Оксана Захарова - Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи
М.С. Воронцов старался лично вникать в каждую жалобу местных жителей на своих подчиненных. Так, в приказе по корпусу от 26 января 1816 г. содержатся сведения о том, что М.С. Воронцов получил жалобы от населения на 10-й егерский полк и на артиллерийскую роту № 17. «Причем оказались виновными того полка унтер-офицеры: Сухаченко — в причиненных одному жителю и жене его побоях, Мадич — в ударе вдовы Андре, которая от того упала и разбила себе голову, и Бирюля — в допущении товарища своего до сего поступка, артиллерийской № 17 роты готландер Федор Алексеев — в порублении хозяину тесаком в двух местах руки по неудовольствию на него за подание худо приготовленной пищи и фурлейт Игнатьев — за побои, нанесенные жене и дочери хозяина, не пускавшим его в сарай взять в подводу волов»[286]. Далее в приказе говорилось, что все вышеназванные лица признаны виновными и получили наказание, а именно: унтер-офицер Мадич разжалован в рядовые, а остальные подвергнуты телесным наказаниям.
М.С. Воронцов следил, чтобы любое нарушение общественного порядка со стороны солдат и офицеров корпуса не оставалось незамеченным. Приведем выдержку из приказа от 6 мая 1817 г.: «Предан военному суду корпусного дежурства писарь Александр Добровольский, обвиняемый в сделанных в ночное время на улице беспорядках и в непослушании офицеру, приказавшему ему от оных удержаться. Предан военному суду подвижного магазейна погонщик Семен Кисель, обвиняемый в потере в бесчувственном пьянстве двух казенных лошадей»[287].
Как было сказано, конвенция, заключенная с французским правительством, предполагала выдачу нарушителей законности с обеих сторон и совершение суда согласно закону страны, к которой принадлежали нарушители. Однако в начальный период пребывания корпуса во Франции русское командование сталкивалось с большой необъективностью и несправедливостью французских судебных органов, как отмечает М.С. Воронцов в докладной записке. В качестве примера он приводит решение Авенского трибунала об освобождении из-под стражи «одного таможенного»[288], убившего русского казака, при этом М.С. Воронцов возмущен лживым заявлением, что суд над убийцей совершен должным порядком. В связи с отсутствием герцога Веллингтона М.С. Воронцов оказался в ситуации, требующей незамедлительного решения. Он объявил высшим французским властям, что «после столь постыдного поступка одного из важных гражданских мест я должен был неминуемо вопреки конвенции почитать себя на военной ноге и что всякого виновного против нас француза буду судить нашими законами и подвергать по оным наказанию, хотя бы привелось и расстрелять»[289].
Это заявление сопровождалось требованием строго наказывать провинившихся французских чиновников. По корпусу М.С. Воронцов объявляет приказ, в котором говорится, что французов, замешанных в нарушениях против лиц Русского корпуса, не передавать властям, а отсылать в корпусную квартиру.
В ответ на эту меру М.С. Воронцов получает из Парижа послание с предложением продолжать следовать конвенции, из чего он делает вывод, что французское правительство уклоняется от поставленного им вопроса. Он настаивает на своем решении и в доказательство серьезности намерений приказывает привести к себе французскую команду, заподозренную в убийстве одного из российских артиллеристов. М.С. Воронцов лично рассматривает показания задержанных, находившихся под караулом 26 часов, и, не установив доказательств вины каждого из подозреваемых, приказывает всех отпустить, объявив, что если бы следствию удалось установить личность убийцы, то он точно был бы расстрелян на городской площади.
Данное происшествие вызвало столь сильный резонанс, что из Парижа последовал удовлетворительный ответ на требование командующего. С этого времени, как подчеркивает М.С. Воронцов в Докладной записке, подобных разногласий с французской стороной не происходило, и судьи трибуналов демонстрировали не только беспристрастие, но усердие и ревность[290].
Одним из подтверждений того, что меры, принятые Воронцовым, возымели успех, является содержание приказа командующего от 5 марта 1816 г.[291]. В нем речь идет о двух жителях г. Нанси, которые за ранения, нанесенные двум солдатам, были осуждены уголовным трибуналом и приговорены — один к десятилетней ссылке на каторгу «с заклеймением», другой — к годичному тюремному заключению. Данный приказ с уведомлением французских властей было приказано зачитать в каждой роте и во всех эскадронах корпуса.
