже асфальтированная дорожка для велосипедистов; множество мотоциклов и легковых автомобилей, не говоря уж о грузовиках; стекло и алюминий - универмаг; стекло и алюминий - Дом культуры; четырехэтажная школа со спортивным комплексом; лесопильный завод; мебельная фабрика - эти приметы города совсем оттеснили то, что осталось от старой Варваровки: небольшие приземистые домишки с огородами и садами.
Но осталась природа. Вековая тайга, могучий Енисей...
В местной милиции мне сказали: "Сергей Николаевич Храмов из Старогорова в Костерском не появлялся. Иначе мы бы о нем узнали. Тут новый человек сразу приметен. Если приедет, немедленно вам сообщим..."
А пока я в сопровождении сотрудника, хорошо знающего Аграфену Меркурьевну, отправился к ней.
Только тот, кто лишился в детстве родителей, может понять чувства, которые владели мной, пока мы шли по аккуратненьким сельским улочкам, и я думал, что вот сейчас увижу женщину, заменившую мна некогда родную мать.
Поднявшись на крыльцо, мой спутник постучал в дверь, и мы услышали женский голос:
- Входите! Отворено!..
В просторной комнате за столом сидела пожилая, грузная женщина с накинутым на плечи шерстяным платком. Видимо, до нашего прихода она вязала. Пальцы ее держали спицы. Глаза женщины были широко раскрыты и, казалось, смотрели прямо на меня. У меня екнуло сердце.
На миг Попова подалась вперед. Незрячие великолепно слышат, природа как бы компенсирует этим их слепоту.
- Никак ты, Павлуша? - певуче, красивым грудным голосом спросила Попова.
- Я, я, - рассмеялся мой попутчик. - По шагам узнаешь, Меркурьевна. А только я не один к тебе пожаловал...
- Да уж вижу, что не один! - рассмеялась женщина.
Она так и сказала - "вижу". И это прозвучало очень странно из уст слепого человека. Но для нее "слышать" и было "видеть"!.. Каким мужеством нужно обладать, чтобы не чувствовать себя лишним среди людей зрячих... А она говорила спокойно, тоном человека, живущего полнокровно, уверенно. И я сразу проникся к ней чувством большого уважения и симпатии,
- Кого ж ты мне в гости-то привел, Павлуша? - продолжала Аграфена Меркурьевна. - Говори поскорее, сам ведь знаешь, как рада каждому, кто ко мне приходит.
- Знатный гость, Меркурьевна! - весело ответил мой спутник. - Издалека приехал. С самой Волги. И к тебе специально, чтоб навестить. Вот ведь дела какие, Меркурьевна!
- Ой! - тихонько вскрикнула Аграфена Меркурьевна. Она порывисто поднялась с места, и стул, резко отодвинутый ею, упал. - Неужто ж это вы приехали, Сергей Николаевич, родненький вы мой?
Попова приняла меня за "инженера Храмова": кто же ещё мог приехать к ней с Волги? Острая жалость захлестнула мое сердце. Я бросился к ней, взял ее руки в свои:
- Нет, Аграфена Меркурьевна, я не Храмов. Но его знакомый. Меня зовут Вениамином, а фамилия - Биэин.
Ну вот, я и произнес слова, что давно хотел сказать. Но не при таких обстоятельствах мечталось сказать их.
- А-а, - протянула Попова, сразу обмякнув. - А я-то, старая, посчитала, что Сергей Николаевич решился наконец приехать. Давно обещается...
- Ну, - вмешался мой попутчик, - пойду я.
- Может, чайку попьешь, Павлуша? - предложила Попова. - С медком. Соседи-то меня все балуют, не забывают.
- Благодарствую! - солидно отказался тот. - Спешу я.
Он ушел. А Попова вдруг захлопотала, засуетилась.
- Что же я, клуша, о чае-то заговорила, когда добрый ужин собирать надо. Гость-то ко мне какой приехал, с Волги, от самого Сергея Николаевича... Извиняйте, как вас по батюшке-то величать? Вениамин...
- Александрович, - улыбнулся я. - Но зачем же по отчеству, Аграфена Меркурьевна? Просто называйте - Веня. Я же вам в сыновья гожусь. У ваг. ведь был сын?
- Был сыночка у меня, был, - закивала она. - А вам об этом Сергей Николаевич рассказывал?
- Да, - ответил я. - Но я и без него о том знал...
Я чувствовал, что не могу найти каких-то очень важных слов, необходимых сейчас. А она молча смотрела на меня, и в ее широко раскрытых невидящих глазах будто застыли вопросы: что ты за человек? зачем приехал с Волги ко мне домой?
- Знали? - ответила она наконец. - Как же так?
- Сейчас скажу... Вот только с духом соберусь...
- А что так тяжко-то?
- Аграфена Меркурьевна, тут ведь вместо поселка когда-то деревня Варваровка была?
- Она самая, - кивнула Попова.
- И вы здесь с самого рождения своего?
- Тут родилась, - подтвердила женщина, - тут и помру. А что тебе с того, что родилась я в Варваровке, Веня?
- Очень это для меня много значит, Аграфена Меркурьевна. Вы себе и представить не можете, как много.
- Ой, не пойму я тебя никак, Веня...
- Сейчас, сейчас, - заторопился я. - Да вы только не волнуйтесь.
- Э-э, милый ты мой, ты сам-то не волнуйся, я ж по голосу-то слышу, как ты с сердцем говоришь. Угадала ли?
- Угадали, Аграфена Меркурьевна, - ответил тихо я. - Я ведь, Аграфена Меркурьевна, этого часа, может быть, всю свою жизнь ждал. Скажите, ваш муж кузнецом был?
- Кузнецом.
- И других кузнецов до войны не было в Варваровке? Скажем, в тридцать пятом году?
- Один мой и был. Хороший кузнец, уважали его люди.
