Пётр Пискарёв - Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века

Английская упряжь отличалась от русской отсутствием дуги и одеждой кучера. Кучер был одет в ливрею с блестящими медными пуговицами, начищенными, конечно, до блеска. Головной убор состоял из высокого цилиндра, с цветной кокардой с левой стороны возле полей. Отличительной чертой английского выезда был длинный хлыст, который вставлялся в специальную стойку на козлах, с правой стороны от кучера. Хлыст этот почти никогда не был в употреблении, разве за редким исключением. Он служил более для пополнения комплекта английского выезда[204].

На дверцах карет собственных выездов, независимо от стиля упряжи, у титулованных особ был герб тонкой художественной работы. У этих же лиц на запятках карет, на специальной подножке, стоял лакей в парадной ливрее. На всех видах собственного транспорта, на передней его части, обязательно были фонари. Форма их была квадратная. На задней внутренней стенке фонаря имелся рефлектор. Освещение было свечное, впоследствии — электрическое.

Выезд царской фамилии отличался от всех прочих выездов титулованных особ следующими признаками. На запятках стояли два лейб-гусара. У вдовствующей императрицы их форма имела синий цвет, у царствующей фамилии — красный. Фонари были увенчаны коронкой[205].

Однако после 1905 года такие царские выезды стали редки. Николай II, редко появляясь в Петербурге, старался как можно скорее прошмыгнуть через город на своем роллс-ройсе.

Кроме всех видов упомянутого транспорта, был еще транспорт, носивший развлекательный характер. Сюда можно отнести: лихачей, тройки и даже перевоз по льду Невы на креслах.

Лихачи — те же извозчики. Однако внешний вид выезда резко отличался от обыкновенного извозчика. Он отличался и по безукоризненному состоянию экипажа и упряжи, по наряду кучера, по упитанности и резвости лошадей. У некоторых были даже дутые шины, а на концах оглоблей горели электрические фонарики. По своему внешнему виду лихач во многом напоминал собственные выезды и даже номерной знак, который должен был прибиваться на задней спинке экипажа, прибивался так, чтобы его было как можно меньше видно. Этим обстоятельством пользовались некоторые лица, чтобы вводить в заблуждение людей по поводу своего положения в обществе и своего материального состояния. Одним словом, как говорится, пускали пыль в глаза. Стоянки лихачей были большей частью у богатых ресторанов и больших гостиниц и в других людных местах центра города. Не приходится и говорить о том, что плата за проезд на лихаче была много выше, чем плата за проезд на извозчике. Лихачами пользовались только в пределах города[206].

Для загородных увеселительных поездок пользовались другим транспортом — тройкой.

Тройка лошадей впрягалась в большие сани-розвальни, которые были убраны коврами, что придавало саням нарядный и уютный вид. Ноги седоков укрывались большой богатой полстью. Сани были очень большие, что давало возможность вместить большую компанию. Нарядна была и упряжь, изобиловавшая медными украшениями, лентами и бубенцами на дуге. Ямщик на облучке был очень яркой фигурой. Одет он был в тулуп, подпоясанный цветным, ярким кушаком, иногда просто красным. Меховая шапка была украшена перьями павлина. Лошади — «львы», подобранные под одну масть. Было чем полюбоваться!

Тройки использовались для поездок за город, в пригородные рестораны и особенно, конечно, в дни Масленой недели[207].

К развлекательному транспорту можно отнести и перевозку по льду Невы в креслах на полозьях с одного берега на другой. Кресло было деревянное, одноместное. За спиной седока шел человек на коньках и толкал кресло вперед[208].

Пользовались такими креслами преимущественно женщины с ребенком. Маленького ребенка брали на руки, а побольше — стоял рядом с сидевшей женщиной. Для таких кресел была расчищена трасса на льду.

И, наконец, остается только рассказать о ломовом извозе, как прежде называли грузовой или гужевой транспорт. Такой транспорт называли иногда коротко ломовиками, а извозчика при нем — ломовым извозчиком.

