Николай Коняев - Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год
Увы…
История не знает сослагательного наклонения.
Все темные силы были употреблены тогда, чтобы не случилось того, что могло случиться…
На протяжении этой книги мы не раз цитировали отчеты-зарисовки чекиста Исаака Бабеля и отмечали их информационную точность. Отчет о визите в Петроград святителя Тихона в этом смысле стоит особняком.
А ведь вначале вроде бы отчет как отчет…
«Две недели тому назад Тихон, патриарх московский, принимал делегации от приходских советов, духовной академии и религиозно-просветительных обществ.
Представителями делегации — монахами, священнослужителями и мирянами — были произнесены речи. Я записал эти речи и воспроизведу их здесь:
— Социализм есть религия свиньи, приверженной земле.
— Темные люди рыщут по городам и селам, дымятся пожарища, льется кровь убиенных за веру. Нам сказывают — социализм. Мы ответим: грабеж, разорение земли русской, вызов святой непреходящей церкви.
— Темные люди возвысили лозунги братства и равенства. Они украли эти лозунги у христианства и злобно извратили до последнего постыдного предела»…
В принципе, тут можно было бы и остановиться. Материала вполне достаточно, чтобы идти и брать и самого святителя Тихона, и его петроградскую паству.
Но Бабель на этом не останавливается…
«Быстрой вереницей проходят кудреватые батюшки, чернобородые церковные старосты, короткие задыхающиеся генералы и девочки в белых платьицах.
Они падают ниц, тянутся губами к милому сапогу, скрытому колеблющимся шелком лиловой рясы (выделено нами. — Н.К.), припадают к старческой руке, не находя в себе сил оторваться от синеватых упавших пальцев…
Люди поднимают кверху дрожащие шеи. Схваченные тисками распаренных тел, тяжко дышащих жаром — они, стоя, затягивают гимны…
Золотое кресло скрыто круглыми поповскими спинами. Давнишняя усталость лежит на тонких морщинах патриарха. Она осветляет желтизну тихо шевелящихся щек, скупо поросших серебряным волосом»{71}.
И не в том беда, что писательская объективность изменяет тут Исааку Эммануиловичу и он путает святейшего патриарха с папой римским (это у него принято целовать туфлю), и не в том, что излишняя чекистская пристрастность делает Бабеля глуховатым к языку, одни только поднятые кверху дрожащие шеи чего стоят…
Но не это главное… Едва только начинают звучать «нетерпеливые» слова о возможности спасения России, которые «язвят слух» писателя-чекиста, так сразу мертвеет чекистский взгляд Бабеля.
Все, на что устремляется он, обращается в мертвь…
…Патриарх слушает «с бесстрастием и внимательностью обреченного»… А «за углом, протянув к небу четыре прямые ноги, лежит издохшая лошадь»… А на паперти «сморщенный чиновник жует овсяную лепешку… слюна закипает в углах лиловых губ»…
Был ли Бабель чекистом?
Вопрос вроде бы праздный, поскольку сам Бабель, как мы уже говорили, описал в рассказе «Дорога» свое устройство на службу к Урицкому…
И хотя никаких документов, подтверждающих работу Н.Э. Бабеля в Петроградской ЧК, найти пока не удается, это ни о чем не говорит, ибо работа первых чекистов документирована чрезвычайно плохо.
Многие документы в дальнейшем безжалостно изымались из архивов, а чекисты еврейской национальности к тому же настолько часто меняли свои имена и фамилии (тот же Исаак Бабель работал во время польского похода, записавшись Кириллом Лютовым), что проследить многие чекистские судьбы просто не представляется возможным.
Другое дело — сотрудничество Бабеля с либеральной «Новой жизнью».
Судя по публикациям, это Сотрудничество приходится на первую половину 1918 года…
В самом рассказе «Дорога» дата появления героя в Петрограде размыта.
Если герой рассказа «Дорога» приехал в Киев, чтобы оттуда отправиться в Петроград «накануне того дня, когда Муравьев начал бомбардировку городу», значит, отсчет его «дороге» следует вести с 25 января 1918 года, как раз с того дня, когда в Киеве у Печерской лавры неизвестными лицами был убит митрополит Владимир (Богоявленский).
