Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»
Мы пересекли Яйлу — по хребту плато Ай-Петри — спуск к Байдарской долине до обрывов моря над мысом Айя у Балаклавы. Этот путь был проделан за двое суток. Ночью под покровом темноты мы пересекли Байдарскую долину севернее территории совхоза и, перейдя шоссе, двинулись в сторону моря к мысу Айя.
На 4-й или 5-й день подошли к мысу. Видна была Балаклава, но где проходит линия фронта, мы не знали. Ночью 26 марта из кромешной тьмы впереди справа раздался крик «хальт» и стрельба. Мы кинулись по обрыву назад.
Мы находились в нагромождении скал, за день продвинулись к Балаклаве всего метров на сто. У нас кончились продукты. Последние триста грамм риса я варил лично и раздавал по одной столовой ложке. Мучила жажда. В расщелине мы наткнулись на лужицу со смешанной дождевой и морской водой и выпили грамм по 100–150. Наконец, мы вышли к «Золотому пляжу». Это был десятый день нашего похода. Шаповалов, который был ранен в перестрелке, окончательно потерял сознание, и мы спрятали его среди скал, а сами стали подниматься к Генуэзской башне.
Выбравшись на склон горы, мы попали между линией фронта наших и немецких войск. Над головой то и дело свистели пули. Чувствуя приближение рассвета, мы стали ползти быстрее, и вдруг слышу: «Стій, хто іде?» Это было, как удар грома. Мы ответили, что это партизаны. Голос крикнул: «Не лякайтесь, я буду стрелять». И действительно, раздалось вверх несколько выстрелов, и мы заметили красноармейца. Прибежало человек шесть бойцов, нас подняли с земли. Невозможно передать нашу радость. Было 5 часов утра 2 апреля 1942 года. Первое, что мы просили, это воды и кушать. Когда в штабе узнали, что мы не ели семь суток, то нам дали полстакана воды и тарелочку супа на четверых. За Шаповаловым отправилась шлюпка, и его живым доставили в Севастополь» [42, с. 141].
Партизаны просили прислать радиста с рацией, продукты. Были готовы выполнять задания командования по разведке. Рассказали о наличии площадки, на которой может приземлиться самолет У-2.
Генерал И.Е. Петров сразу же оценил ту потенциальную помощь, которую может оказать фронту партизанская разведка. Просьбе партизан была дана «зеленая улица».
В ночь на 8 марта 1942 г. флотский летчик Агегьян на тяжелом гидросамолете доставил и сбросил 1000 кг продовольствия голодавшим партизанам Севастопольского, Балаклавского и Акмечетского отрядов, блокированным в урочище Чайный Домик, что позволило остаткам отрядов вырваться из окружения и перебазироваться в леса заповедника. При этом на заснеженных нагорьях замерзли 27 партизан [83].
И.Е. Петров сразу же оценил масштабы той помощи, которую могут оказать защитникам города партизаны. Он сразу же ставит задачу установить местонахождение центрального пульта управления прожекторами, которые очень досаждали нашим кораблям. Предполагалось, что он находится где-то под Алуштой. Разведчику М.Я. Глазскрицкому удалось обнаружить пульт управления и даже побывать в его расположении на территории Рабочего уголка, а вскоре авиация Черноморского флота обрушила на пульт бомбовый точечный удар.
В начале июня 1942 года летчики доставили Г.Л. Северскому два пакета, один из которых должен был во что бы то ни стало попасть в руки немецкого командования, во втором пакете была инструкция.
Партизаны решили «доставить» его к немцам следующим образом. Они давно вели наблюдение за одним бойцом, который, по их мнению, был подослан немецкой разведкой. Ему в вещмешок незаметно подложили этот пакет, а во время нападения на колонну машин в завязавшейся перестрелке «партизана» застрелили из немецкого оружия.
Далее все пошло по плану. При осмотре трупа немцы обнаружили пакет и передали его в вышестоящий штаб, а далее началось перемещение войск. Значительные силы противник снял из-под Севастополя и бросил против предполагаемого десанта.
За успешное выполнение задания партизаны Александр Махнев и Василий Талышев были награждены орденами Красной Звезды [80, с. 98].
Всего до падения Севастополя в заповедник было произведено 42 вылета, в том числе 30 — с посадкой на партизанские костры на площадке Тарьер [83].
Создание «воздушного моста» возродило пошатнувшуюся было в лесу «административно-командную систему». Центральный штаб стал вновь владельцем всего, что поступало с Большой земли, и уже по своему усмотрению распределял продукты. Опальный Зуйский отряд, который уже отдал все свои запасы, не получал ничего!
