Сергей Алексеев - Великое расселение славян. 672—679 гг.
В войске кагана, конечно, имелись прямо ему подвластные паннонские, все еще признававшие его власть альпийские и потисские славяне. Но поддержали его и племена вниз по Дунаю[285] и во Фракии, через которую лежал его путь. В конечном счете в воинство кагана вступили представители почти всех балканских славянских племен. На это указывают и огромная численность нападавших, и очевидная для всех южных славян выгода от окончательного сокрушения Империи. С другой стороны, каган едва ли выступил бы в далекий южный поход, оставив северные границы открытыми для нападений и восстаний, организуемых Само. Приходится заподозрить, что и с Само (а может, в первую очередь с Само как с новоявленным вдохновителем славянского движения) «привели авар в согласие» персидские послы. Если объединенные Само славяне и не поддержали прямо новое нашествие на Империю, то не мешали ему. Доля в ожидавшейся громадной добыче служила веским аргументом для самых лютых противников авар. Доказал это и заключенный при посредничестве Шахрвараза союз с болгарами.
Сближение Ираклия с тюркютами не могло не беспокоить и не сердить болгарского хана Куврата. Тюркский каганат был для приазовских болгар таким же давним, угрожающим врагом, как и Аварский. Если не больше — тюркютам все-таки удалось некогда подчинить оногуров, родное племя Куврата, и отстранить от власти его род Дуло. То же обстоятельство, что Ираклий обратился к ябгу, а не к Куврату, в Персидской войне, лишало болгар всяких выгод от союза с Византией. Об искренности и глубине христианского обращения Куврата и окрещенной вместе с ним знати говорить не приходится. Так что по наущению Шахрвараза он согласился на союз с персами и аварами, суливший несомненную выгоду в случае захвата Константинополя. У себя в Великой Болгарии Куврат принял представителей кагана с аварским вооруженным отрядом, формально признавая старшинство авар. На Балканы же в помощь аварам он отправил своего сына Альцека, который стал предводителем всех болгар на аварской службе и фактически вторым лицом в Аварском каганате[286]. Присоединение, пусть на словах, ханства Куврата вознесло каганат на вершину могущества — на миг, перед грядущей катастрофой.
Поход на Константинополь, кульминация Аварских войн, замышлялся под стать поставленной цели. Огромное войско кагана двинулось в начале лета 626 г. к столице Империи через Фракию, не встречая нигде существенного сопротивления. От низовий Дуная по Черному морю шел к столице Империи большой флот из славянских ладей-однодеревок с «бесчисленными и превышающими счет» полчищами в них[287]. Это были главные силы славян, посланные своими племенами в помощь кагану. Он, как общий воевода, вновь принял верховное предводительство над всеми союзными полками. На азиатском берегу Босфора, у Хрисополя, дожидалась подхода союзников персидская армия Шахрвараза.
29 июня 626 г. авары приблизились к Длинным Стенам. Их попытались остановить на подступах, но безуспешно. 31 июня произошли первые столкновения ромейских отрядов с аварским авангардом. Наконец, 8 июля авары приблизились к городу. Сам каган пока только двигался к нему. Передовые отряды расчищали путь, а он тем временем соединился с подошедшим к Босфору славянским флотом. Ладьи вытащили на берег и дальше везли посуху, а славянские «полчища» пополнили войско авар. По пути каган жег пригороды вражеской столицы. С помощью сигнальных огней он наладил связь с Шахрваразом[288].
29 июля основные силы авар подступили к стенам Константинополя. Больше суток ушло на устройство осадного лагеря. 31 июля 80-тысячное разноплеменное войско двинулось на первый приступ. На двухкилометровом участке Феодосиевых стен Константинополя сосредоточились главные пешие силы осаждающих. Первый ряд составляли легковооруженные славяне, а за ними, под их прикрытием, к стенам шли воины в тяжелом вооружении — авары, болгары и гепиды. Таким образом, каган применял многократно опробованную уже тактику «бифулька». Славяне также располагались, устрашая осажденных, но не идя на приступ, вдоль всей остальной стены города, от моря до моря. Штурм стен продолжался до пяти часов пополудни. Однако это была лишь подготовка, призванная измотать осажденных. Вечером каган вывез к Феодосиевой стене по всей ее протяженности осадные машины и приготовил для нового приступа укрытия-«черепахи». Однако горожане все же отбили врага. Несколько орудий кагана сгорело, еще некоторые сломались сами. Попытка же спустить на воду славянские ладьи не удалась из-за бдительности прикрывавшего город флота. После этих неудач управлявший столицей в отсутствие императора магистр Бонос предложил кагану, как обычно, взять откуп и удалиться. Но на этот раз авары пришли не ради этого. Каган прямо потребовал сдать ему Константинополь[289].