Путь героя рассказа со всеми погромами и лазаретами занял от силы полтора месяца, и в марте он уже был в Петрограде, где сразу отправился в ЧК.
Даже если между приездом в Петроград и началом службы и оставался зазор, то небольшой. В любом случае Бабель начал работать в Петроградской ЧК при Урицком, то есть в промежутке между мартом и августом 1918 года, одновременно сотрудничая в либеральной газете.
Вот такое противоречие…
Или же никакого противоречия нет, а просто так и устраивалась ЧК, что и пропаганда, и карательные функции осуществлялись одновременно и одинаково провокационными методами.
Об этом свидетельствует «отношение председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского в президиум Московского областного совета от 8 мая 1918 года», в котором Феликс Эдмундович ходатайствует о передаче в ВЧК всего дела борьбы с контрреволюционной печатью.
Точно так же было и в Петрограде.
Здесь главный комиссар по делам печати, пропаганды и агитации Северной коммуны Моисей Маркович Володарский и главный чекист Северной коммуны Моисей Соломонович Урицкий тоже делали одно дело.
Судя по отчету о святителе Тихоне, Исаак Эммануилович Бабель на них и равнялся, и в дальнейшем он, судя по воспоминаниям, сумел-таки стать настоящим чекистом, достойным Моисея Марковича Володарского и Моисея Соломоновича Урицкого, с которыми и начинал свою работу в органах.
4
Словно бы предваряя события организованного большевиками чехословацкого мятежа, 21 мая в Смольном прошло совещание, на котором комиссар по делам печати, пропаганды и агитации Моисей Маркович Гольдштейн, более известный под псевдонимом В. Володарский, докладывал о подготовке показательного процесса над оппозиционными газетами.
Добыть доказательства их контрреволюционности товарищ Зиновьев поручил Моисею Соломоновичу Урицкому.
Однако борьбой с контрреволюцией, как объяснил товарищ Зиновьев, задача Петроградской ЧК на данном этапе не должна была ограничиться…
Мы знаем, что Циркулярное письмо «Всемирного Израильского Союза» считало приоритетной задачей всех задействованных во властных структурах евреев сохранение единства российского еврейства.
Хотя Григорий Евсеевич Зиновьев, подобно товарищу Троцкому, евреем себя не считал, но проигнорировать предписание «Всемирного Израильского Союза» не мог. Перед гражданской войной, в крови которой должна была потонуть сама память о Первой мировой войне, необходимо было срочно найти путь объединения евреев, принадлежавших зачастую к враждебным партиям, дабы они не пострадали в гигантской, запускаемой большевиками мясорубке.
Как ни горько было признавать это Григорию Евсеевичу Зиновьеву, но Петроград тут явно отставал. Совет народных комиссаров города Москвы и Московской области еще в апреле опубликовал циркуляр «по вопросу об антисемитской погромной агитации» и «имеющихся фактах еврейского погрома в некоторых городах Московской области»{72}.
Циркуляр этот указывал на необходимость принять «самые решительные меры борьбы» с черносотенной антисемитской агитацией духовенства, и, хотя необходимость создания особой боевой еврейской организации и была отвергнута, Комиссариату по еврейским делам вместе с Военным комиссариатом было указано принять «предупредительные меры по борьбе с еврейскими погромами».
Разумеется, кое-что было сделано и в Петрограде.
Надо сказать, что Моисей Маркович Гольдштейн по указанию товарища Зиновьева уже начал нагнетать на страницах своей «Красной газеты» «антипогромную» истерию.
Еще 9 мая здесь была опубликована программная статья «Провокаторы работают»:
«За последнее время они вылезли наружу. Они всегда были, но теперь чего-то ожили… за последнее время они занялись евреями. Говорят, врут небылицы и, уличенные в одном, перескакивают на другое… Товарищи, вылавливайте подобных предателей! Для них не должно быть пощады».
А на следующий день «Красная газета» напечатала постановление Петросовета «О продовольственном кризисе и погромной агитации»:
«Совет предостерегает рабочих от тех господ, которые, пользуясь продовольственными затруднениями, призывают к погромам и эксцессам, натравливая голодное население на неповинную еврейскую бедноту».
Это по поводу колпинских событий, когда большевики впервые отдали приказ солдатам стрелять в голодных рабочих…
