Белла Шагал - Горящие огни
- Мендель, пошли! - Я потянула брата за рукав. - Пошли домой!
Растерянный молодой человек остался один посреди улицы.
НА МОСТУ
Мост для нас - это рай.
Мы вырывались из тесных домишек с низкими потолками, чтобы взглянуть на небо. Улочки так узки, что неба не видно.
Церкви, острые крыши. А под мостом - река. Меж небом и водой просветляется воздух.
Ветер доносит цветочный аромат. Напротив, на левом берегу, большой городской сад. Днем на мосту толпа народу. Идут из одной части города в другую. По улицам шагаешь не спеша. А по мосту летишь стремглав. Несут вода и ветер. Сквозь деревянный настил поднимается прохлада. И совсем не хочется спускаться на землю, на мощеные улочки.
Вечером повисает легкая пепельная дымка. Опоры тонут в воде, зато белеет деревянное полотно моста. Меркнет, превращаясь из голубоватой в серо-стальную, река. По ней прокатываются глубокие, как борозды на пашне, складки. С рокотом бегут вперед и наискось. Иногда вдруг выплеснет волна сердитый вскрик реки. Кажется, за мной гонится толпа, но никого не видно и не слышно. И вдруг прямо передо мной взлетает шляпа.
- Добрый вечер! Это я! Не пугайтесь.
Приветливый взмах руки мне навстречу.
Опять он. Как он меня заметил? Я совсем одна. Закричать? Но кого звать на помощь? Да и голос отнялся. Что это, закачался мост? Нет, у меня задрожали ноги. Откуда он свалился? Он может подумать, что я его ищу.
Молчу, как будто в чем-то виновата.
Ну почему я не могу спокойно постоять одна на мосту? Он преследует меня. Подкарауливает, куда ни пойду.
- Чего вы боитесь? Вы гуляете? Я тоже. Пойдемте вместе.
Говорит так, будто мы с ним встречаемся каждый день. Видно, не робкого десятка. Уверенный, спокойный голос. И рука не чужая, а мягкая, теплая. Кажется, он не смеется. Я поглядела на него. Вьющиеся пряди выбиваются из-под шляпы. Шевелятся, треплются на ветру, хотят с ним улететь. Он смотрит прямо мне в глаза. Я отвожу взгляд.
- Давайте пройдемся по берегу. Там красиво. Не бойтесь. Места я знаю. Я живу вон там!
Я посмотрела на темный берег. Где-то там его жилье. В ночи теплится огонек. Значит, там он обитает...
Страшно хочется домой, к себе. А ноги не слушаются. Ведет он, и я иду с ним. Он не так нелеп, как мне казалось. Похоже, что со мною рядом шагает крепкий, налитый сталью, как река, мужичок.
Мы спустились с моста по высоким ступеням и словно очутились во рву. Мост повис в воздухе. Речная гладь поблескивает по-змеиному. Совсем рядом спят приземистые домишки.
Здесь он и живет? Ему и сестрам нет нужды ходить гулять на мост. Река сама приходит к ним, к самой двери.
Может, он оттого и не стоит на месте. Скользит и струится с рекою вместе.
- Пойдемте посидим вон там, на бревнах.
Он тут, на берегу, как дома, знает каждую чурку. И даже видит в темноте. Мы натыкаемся на кучу длинных и круглых поленьев. Садимся и тут же скатываемся вниз.
- Мы не упадем в воду?
Для него река - просто много воды. Он нисколько ее не боится. Вода бормочет. Я молчу. За меня говорит вода. Я бы хотела сказать, что не боюсь темной реки. И тоже люблю гулять по ночам.
Сколько раз поздно ночью стучалась, заглядывая в щелку между ставнями, в окно к подруге. Она меня узнавала. Кто же еще будет стучать в такое время! Она уже была в ночной рубашке, с распущенными косами, собиралась ложиться в постель. Мы долго болтали, пока она расчесывала волосы щеткой. И потом мне было нисколько не страшно возвращаться по темным улочкам. Я добиралась до дому одна.
А что творится у нас дома сейчас? Я так давно ушла. Уже закрылся магазин. Родители и братья ужинают за столом.
- Где же Белла?
Мама смотрит по сторонам. Проглатывает кусок и задумывается. Знала бы она, что я сижу на бревнах, в темноте, на берегу реки и даже не в компании друзей. Со мною рядом молодой человек, незнакомый. Тогда бы мамочка уже, наверное, ничего не смогла проглотить, а только укоризненно покачала бы головой. Представляю, как повлажнеют ее глаза, как она будет бранить меня, поучать.
Волна докатилась до самых моих ног. Бревно, на котором я сижу, покачнулось, и я чуть не упала.
- Что с вами? Почему вы все молчите? Или вас правильно прозвали Царевной-Тихоней?
А я-то думала, что столько ему рассказала!
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Помнишь, как-то летним вечером мы сидели у реки недалеко от моста. Вокруг все цвело.
Скамейка стояла на краю обрыва. Внизу, сонно замирая, лениво текла река.
У наших ног в волнистой траве на крутом склоне росли цветы и кусты.
