Николай Карамзин - История государства Российского. Том I
Император осадил его. В то же самое время подоспел и флот Греческий, который пресек свободное плавание Россиян по Дунаю. Великодушная Святославова бодрость возрастала с опасностями. Он заключил в оковы многих Болгаров, которые хотели изменить ему; окопал стены глубоким рвом, беспрестанными вылазками тревожил стан Греков. Россияне (пишут Византийские Историки) оказывали чудесное остервенение и, думая, что убитый неприятелем должен служить ему рабом в аде, вонзали себе мечи в сердце, когда уже не могли спастися: ибо хотели тем сохранить вольность свою в будущей жизни. Самые жены их ополчались и, как древние Амазонки, мужествовали в кровопролитных сечах. Малейший успех давал им новую силу. Однажды в счастливой вылазке, приняв Магистра Иоанна, свойственника Цимискиева, за самого Императора, они с радостными кликами изрубили сего знатного сановника и с великим торжеством выставили голову его на башне. Нередко, побеждаемые силою превосходною, обращали тыл без стыда: шли назад в крепость с гордостию, медленно, закинув за плеча огромные щиты свои. Ночью, при свете луны, выходили жечь тела друзей и братьев, лежащих в поле; закалали пленников над ними и с какими-то священными обрядами погружали младенцев в струи Дуная. Пример Святослава одушевлял воинов.
Но число их уменьшалось. Главные Полководцы, Сфенкал, Икмор (не родом, по сказанию Византийцев, а доблестию Вельможа) пали в рядах неприятельских. Сверх того Россияне, стесненные в Доростоле и лишенные всякого сообщения с его плодоносными окрестностями, терпели голод. Святослав хотел преодолеть и сие бедствие: в темную, бурную ночь, когда лил сильный дождь с градом и гремел ужасный гром, он с 2000 воинов сел на лодки, при блеске молнии обошел Греческий флот и собрал в деревнях запас пшена и хлеба. На возвратном пути, видя рассеянные по берегу толпы неприятелей, которые поили лошадей и рубили дрова, отважные Россияне вышли из лодок, напали из лесу на Греков, множество их убили и благополучно достигли пристани. — Но сия удача была последнею. Император взял меры, чтобы в другой раз ни одна лодка Русская не могла выплыть из Доростола.
Уже более двух месяцев продолжалась осада; счастие совсем оставило Россиян. Они не могли ждать никакой помощи. Отечество было далеко — и, вероятно, не знало их бедствия. Народы соседственные волею и неволею держали сторону Греков, ибо страшились Цимиския. Воины Святославовы изнемогали от ран и голода. Напротив того, Греки имели во всем изобилие, и новые Легионы приходили к ним из Константинополя.
В сих трудных обстоятельствах Святослав собрал на совет дружину свою. Одни предлагали спастися бегством в ночное время; другие советовали просить мира у Греков, не видя иного способа возвратиться в отечество; наконец, все думали, что войско Российское уже не в силах бороться с неприятелем. Но Великий Князь не согласился с ними и хотел еще испытать счастие оружия. «Погибнет, — сказал он с тяжким вздохом, — погибнет слава Россиян, если ныне устрашимся смерти! Приятна ли жизнь для тех, которые спасли ее бегством? И не впадем ли в презрение у народов соседственных, доселе ужасаемых именем Русским? Наследием предков своих мужественные, непобедимые, завоеватели многих стран и племен, или победим Греков, или падем с честию, совершив дела великие!» Тронутые сею речью, достойные его сподвижники громкими восклицаниями изъязвили решительность геройства — и на другой день все войско Российское с бодрым духом выступило в поле за Святославом. Он велел запереть городские ворота, чтобы никто не мог думать о бегстве и возвращении в Доростол. Сражение началося утром: в полдень Греки, утомленные зноем и жаждою, а более всего упорством неприятеля, начали отступать, и Цимиский должен был дать им время на отдохновение. Скоро битва возобновилась. Император, видя, что тесные места вокруг Доростола благоприятствуют малочисленным Россиянам, велел Полководцам своим заманить их на обширное поле притворным бегством; но сия хитрость не имела успеха: глубокая ночь развела воинства без всякого решительного следствия.
