Анатолий Левандовский - Франкская империя Карла Великого. «Евросоюз» Средневековья
«…Однажды случилось так, что Карл, объезжая свои земли, прибыл в некий город Нарбоннской Галлии. Когда он сидел за столом, в гавани появились норманнские лазутчики, высматривая добычу, но никто не догадался об их истинной принадлежности. Все смотрели на корабли, и одни приняли их за иудейских, другие за африканских, а третьи за британских купцов. Но премудрый Карл немедленно узнал по их вооружению и ловкости маневрирования, что это не купцы, а враги, и сказал своим: «Эти корабли набиты не товарами, они полны наших злейших неприятелей». При этих словах все поспешили к кораблям, обгоняя друг друга, но напрасно: едва норманны узнали, что тут находится Он, Карл-Молот, как они его называли, то немедленно обратились в бегство, избегая не только оружия, но и взора преследовавших; они боялись, что от взгляда императора их мечи потеряют силу и разлетятся на куски. Но благочестивый Карл, муж праведный и богобоязненный, встал из-за стола и подошел к окну, которое выходило на восток. Тут он плакал долгое время, и так как никто не дерзал заговорить с ним, сам обратился к своим воинственным соратникам и сказал им, желая объяснить свое поведение и слезы: «Знаете ли, о мои возлюбленные, о чем я плакал? Не о том, что я боюсь, будто эти глупцы, эти ничтожные людишки, могут быть мне опасны; но меня огорчает, что при моей жизни они осмелились коснуться этих берегов; и горюю я потому, что предвижу, сколько бедствий они причинят моим преемникам и их подданным…»»
Да, император оплакивал бедствия, которые испытают его преемники и их подданные… Но можно посмотреть на эту ламентацию и чуть-чуть иначе: император оплакивал свой близкий конец и конец империи!
До 810 года Карл почти не болел. Его прекрасно тренированный организм выдерживал любые невзгоды походной жизни. Теперь вдруг этот организм стал сдавать: мучили частые приступы лихорадки, временами – перемежающаяся хромота. Кавалерист с детских лет, теперь он с трудом взбирался на коня и однажды даже свалился с седла к великому ужасу окружавших, едва сумевших поднять грузного старика.
Старика… Да, ведь ему как-никак пошел восьмой десяток! Вот бы когда вспомнить о врачах, которых он безжалостно разгонял!
Дряхлеющий император был вынужден прекратить свои обычные вояжи. Руководство походами он доверил военачальникам и графам.
Ко всему прибавились и домашние горести: в июле 810 года умер Пипин Италийский, через полгода после него – Карл Юный, наследник престола. 11 сентября 813 года, чувствуя свой близкий конец, император короновал своего сына Людовика, организовав внушительный спектакль, надолго оставшийся в памяти его подданных.
С раннего утра все подступы к Ахенскому собору были заполнены народом. Император, его сын и свита прибыли только к полудню. Расталкивая любопытных, стража образовала широкий проход к западному порталу церкви. Карл медленно прошел вдоль нефа и поднялся по ступеням к главному алтарю. С трудом преклонив колени, он погрузился в молитву. Молился долго. Затем, поднявшись с помощью сына, отстранил его от себя и произнес громко, так, чтобы слышали все:
– Во имя Господа нашего Иисуса Христа, святой Троицы и христианской церкви! Завещаю тебе, сын мой, быть достойным высокого сана, что ныне тебе вручаю. Люби Бога и церковь его, будь добр к своим сестрам и племянникам, равно как и ко всему народу нашему, царствуй долго и справедливо!
С этими словами старый император возложил на голову молодому золотую корону, а зрители хором воскликнули:
– Да здравствует император Людовик!
И Карл, смахнув непрошеную слезу, сказал тихо, но внятно:
– Благословен будь Господь, дозволивший мне сегодня увидеть, как сын, рожденный мною, воссел на трон мой…
После осенней охоты этого года Карл вернулся в Ахен разбитым и больным. Не помогли ни горячие ванны, ни строгая диета. Обычная лихорадка осложнилась плевритом.
28 января 814 года, не дожив нескольких месяцев до 72 лет, император скончался.
Тело его было погребено в Ахенском соборе.
Со слов Эйнгарда мы узнаем, что на могиле был воздвигнут памятник – золоченая арка с надписью, удостоверяющей количество лет жизни и царствования Карла и дату его смерти.
