Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783
При вышеописанном состоянии Европы пружина, которая должна была приводить в движение различные ее колеса, была в руках Людовика XIV. Слабость его непосредственных соседей, большие ресурсы его королевства, только ожидавшие развития, единство направления, являвшееся следствием его абсолютной власти, его собственный практический талант и неутомимая деятельность, которой помогало в течение первой половины его царствования счастливое соединение министров исключительных способностей… Все это способствовало тому, чтобы все правительства Европы стали в большую или меньшую от него зависимость и считались с направлением политики Франции, если не следовали ей. Величие Франции было целью Людовика, для достижения которой ему предстояло избрать один из двух путей — сушу или море; не то, чтобы один путь совсем исключал другой, но Франция, как ни была могущественна она тогда, все-таки не имела силы для следования одновременно по обоим путям.
Людовик решился добиваться своей цели путем расширения сухопутных владений. Он женился на старшей дочери Филиппа IV, тогда короля Испании; и хотя по брачному договору она отказалась от всяких притязаний на наследство своего отца, но было нетрудно найти предлог для нарушения этого условия. Скоро он придрался к несоблюдению каких-то технических формальностей в статьях, касавшихся прав обладания некоторыми частями Нидерландов и Франш-Конт (Franche Comte), и вошел в переговоры с Испанским двором о совершенном уничтожении вышеупомянутого условия. Дело это было тем более важно, что слабое состояние здоровья наследника трона делало очевидным близкое прекращение с его смертью австрийской династии испанских королей. Желание посадить на трон Испании французского принца — самого ли себя, соединив таким образом две короны, или же кого-либо из своей фамилии, утвердив таким образом верховную власть за домом Бурбонов по обе стороны Пиренеев — было обманчивым светом, который направлял Людовика в течение остальной части его царствования по ложной дороге до окончательного уничтожения морской силы Франции и до разорения и обеднения ее народа. Людовик не сумел понять, что ему придется считаться со всею Европой. Прямое заявление притязания на испанский трон он отсрочил до тех пор, пока последний сделается вакантным; но сейчас же приготовился к походу в испанские владения к востоку от Франции.
Для того, чтобы лучше обеспечить осуществление своего намерения, Людовик отвлек от Испании возможных союзников искусными дипломатическими интригами, изучение которых дало бы полезную иллюстрацию применения стратегии в области политики; но он сделал две серьезные ошибки ко вреду для морской силы Франции. Португалия лишь за двадцать лет перед тем была под скипетром короля Испании, и у последней еще не умерло желание снова присоединить ее к себе. Людовик полагал, что если это присоединение осуществится, то Испания сделается слишком сильной для того, чтобы позволить ему легко достигнуть намеченной цели. Среди других мер для воспрепятствования этому, он устроил брак Карла II с инфантой Португальской, вследствие которого Португалия уступила Англии Бомбей в Индии и Танжер в Гибралтарском проливе, считавшийся великолепным портом. Мы видим здесь, что французский король в своих упорных стараниях о расширении территории приглашает Англию в Средиземное море и побуждает ее к союзу с Португалией. Последнее было тем более странно, что Людовик уже предвидел прекращение испанской королевской династии и должен был бы желать скорее соединения полуостровных королевств. В результате Португалия сделалась зависимым океанским аванпостом Англии, через который британские войска без затруднений высаживались на полуостров до дней Наполеона. В самом деле, при независимости от Испании она была слишком слаба для того, чтобы не попасть под влияние силы, господствовавшей на море и тем имевшей легчайший к ней доступ. Людовик же продолжал возбуждать ее против Испании и обеспечивал ей независимость от последней. Он также вмешался в дела Голландии и побудил ее возвратить Португалии Бразилию.
С другой стороны, Людовик добился уступки от Карла II Дюнкерка (на Канале), который был захвачен и утилизирован для Англии Кромвелем. Эта уступка была сделана за деньги и должна считаться непростительной с морской точки зрения. В руках Англии Дюнкерк был предмостным укреплением против Франции; в руках Франции он сделался гаванью для приватиров, грозою для торговли Англии в Канале и Северном море. По мере того, как морская сила Франции ослабевала, Англия рядом трактатов настаивала на срытии укреплений Дюнкерка, бывшего, кстати сказать, портом-убежищем знаменитого Жан Бара и других известных французских приватиров.
