Владимир Хотиненко - Новые русские бесы
К. ЛАРИНА: Я, кстати, хотела про актеров спросить, Володь, потому что вчера вот Маковецкий был, я знаю, это тот артист, который с погружением работает. Он вчера пришел, до эфира рассказывал час про своего Нестеровского, во время эфира и после эфира. То есть он знает все, с самого детства: каким был, где служил, кто мама, кто папа. Все остальные точно также?
В. ХОТИНЕНКО: Вот тут я про Сашу Балуева не могу не сказать. Потому что, когда я ему сделал очередное предложение человека в форме и в фуражке, надо было видеть выражение лица Сашиного. Но я в этом смысле был совершенно непоколебим. Я хотел в этой роли снимать Сашу Балуева. И я ему сказал: «Саша, мы все равно придумаем что-то, что тебя выделит из этого ряда, этих военных, которых ты сыграл».
К. ЛАРИНА: И это протез, да.
В. ХОТИНЕНКО: Потом меня стали вдруг мучить вопросом: а вам не кажется, что зря Японию ввели, тут у Акунина Япония и Фандорин. Я говорю: «Ну сравните два характера, совершенно разные два персонажа». И Япония появилась по одной простой причине: нужно было придумать, где руку потерял человек. Где? До этого была война, война 1905-го. С кем она? С японцами. Попал в плен. В плену потерял. Нужна романтическая история. Она была придумана. Вот и все. И Япония – это красиво. В одной из серий это увидят, как это красиво может быть, несмотря на трагизм. Это я объясняю, и еще не раз придется, всем. Для чего, почему Япония. Не говоря уже о том, что Японией я интересуюсь со времен архитектурного института: и гравюрами, и миром. И мой дипломный проект на Высших режиссерских курсах, который я снимал, тридцатиминутная картина, – там были уже китайцы, японцы. Я про Хабарова хотел снимать. И там вот эта экзотика уже была. То есть у меня она замешана буквально с первых шагов в кинематографе. Мало того, что это исторически верно, и плюс экзотика. И, как потом оказалось, это еще и очень модная тема.
К. ЛАРИНА: Ой, я хотела еще про одного актера сказать, поскольку у него редко… Он очень много снимается, но как-то у него таких ролей мощных не было. Здесь небольшой эпизод. Это Александр Пашутин. Просто блестяще сыгранный эпизод генерала… Григорьев, по-моему, да?
В. ХОТИНЕНКО: Да. Генерал Григорьев, трагическая фигура.
К. ЛАРИНА: Которого обвинили в предательстве, и который должен был застрелиться, если бы вовремя не пришел Маковецкий. Он всего сколько минут-то, эпизод?
В. ХОТИНЕНКО: Там три сцены. Они довольно большие. Я ему предлагал…
К. ЛАРИНА: Там чувствуется офицер, характер, какая-то история мощная. Как-то хочется про этого человека еще, с ним еще встретиться где-нибудь.
В. ХОТИНЕНКО: Вы знаете, замечательно. Со времен, когда мы собирались снимать «Великий поход за освобождение Индии», мы уже с Пашутиным говорили про это. Много я обещал, и тут появилась возможность предложить поработать все-таки, поработать, познакомиться в работе, и, слава богу, он согласился. Потому что не очень часто актеры соглашаются играть такие небольшие роли. Но вот замечательный, к слову сказать, пример с Пашутиным. Как он в двух сценах сыграл такой диапазон трагедии человека.
К. ЛАРИНА: И трагедии страны, между прочим.
В. ХОТИНЕНКО: И трагедии страны. Это, говорит, другая война, просто другая война.
К. ЛАРИНА: Давайте тогда еще назовем. Для меня открытием был Марат Башаров, который уже приелся абсолютно в образе героя-любовника, а здесь он совершенно такую характерную роль играет, у него необыкновенные очки. Где ты нашел такие очки, которые продолжаются еще и на висках? Что, на заказ делали?
В. ХОТИНЕНКО. Ну, доставали, и делалось, конечно. Нет, исторически у него костюм, во-первых, абсолютно достоверен. Велосипед специально делали, на котором он ездит. Дело в том, что мы с актерами… подчеркиваю, даже не я (я что-то предварительно придумаю), но в принципе у меня ведь была каждому написана биография, каждому из основных персонажей. Беседа с ними начиналась с того, что я им давал, и они читали мою точку зрения, где были какие-то детали, даже те, которых в сценарии нет вообще. Но это была жизнь этих персонажей. Они прочитывали, мы тогда начинали придумывать персонажей. И вот Марату придумали. Они вообще вместе с Краско были два такие придуманы как амплуа, клоуны. Они вот в начале смешные, и как потом их жизнь в трагедию перерастает. А сначала они появляются как клоуны, смешные, ездят. Два человека, которых видит там Костин. Тут принцип простой. Если придумывать, то придумается.
К. ЛАРИНА: Так что ты говоришь, опять Балуев? А Балуев, думаешь, не сказал про себя точно так же, только еще круче?