Проблемы взаимоотношений возникали не только между местным населением и представителями Русского оккупационного корпуса, но и среди самих русских военных. В приказе от 15 марта 1816 г.[292] М.С. Воронцов утверждает приговор суда расстрелять унтер-офицера Нарвского пехотного полка Михаила Челышева за преднамеренное убийство из пистолета в лесу рядового того же полка Григория Николаева, у которого убийца отобрал два червонца и 15 тысяч рублей ассигнациями. Приказ был прочитан в каждом эскадроне и во всех ротах корпуса в присутствии всех чинов.
Воспитанный с детских лет в духовных принципах православия, М.С. Воронцов прекрасно осознавал необходимость поддержания духа своих подчиненных, находящихся вдали от России, традициями православного вероисповедания. Так, первый приказ от 6 декабря 1815 г. гласит: «Быв отдален с вверенным мне корпусом от Отечества и находясь следующего другой с нами религии, я весьма желаю, чтобы сие не было препятствием к соблюдению обрядов нашего православного исповедания, и потому объявляю, что полки, при коих не состоит ныне церквей и кои желают иметь оные при себе, могут за ними командировать офицеров, присылая таковых в корпусную мою квартиру для снабжения их видами на проезд куда следует и на получение в пути продовольствия как для людей, так и казенных лошадей[293].
В феврале 1816 г. М.С. Воронцов разрешает командирам, в связи с началом Великого поста, договариваться с поставщиками мясной продукции о получении от них в течение не более двух недель вместо мяса рыбы, так как, продав живой скот, можно было купить рыбу и овощи. Здесь же дается приказ дивизионным командирам, чтобы они, в свою очередь, сделали необходимые распоряжения, и „в течение Великого поста все чины Греческого исповедания по обряду Православной Российской церкви могли отговеть, а потому начать заранее, каким порядком и на какой неделе священникам нужно будет объехать полки и артиллерийские роты“[294].
Приказы, отданные по корпусу в 1817 г., свидетельствуют, что М.С. Воронцов последовательно и строго контролировал поведение состава корпуса, стремясь, чтобы ни один проступок не оставался безнаказанным.
Но, вынося приговор одним, корпусное начальство, как видно из донесений, не оставляло без поощрения отличившихся по службе. „Унтер-офицерам Нарвского пехотного полка, находящимся при Мобежском госпитале, предписано выдать каждому по 50 франков за усердную службу и отличное поведение“[295].
Понимая всю глубину ответственности за своих подчиненных, М.С. Воронцов старался удалить из корпуса лиц, не приносящих конкретной пользы на службе. „№ 28 майя 13. Предписано прислать в крепость Мобеж к 10 числу июня всех неспособных нижних чинов, для отправления в Россию с полками, идущими под командою генерал-майора Полторацкого“[296].
Необходимо отметить и проявления дружелюбных отношений между Русским оккупационным корпусом и местными жителями. Так, М.С. Воронцов с удовольствием, как сказано в приказе от 1 февраля 1816 г., принял благодарный отзыв от жителей селения Сар-Лотери о капитане Нарвского пехотного полка Атамонове, предпринявшем все меры для тушения пожара в этом селении: „Дав знать о сем по корпусу, я остаюсь в полном уверении, что всякой частной (так в источнике. — 0.3.) командир вверенного мне корпуса не откажет себе в удовольствии помогать жителям в подобных и других требуемых помощи случаях“[297].
В приказе от 21 марта 1816 г. М.С. Воронцов рекомендует всем начальникам смотреть, чтобы люди не ходили и не ездили по вспаханным полям, тем более что есть тропинки и дорожки, через поля идущие, которых нужно держаться. М.С. Воронцов выражает признательность командирам Новоингерманландского и Алексопольского полков и командирам первых гренадерских рот этих полков за порядок в их частях, чему он был свидетелем, объезжая корпус на егерских учениях[298]. В одном из апрельских распоряжений Михаил Семенович строго запрещает воинским чинам его корпуса рыбную ловлю в реке Самбре и всякую охоту, особенно псовую: первое — потому, что река отдана на откуп одному французу, который понес бы убыток; второе — для охоты отводится определенное время года, к тому же необходимо оберегать хлеба на полях.