Этот памятник, равно как и могила Карла, не сохранились, хотя в Ахене до сих пор демонстрируется его саркофаг с барельефами, изображающими похищение Прозерпины. Несмотря на тщательные поиски, археологам так и не удалось выяснить, в какой части собора был захоронен император – то ли в абсиде, где аббат Бердоле в начале XIX века поместил мраморную плиту с надписью «Карлу Великому», то ли, как некоторые полагают, в одной из боковых капелл. По всей вероятности, следы захоронения исчезли уже в конце IX века, когда в результате грандиозного набега норманнов был сожжен ахенский дворец, разрушены термы, а собор превращен в конюшню. Подобная же участь постигла и другие могилы Каролингов – отца императора и двух его сыновей.
Согласно современным источникам смерть Карла Великого погрузила в печаль все население империи. Поэты же, притом не только придворные, посвятили этому событию свои «плачи», один из которых в двадцати строфах дошел до нас. Вот отрывок из него:
…От земель, где восходит солнце, вплоть до западных берегов Океана все сердца пронзены скорбью…Франки, римляне и все христиане потрясены горестным известием…Император Карл упокоился в земле, под мирной сенью могилы…Горе тебе, Рим, и тебе, народ римский: вы потеряли своего Карла…Горе тебе, прекрасная Италия, и все славные города мира, горе вам…Франция, претерпевшая столько бед, никогда не знала большей, чем эта…Увы мне! Может ли быть страдание большим, чем мое?..
Немудрено, что уже вскоре после смерти Карла памятью о нем завладела легенда. Очевидцы утверждают, будто конец его предсказали чудесные явления. Три дня и три ночи солнце и луна не выходили из затмения, в то время как по небу струились золотые нити. Кровля Ахенского собора, пробитая молнией, внезапно обрушилась, и с золотой короны, украшавшей неф, исчезли выгравированные на ней слова: Karolus princeps. В день и час его смерти во всех церквах сами собой зазвонили колокола. А позднее разнеслась молва, что император вовсе не был похоронен: вместо того чтобы положить в гроб, его посадили на трон, в торжественном одеянии, с диадемой на голове, скипетром и мечом в руках и Евангелием на коленях… «Он не умер, – утверждали иные, – он только уснул, удрученный всеобщим злом и несправедливостью… Подождите, придет время, он воспрянет ото сна и спасет всех нас…»
Год за годом, век за веком формировалась легенда, вылившаяся в многочисленные «Песни о подвигах» (Chansons des gestes), ярким образцом которых является всем известная «Песнь о Роланде». Постепенно сложился целый «Каролингский цикл», не уступающий в популярности знаменитому «циклу короля Артура».
Все это, впрочем, требует особого разговора. Но прежде чем заниматься поэтической судьбой Каролингской империи, необходимо разобраться в ее подлинной, исторической судьбе.
Карл Великий и папы римские Геласий I и Григорий I. Миниатюра из молитвенника короля Карла II Лысого
Глава четвертая
От империи к Европе
Благочестивый наследник
Внешне вроде бы ничего не изменилось. Епископы управляли диоцезами, аббаты – монастырями, графы творили суд, государевы посланцы ревизовали отдаленные регионы, купцы торговали, крестьяне пахали землю и славили императора.
Император и впрямь был достоин прославления. Ни в чем не желая отставать от великого отца, он энергично продолжал его дело: созывал генеральные сеймы и соборы, издавал капитулярии, строил «Град Божий». Ахен по-прежнему оставался центром христианского мира, соперничая с Римом и Константинополем. Международный престиж империи был все так же высок. На генеральных сеймах в Ахене появлялись послы византийского императора и халифа Кордовы, духовные чины из Иерусалима, уполномоченные болгарского царя и славянских князей. Укреплялись рубежи империи, усмирялись мятежи строптивых подданных, строились новые монастыри и церкви.
Мало того. Обыватели с чувством удовлетворения отмечали даже кое-какие перемены к лучшему.
В последние годы жизни престарелый Карл, сохраняя зоркость в отношении дальних рубежей, терял ее в отношении вещей, находящихся много ближе. Переживший пятерых жен и сам на старости лет менявший наложниц, он смотрел сквозь пальцы на интимную жизнь своих родственников, в частности – на амурные истории законных и внебрачных дочерей, одни из которых жили с невенчанными мужьями, другие имели любовников. «Он умел делать вид, будто не существует ни малейшего подозрения или слуха насчет какой-нибудь из его дочерей», – не без печали бросает Эйнгард многозначительную фразу[16]. Ко двору стекались разного рода проходимцы, проститутки, бродяги. Многие из придворных, по примеру императора, держали у себя наложниц, а то и мальчиков для известного рода услуг. Карл, правда, издавал указы, запрещавшие проживать в столице подозрительным лицам, но эта мера имела мало успеха.