Цимиский, изумленный отчаянным мужеством неприятелей, вздумал прекратить утомительную войну единоборством с Князем Святославом и велел сказать ему, что лучше погибнуть одному человеку, нежели губить многих людей в напрасных битвах. Святослав ответствовал: «Я лучше врага своего знаю, что мне делать. Если жизнь ему наскучила, то много способов от нее избавиться: Цимиский да избирает любой!» За сим последовало новое сражение, равно упорное и жестокое. Греки всего более хотели смерти Героя Святослава. Один из их витязей, именем Анемас, открыл себе путь сквозь ряды неприятелей, увидел великого Князя и сильным ударом в голову сшиб его с коня; но шлем защитил Святослава, и смелый Грек пал от мечей дружины Княжеской. Долгое время победа казалась сомнительною. Наконец самая природа ополчилась на Святослава: страшный ветр поднялся с юга и, дуя прямо в лицо Россиянам, ослепил их густыми облаками пыли, так что они долженствовали прекратить битву, оставив на месте 15500 мертвых и 20000 щитов. Греки назвали себя победителями. Их суеверие приписало сию удачу сверхъестественному действию: они рассказывали друг другу, будто бы Св. Феодор Стратилат явился впереди их войска и, разъезжая на белом коне, приводил в смятение полки Российские.
Святослав, видя малое число своих храбрых воинов, большею частию раненных, и сам уязвленный, решился наконец требовать мира. Цимиский, обрадованный его предложением, отправил к нему в стан богатые дары. «Возьмем их, — сказал Великий Князь дружине своей: — когда же будем недовольны Греками, то, собрав войско многочисленное, снова найдем путь к Царюграду». Так повествует наш Летописец, не сказав ни слова о счастливых успехах Греческого оружия. Византийские Историки говорят, что Цимиский, дозволяя Святославу свободно выйти из Болгарии и купцам Российским торговать в Константинополе, примолвил с великодушною гордостию: «Мы, Греки, любим побеждать своих неприятелей не столько оружием, сколько благодеяниями». Императорский Вельможа Феофан Синкел и Российский Воевода Свенельд именем Государей своих заключили следующий договор, который находится в Несторовой летописи и так же ясно доказывает, что успех войны был на стороне Греков: ибо Святослав, торжественно обязываясь на все полезное для Империи, не требует в нем никаких выгод для Россиян.
«Месяца Июля, Индикта XIV, в лето 6479 [971 г.], я, Святослав, Князь Русской, по данной мною клятве, хочу иметь до конца века мир и любовь совершенную с Цимискием, Великим Царем Греческим, с Василием и Константином, Боговдохновенными Царями, и со всеми людьми вашими, обещаясь именем всех сущих подо мною Россиян, Бояр и прочих никогда не помышлять на вас, не собирать моего войска и не приводить чужеземного на Грецию, область Херсонскую и Болгарию. Когда же иные враги помыслят на Грецию, да буду их врагом и да борюся с ними. Если же я или сущие подо мною не сохранят сих правых условий, да имеем клятву от Бога, в коего веруем: Перуна и Волоса, бога скотов. Да будем желты как золото, и собственным нашим оружием иссечены. В удостоверение чего написали мы договор на сей хартии и своими печатями запечатали». Утвердив мир, Император снабдил Россиян съестными припасами; а Князь Российский желал свидания с Цимискием. Сии два Героя, знакомые только по славным делам своим, имели, может быть, равное любопытство узнать друг друга лично. Они виделись на берегу Дуная. Император, окруженный златоносными всадниками, в блестящих латах, приехал на коне: Святослав в ладии, в простой белой одежде и сам гребя веслом. Греки смотрели на него с удивлением. По их сказанию, он был среднего роста и довольно строен, но мрачен и дик видом; имел грудь широкую, шею толстую, голубые глаза, брови густые, нос плоский, длинные усы, бороду редкую и на голове один клок волос, в знак его благородства; в ухе висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами и рубином. Император сошел с коня: Святослав сидел на скамье в ладии. Они говорили — и расстались друзьями.
Но сия дружба могла ли быть искреннею? Святослав с воинами малочисленными, утружденными, предприял обратный путь в отечество на ладиях, Дунаем и Черным морем; а Цимиский в то же время отправил к Печенегам Послов, которые должны были, заключив с ними союз, требовать, чтобы они не ходили за Дунай, не опустошали Болгарии и свободно пропустили Россиян чрез свою землю. Печенеги согласились на все, кроме последнего, досадуя на Россиян за то, что они примирились с Греками. Так пишут Византийские Историки; но с большею вероятностию можно думать совсем противное. Тогдашняя политика Императоров не знала великодушия: предвидя, что Святослав не оставит их надолго в покое, едва ли не сами Греки наставили Печенегов воспользоваться слабостию Российского войска. Нестор приписывает сие коварство жителям Переяславца: они, по его словам, дали знать Печенегам, что Святослав возвращается в Киев с великим богатством и с малочисленною дружиною.