Что же из себя представлял ломовой транспорт? Это была большая площадка-платформа из толстых досок на четырех колесах, окованных железом, на рессорах. Такая плоская телега ничем не была ограждена. Весь груз, какой бы он ни был, привязывался к телеге толстой веревкой, для плотного затягивания которой со всех сторон телеги, под платформой, имелись крюки. Все это делалось так надежно, что в прочности этого дела никто никогда не сомневался, ни у кого не возникало мысли, что что-нибудь с телеги свалится, потеряется, развалится. Здесь чувствовались сильные руки привычного к этому делу человека. Во время дождя груз прикрывался большим брезентом. Были и бортовые телеги.

В зимнее время телега заменялась низкими широкими санями — плоской площадкой-платформой на полозьях. Места для извозчика не было ни на телеге, ни на санях. Он помещался на передней части транспорта, где-нибудь и как-нибудь, или шел рядом с телегой или санями.

Для перевозки льда с Невы, где его заготовляли равными большими брусками («кабанами»), были особые сани — узкие и длинные. На такие сани бруски льда клались поперек.

Для перевозки длинных предметов (досок, бревен, труб, полосового железа) передняя пара колес снималась со шкворня и передвигалась к передней части груза, который крепко привязывался к этому передку. Задняя пара колес вместе с площадкой отводилась на конец груза, где он также привязывался веревкой.

На дуге, выкрашенной более бледной краской, был написан другой, более яркой краской, адрес извозопромышленника. Надпись эта делалась более крупными буквами во всю ширь дуги и была хорошо видна даже на дальнем расстоянии. Это была, своего рода, реклама. Добросовестным исполнением поручений и указаний лица или учреждения, нанявшего транспорт, извозчик как бы поддерживал честь той фирмы, у которой находился на службе. Номерной знак прибивался с левой стороны дуги.

Ломовой извозчик был одет в серый рабочий костюм. Брюки были заправлены в русские сапоги. На голове — картуз. Но что особенно бросалось в глаза в одежде ломового извозчика, — это традиционная жилетка, которую извозчик носил поверх рабочего костюма. А жилетка эта была с претензией на какую-то эффектность. Она была из красного сукна, обшита золотой тесьмой, а по бортам — золотые пуговицы. Работа ломового извозчика была грязная, поэтому и одежда его не отличалась чистотой, в том числе и традиционная жилетка носила иногда такие следы загрязнения, что в ней с трудом можно было разглядеть и красный цвет материи и золото тесьмы и пуговиц. В зимнее время серый рабочий костюм заменялся серым ватником.

Ломовой извозчик был одновременно и крючником. Он не только перевозил груз, но и грузил его на телегу или сани, а также сгружал по прибытии на место доставки. Для этой цели у него всегда был за поясом крюк с короткой веревкой.

Некоторые извозчики не лишены были чувства «эстетики». Они украшали гриву и даже хвост лошади ленточками и цветными тряпочками[209].

Ломовой транспорт обслуживался битюгом. Битюг — русская рабочая лошадь крупной породы, сильная, с крепкими ногами и большими густыми космами у копыт. Однако, как ни сильна была лошадь, силы ее имели какой-то предел. Но с этим не всегда считались. С целью побольше заработать, лошадь иногда загружали так, что она с большим трудом тащила тяжелую кладь, выбиваясь из сил. Кстати сказать, у ломового извозчика кнута не было, он подгонял лошадь концами вожжей. Особенно тяжело было лошади тащить груз на санях во время распутицы, когда от внезапной оттепели снег таял, обнажая булыжник мостовой. Вот по этому-то булыжнику, вместо снега, несчастная лошадь тащила огромные сани с тяжелым грузом. Лошадь, взмыленная, с горящими глазами, выбившись из сил, вставала. Извозчик не знал, что делать. Наконец извозчик, выведенный из терпения, начинал беспощадно хлестать лошадь вожжами, и если это не помогало — бить ногой лошадь в живот. Собиралась толпа. Возмущенные люди старались образумить обезумевшего извозчика. Особенно, конечно, старались сердобольные женщины. Извозчику угрожали составлением протокола. Звали городового. Тут же находились члены «Общества покровительства животным от жестокого обращения». От всех этих угроз извозчик свирепел еще больше и, ругая самой нецензурной бранью толпу, продолжал свою расправу с лошадью, которая с помощью нескольких мужчин трогала с места, но, проехав минут 10–15 опять останавливалась. Расправа с лошадью повторялась. Такие дикие сцены в дни распутицы повторялись очень часто.