Между тем, величайший и умнейший из министров Людовика XIV, Кольбер, прилежно созидал ту систему администрации, которая, увеличивая и твердо упрочивая богатства государства, должна была вернее привести его к величию и процветанию, чем блистательнейшие предприятия короля. Мы не должны здесь касаться деталей его деятельности, относящихся ко внутреннему развитию королевства, и упомянем только, что на производительность, как земледельческую, так и мануфактурную, им обращено было заботливое внимание. На море же его политика искусного подрыва торговли Голландии и Англии начала быстро развиваться и живо сказалась важными результатами. Образовались большие торговые компании, направлявшие французскую предприимчивость к Балтийскому морю, Леванту, Ост- и Вест-Индиям; были улучшены таможенные установления для поощрения французской мануфактуры и для облегчения устройства складов товаров в больших портах в надежде на то, что Франция сделается большим пакгаузом для Европы, заняв в этом отношении место Голландии, чему географическое положение ее в высшей степени благоприятствовало, грузовая вместимость иностранных судов обложена была пошлинами, судам отечественной постройки даровались премии, и обдуманными строгими декретами за французскими судами обеспечивалась монополия торговли с колониями… Все это вместе поощряло развитие торгового судоходства Франции. Англия на стеснительные для своей торговли меры немедленно ответила Франции той же монетою; Голландия же, для которой опасность была сильнее, потому что ее транспортная деятельность была обширнее, а отечественные ресурсы меньшие, сначала ограничивалась только увещеваниями Франции, но через три года последовала примеру Англии. Но Кольбер, полагаясь на превосходство производительности Франции и рассчитывая на него еще более в будущем, не боялся неуклонно двигаться по раз намеченному пути, который, ведя к созданию большего коммерческого мореходства, закладывал широкое основание и для мореходства военного, еще сильнее поощрявшегося и другими государственными мерами. Благосостояние Франции росло быстро, и в конце двенадцатого года деятельности Кольбера все разбогатело и расцвело в государстве, которое было в состоянии крайнего расстройства, когда он вступил в управление его флотом и финансами. "При нем, — говорит французский историк, — Франция росла и в мире, и в войне. Война тарифов и премий, искусно веденная им, стремилась привести к надлежащим границам безмерный рост коммерческой и морской силы, который Голландия присвоила себе за счет других держав, и помешать стремлениям Англии вырвать от Голландии это превосходство для того, чтобы обратить его против Европы еще с большей для последней опасностью. В интересах Франции, казалось, было сохранение мира в Европе и Америке, но тайный голос — голос и прошлого и будущего одновременно — звал ее к воинственной деятельности на других берегах"[17].
Этот голос зазвучал в устах Лейбница — одного из великих людей мира. Он указывал Людовику, что обращение оружия Франции против Египта дало бы ей в господстве на Средиземном море и контроле над восточной торговлей победу над Голландией большую, чем самая успешная кампания на суше; и что такой результат, обеспечив весьма необходимый мир внутри королевства, создал бы морскую силу, обеспечивающую, в свою очередь, преобладание в Европе. Записка Лейбница, излагавшая эти идеи, приглашала Людовика, отказавшись от преследования славы на суше, искать прочного величия Франции в обладании большою морскою силою, элементы которой, благодаря гению Кольбера, были уже в его руках. Столетие спустя, человек, более великий, чем Людовик, старался возвеличить себя и Францию путем, указывавшимся Лейбницем; но Наполеон не имел соответствовавшего этой задачи флота, каким располагал Людовик. На этом проекте Лейбница мы остановимся подробнее, когда повествование наше дойдет до знаменательного момента, в который он выступил, т. е. до момента, когда Людовик, придя в апогей развития своего королевства и флота, к пункту где пути разделялись, избрал тот из них, который определял, что Франции не предстоит быть морской державой. Последствия этого решения, убившего Кольбера и разрушившего благосостояние Франции, сказывались потом из поколения в поколение, когда грандиозный флот Англии в ряде войн очищал моря от своих соперников и обеспечивал в изнурительной для Франции борьбе все развивавшееся богатство островного королевства, уничтожая в то же время внешние ресурсы французской торговли и подвергая ее вследствие этого бедствиям. Фальшивое направление политики, начавшееся со времени Людовика XIV, уклонило также Францию при преемнике его от многообещавших успехов в Индии.