Скамейка маленькая, тесная. Мы оба, склонив головы, глядели на реку.
Сидели и молчали.
К чему слова?
Мы смотрели, как опускалось прямо на нас солнце.
Солнце садилось медленно. Шар сначала долго пульсировал, набирал красноту, сгущался. Потом скользил по небосклону, разбрасывая сполохи, заставляя пламенеть кресты на церквах и весь раскинувшийся вдаль город. Пока наконец, обессиленный, потускневший, не исчезал за горизонтом.
Мы глядели на закат с нашего обрыва, словно вознесенные над округой. Наш берег холмом вонзался в небо, а небо стелилось на другой, низкий. Едва скрывалось солнце, как начинался хоровод разбросанных на западе белых облачков. Они гонялись за робкими звездными искорками и отлавливали каждую. Но вскоре и сами тонули в широко раскинувшейся синей сфере. А мы все сидели, смотрели и ждали. Мы поджидали луну.
Когда же ее выпустят?
Она засияла, стоило чуть отвернуться. Внезапно прорвалась из темноты, сквозь тучи, и зажгла радужный нимб. Тут же все вокруг посветлело.
Но вот она снова спряталась, подернулась темной дымкой. И снова выглянула - сначала глазок, потом профиль - другой глаз так и пропал во тьме.
Лукавая луна жонглировала набегающими облаками и волнами реки, которая сцапала ее, как только она появилась, и все старалась запихнуть поглубже. А может, это она играла с нами? Луна ведь знала, что мы сидим тут ради нее одной.
Ночь становилась то светлее, то темнее. Говорят, каждый рождается под своей звездой... Я повернулась к тебе и неожиданно спросила:
- Скажи-ка, сколько тебе лет? Ты знаешь, когда ты родился?
Ты взглянул на меня так, будто я как раз с луны свалилась:
- Сколько мне лет? Я и сам часто задумываюсь. Отец говорил, что записал меня на два года старше, чтобы моего брата Давида не забрали в армию. Бога, мол, все равно не обманешь, а соврать чиновнику грех простительный. Лишь бы Давиду не забрили лоб.
- Когда ж ты все-таки родился?
- Хочешь, можно высчитать. Я - самый старший. Следом идет Нюта, старшая из моих сестер. Недавно мама сказала отцу за столом: "Почему ты не займешься Ханкой? - Так у нас зовут Нюту. - Обо всем должна думать я одна. Долго ей еще ждать? Ей же, с Божьей помощью, скоро семнадцать будет. Зайди к шадхену, ведь мимо ходишь". Если Нюте семнадцать, значит, мне не больше девятнадцати.
- А в какой день ты родился? Это известно?
- Зачем тебе все знать? Скоро состаришься.
- Почему все? Только когда ты родился.
- Кто это знает! Разве что мама. И то навряд ли: столько детей, поди упомни! Правда, когда мы с сестрами ругаемся, они кричат: "Дурак дураком! Кто в таммузе родился, тот в уме повредился".
Звезды, сбежавшиеся послушать твой рассказ, залились смехом вместе с нами.
- Знаешь, что я подумала? Ты скажешь, что я дурочка. Может быть, отец записал тебя тем годом, когда ты и в самом деле родился. Но ты страшно перепугался и понадобилось еще несколько лет, чтобы ты пришел в себя...
- Ты действительно так думаешь?
Ты затуманился. И в тот же миг потемнело небо.
- Я пошутила ты что, не понимаешь? - Боюсь и улыбнуться. - Ты обиделся?
Сама не помню как я в конце концов узнала, когда у тебя день рождения.
И когда этот день настал, я с утра пораньше побежала за город и собрала большой букет.
Помню еще что ободрала все руки, пока рвала в чужом саду через забор какие-то высокие синие цветы. На меня залаяла собака. Я еле ноги унесла, но цветы удержала. До чего ж они были хороши! Остальные я быстренько нарвала на лугу, выдирала с корнями и травинками, чтобы ты лучше почувствовал дух земли. Потом прибежала домой сгребла все свои цветные платки и шелковые косынки. Даже пестрое покрывало с кровати стащила и отправилась к тебе. И если ты думаешь, что мне было так уж легко тащить все это...
День был знойный. Солнце пекло с самого утра. Улицы раскалились. Камни мостовой источали жар. А чтоб дойти до тебя надо было пересечь полгорода.
Двери лавок открыты настежь, лавочницы сидят у порогов и дышат воздухом. Все они меня знают. Знают когда я иду и подмигивают друг дружке:
- Куда эта ненормальная помчалась с узлами?
- Не сбежала ли, сохрани Боже, из дому к своему ненаглядному? От нынешних девушек жди чего угодно!
Хорошо что ты живешь на другой стороне реки. Напрямик бегом через мост, а на том берегу я свободна.
Окна домиков вдоль реки закрыты и зашторены. Хозяйки не хотят пускать солнце. Они заняты стряпней, а кухонные окна смотрят во двор. Можно спокойно вздохнуть. Чистое небо. Прохладная вода. Река бежит, я тоже, небо догоняет. Опускается ниже, ниже, обхватывает меня за плечи и подталкивает сзади.