Появление продовольствия, то есть «предмета дележки», окончательно обострило отношения между Мокроусовым и его военным окружением.
«Маршалу Советского Союза
Семену Михайловичу товарищу Буденному.
Вынужден донести лично Вам. Находиться в Центральном штабе партизан Крыма не имею сил. 19 июня Мокроусов в очередной своей пьянке приказал лейтенанту Сороке (командиру группы комендантского взвода Центрального штаба) арестовать меня и расстрелять. Эта неоднократная выходка Мокроусова может довести меня до предела. Вся соль в том, что я стараюсь не допустить произвола и безобразий в отношении командного состава, находящегося в лесу.
Прошу вас, тов. Маршал, принять решительные меры наведения порядка здесь в лесу или отозвать меня из Центрального штаба, т. к. нет больше сил терпеть безобразие.
21.06.42 Начальник штаба партизан Крыма полковник Лобов» [14, с. 82].
«Сов. секретно.
Лично Капалкину.
Произвол Мокроусова и Мартынова продолжается. Сегодня получив посылки, Мокроусов и Мартынов напились пьяными, вызвали к себе для беседы на 17.00 полкового комиссара т. Попова и беспричинно его арестовали.
Об аресте Попова запретили сообщать по радио. Прошу доложить об этом Маршалу и принять срочные меры.
28/VІ.42 Зам начальника особого отдела 48 о.к. д мл. лейт. госбезопасности Касьянов» [2, с. 85].
Письмо Е.А. Попова от 4.04.42 г.
«Товарищ дивизионный комиссар. В лесах Крыма творятся возмутительные факты. Когда прибыл Селихов, Генов всеми мерами хотел его выгнать из района в то время, когда хлеба было вдоволь. Генов отказался кормить людей Селихова. Когда я потребовал кормить группу Селихова, мне Генов заявил: «Вы их привели, вы их и кормите!»
Когда впоследствии я об этом доложил Мокроусову, последний накричал на меня: «Вы подсовываете факты против Генова». Генов как старый друг Мокроусова поставил перед ним вопрос о том, что «военные» стараются затмить «старых партизан».
В связи с чем было принято решение разогнать военные кадры 2-го района. Во-первых, отправить отряд Городовикова в район Бахчисарая. Это было не только не целесообразно, но и вредно. Я, как комиссар района и как комиссар 48-й к. д. заявил Мокроусову, что Городовикова с отрядом посылать в Бахчисарай преступление. Мокроусов вскипел, назвал меня бунтовщиком-григорьевцем и объявил всем, что он меня арестует и расстреляет.
Только Городовиков построил отряд, как пришла ваша телеграмма о создании воинской группы.
Решено было убрать полковника Лобова и был издан приказ о переводе его в 1-й район, но после прибыла ваша кодограмма относительно Лобова.
Был издан приказ о моем снятии, но в тот же день прибыла ваша телеграмма о моем назначении заместителем.
На совещании комначсостава военных отрядов Мокроусов назвал «троцкистом» Селихова. Такое заявление мог сделать ограниченный в политическом отношении человек.
Всей душой Мокроусов ненавидит комиссаров, не признает никаких приказов, в том числе и т. Сталина. Он заявляет: что ему все эти приказы и директивы не известны и поэтому он их не признает.
В районном штабе остался один наш человек не снятый, это зам. нач. 00(так в исходнике) 48 Касьянов, однако и его без всяких причин снял Мокроусов с должности ст. уполномоченного 00(так в исходнике) района.
На каждом шагу Мокроусов старается дискредитировать военные отряды и ком. нач. состав, в особенности Селихова с тем, чтобы показать, насколько ошибочно было назначать Селихова нач. районов.
48-ю о.к.д., которая прославилась в лесах Крыма своими действиями и дисциплиной, Мокроусов почему-то ненавидит и называет «паршивой».
Из 3 тысяч партизан и партизанок Крыма местный контингент составляет 700–800 чел. Вот почему они боятся, что после лавры победы припишут военным, вот почему они стараются дискредитировать военные кадры и вот почему не был принят в штаб генерал Аверкин, несмотря на все его просьбы. Все, что делают Мокроусов и Генов, трудно описать. Я возмущен до глубины. Пусть мне грозят расстрелами, но справедливости ради я молчать не буду. Я преклоняюсь перед прошлым Мокроусова, но я ненавижу его настоящее — несмотря на то, что его имя склоняется нашими врагами.