1 августа в устье впадающей в залив Золотой Рог реки Варбис, у перекинутого через нее моста Святого Каллиника, кагану удалось подготовить к спуску ладьи. На тамошнем мелководье ладьи свободно перемещались, тогда как военные корабли ромеев пройти не могли. Но ромейский флот выстроился в Золотом Роге, перегородив ладьям выход в море. За невозможностью прорваться славяне и не рискнули[290].
В субботу, 2 августа, в лагерь кагана вновь прибыли послы от Боноса. В посольство входил и пресвитер храма Святой Софии Феодор Синкелл, один из главных источников наших сведений об осаде. Одновременно к вождю авар прибыли с того берега и посланцы от Шахрвараза с щедрыми дарами. Каган, вдохновленный этим, вновь потребовал от ромеев капитулировать. Указывая на персидских послов, он заявил, что те пришлют ему подкрепление в три тысячи воинов, что «они заключили соглашение о том, чтобы были посланы славянские моноксилы и в них персидское войско из Халкидона пересекло море». Каган нисколько не заботился о тайне и безопасности предприятия — как и о самом персидском подкреплении, в коем мало нуждался. Ему важно было лишь устрашить ромеев, и этого он вполне достиг[291].
Впрочем, к переправе он готовился всерьез. В ночь со 2 на 3 августа славянские ладьи перевезли с Варбиса в Халы, на самом берегу Босфора. Там их спустили на воду. Поутру туда прибыл сам каган, рассчитывая встретить персидское пополнение. Ромеи, однако, действительно напуганные такой перспективой, спешно приняли свои меры. Персидских послов удалось при возвращении из каганской ставки перехватить и убить. Вечером 3 августа, когда каган как раз закончил приготовления в Халах и место переправы стало известно в Константинополе, наперерез однодеревкам вышло около 70 ромейских кораблей. Вопреки встречному ветру, они достигли цели. Все умение славянских мореходов оказалось тщетным. В тот день переправа так и не состоялась[292].
С рассветом 4 августа славяне попытались, наконец, вырваться в открытое море. Однако дозорные корабли оказались бдительны. Ромеи атаковали хрупкие славянские челны. Многие славяне потонули или были убиты ромейскими моряками. Каган вынужден был отказаться от идеи перевозки персов[293].
Теперь, полагаясь лишь на собственные силы, он готовился к решающему штурму. Вновь строились и ремонтировались осадные машины. Ладьи опять расположили на Варбисе. Каган задумал прикрыть приступ с суши морским сражением. По его замыслу, когда авары взойдут на стены, то на укреплении Птерон, прикрывавшем северо-западный район столицы, Влахерны со знаменитым храмом Богородицы, разожгут сигнальный огонь. Увидев его, славяне всей массой, с громким боевым кличем, должны двинуться на свет сигнала к городу. Появление огромной флотилии, по мысли авар, должно довершить панику горожан и позволить штурмующим ворваться со стен в город. Понесших потери славян на челнах каган укрепил «другими свирепыми племенами», «разноплеменными народами» — в первую очередь «огромным множеством» тяжеловооруженных болгар[294].
Утром 7 августа, с громогласных боевых кличей, начался штурм. Однако с самого начала планы кагана пошли прахом. Многие из подготовленных осадных машин сломались или были сожжены на самых подступах к стене. Воины кагана гибли и в них, и на самих стенах. У их подножий к концу боя лежали груды трупов. «Столько повсюду погибло неприятелей, — говорит о сражении на суше Феодор Синкелл, — что варвары не смогли даже собрать и предать огню павших»[295].
Бонос прознал через предателей или лазутчиков обо всем плане кагана устрашить осажденных нападением с моря. Чтобы покончить с этой угрозой, он задумал предупредить врага. По приказу магистра большие боевые суда — диеры (с двумя рядами весел) и триеры (с тремя) скрытно подошли к Птерону. Другая группа диер встала на северном берегу Золотого Рога, чтобы ударить по славянам с тыла. Затем, когда стало ясно, что аварская атака с суши захлебывается, Бонос приказал отряду армян, защищавшему Птерон, зажечь сигнальный огонь вне стен, на портике храма Святого Николая. Там они должны были остаться на случай высадки неприятеля[296].