В. ХОТИНЕНКО: Надо было видеть выражение его лица.
К. ЛАРИНА: На этом, кстати, и проверяются.
В. ХОТИНЕНКО: Но вопрос другой: я убежден, что им сейчас жалеть не о чем. Они доверились мне, мы с ними ответственно работали, и уж точно им сейчас жалеть не о чем.
К. ЛАРИНА: А Маша Миронова – тоже открытие этого фильма, совсем не свойственная ей роль, она до этого такой не была. Вот что мы там видели: «Свадьба», где-то там еще я ее видела в каких-то фильмах. Здесь взрослая, настоящая драматическая роль.
М. АНТОНОВ: У нас кино снимается по принципу «ввязаться в драку, а там посмотрим».
В.ХОТИНЕНКО: О! Очень хорошо, что ты вспомнил это. Вот этот фильм снят именно по принципу Наполеона: «Главное – навязать бой, а там разберемся». Вот абсолютно.
М. АНТОНОВ: Как там: «В два часа я проиграл битву, а в четыре уже выиграл». Хорошо.
К. ЛАРИНА: «Скажите, пожалуйста, какие литературные источники были использованы при создании вашего фильма», – спрашивает Юрий. Там в титрах значится фамилия писателя Юзефовича, которые пишет как раз детективы на фоне этого времени.
В.ХОТИНЕНКО: Да, исторические детективы, да. То есть он и написал все эти серии. Но вопрос другой. Далее – работа над фильмом. Для меня вообще никогда не представлялось, что просто беру и буквально снимаю сценарий. Я считаю, что так вообще невозможно, потому что сценарий нужно переводить на кинематографический язык. И поэтому, например, если говорить об источниках, всем актерам было дано задание, всем основным исполнителям прочитать три книжки в обязательном порядке: «Три сестры» Чехова, «Белую гвардию» Булгакова и «Окаянные дни» Бунина. Потому что это весь чувственный спектр нашей истории, той истории, которую мы собирались рассказывать. Плюс, естественно, массу-массу исторической литературы. Максимов, продюсер, меня завалил просто всякими книжками, привозил их, откуда только было возможно. По-моему, такой литературы, которой у нас просто не найдешь. Эти справочники бесконечные, эти по костюмам издания – то есть гора. Я ему сейчас собрал возвращать книги, набралась вот такая коробка огромная книг, которыми он меня снабжал.
К. ЛАРИНА: Ну, кстати, здесь есть вопрос от нашей слушательницы Галины: «Владимир, пожалуйста, скажите, было ли для вас что-нибудь неожиданным в документах той эпохи? Что вас поразило? Спасибо за ваш труд, кино отличное, смотрим всей семьей».
В. ХОТИНЕНКО: Ой, вы знаете, я вот в школе очень хорошо учился и считал, что я знаю нашу историю. Даже со скидками на то, что советское время, не все рассказывали, я еще кое-что все-таки читал, самиздат читал, и так далее, и тому подобное. Но я твердо могу сказать, что ради этого даже можно было браться за этот проект, что, работая над этим фильмом, я в общем во многом заново узнал и увидел нашу историю. Деталей столько, что, конечно, их не в один фильм не воткнуть, даже если бы было сто серий.
К. ЛАРИНА: А герои были на той войне?
В. ХОТИНЕНКО: Конечно, еще какие. Не все, не успели мы снять. Вот, например, замечательные там же были священники полковые, из них были же награжденные Георгиевским крестом. И мне наш консультант, Саша Киборский, принес такую сцену замечательную – как в атаку отступали наши войска, и как батюшка вскочил на коня и повел за собой полк. Потрясающе! Совершенно свежая сцена. Это было, это никакая не экзотика.
К. ЛАРИНА: Кстати, эту тему использовал Николай Досталь в фильме «Штрафбат». Если ты помнишь, там у них есть образ священника, так на него столько собак спустили за это, а это, оказывается, было. Может быть, не на этой войне, так на той, которую ты снимал.
В. ХОТИНЕНКО: Точно было. Теперь говорят – маленькая роль. На самом деле деталей столько у нас будет в дальнейшем, там вот эти одни… Ведь бардак, о котором я говорю, на фронте начался разнообразный. И например, у нас будет такая сцена, которую тоже Киборский подсказал, нашел, – как начиналось братание, одна из сцен братания. На нашей стороне заиграла гармошка, на той стороне заиграл аккордеон, потом они вышли, и «не стрелять», «нихт шлиссен», там то да се, и пошли навстречу друг другу. Играет наша гармошка – и с той стороны аккордеон. И они вот под эту музыку встретились, началось братание. У нас будет, например, такой эпизод. Совершенно свежая фактура. А у нас три сцены братания совершенно разных.
К. ЛАРИНА: Кстати, Польша, мы не вспомнили, особое место занимает здесь Польша и поляки, и лично товарищ Ольбрыхский. Неожиданно его появление в этом фильме.
