Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд
Критики, такие как сенатор Маклей, считали, что «пустая церемония» дамб напоминает о европейской придворной жизни и не имеет места в республиканской Америке. Другие доходили до того, что критиковали неловкость поклонов Вашингтона, которые были описаны как «более отстранённые и жёсткие», чем у короля. Вскоре администрацию стали осуждать за «монархические обычаи». Даже тот факт, что слуги, присутствующие на приёмах, пудрили волосы, казалось, предвещал монархию. Но многие лидеры федералистов считали, что сильная степень монархии — это как раз то, что нужно республиканской Америке.
Действительно, Джон Адамс, вероятно, был тем человеком в новом правительстве, которого больше всего волновали вопросы церемоний и ритуалов. «Ни достоинство, ни власть, — писал он, — не могут быть поддержаны в человеческих умах, собранных в нации или любое большое количество без великолепия и величия, в какой-то степени соразмерных им». Каждый день он ездил в Сенат в изысканной карете, которую сопровождал водитель в ливрее. Он председательствовал в Сенате в напудренном парике и с маленькой шпагой. Увлечение Адамса титулами, пожалуй, больше, чем что-либо другое в его карьере, заставило его выглядеть более чем нелепо в глазах последующих поколений. Конечно, он казался смешным даже некоторым из своих современников, которые высмеивали его как «герцога Брейнтри» и «Его Ротундити».
Но Адамс был не одинок в своём интересе к королевским ритуалам. Многие федералисты считали, что титулы и иерархия отличий необходимы для благополучия любого зрелого стабильного общества. Если американский народ не настолько хорошо приспособлен к республиканскому правлению, не настолько добродетелен, как надеялись Адамс и другие старые революционеры, то обращение к титулам, как к одной из наименее предосудительных монархических форм, имело большой смысл. Американцы могли иметь часть монархии, не подрывая в корне свой республиканизм. Америка — молодое общество, сказал Адамс, и ей следует готовиться к зрелости «в недалёком будущем», когда наследственные институты могут быть более применимы. Адамс говорил, что «не считает наследственную монархию или аристократию «бунтом против природы»; напротив, я считаю их институтами восхитительной мудрости и образцовой добродетели на определённой стадии развития общества в великой нации». Когда Америка станет похожа на европейские страны, тогда наследственные институты станут «надеждой наших потомков». «Наша страна ещё не созрела для этого во многих отношениях, и пока в этом нет необходимости, — говорил Адамс, — но в конце концов наш корабль должен причалить к этому берегу или быть выброшенным на берег».
В 1770-х годах Адамс находился в авангарде движения сопротивления и приобрёл репутацию великого патриота благодаря своей роли в организации движения Континентального конгресса к революции. Он был главным разработчиком проекта конституции Массачусетса 1780 года, а по окончании Революционной войны стал первым министром, отправленным в бывшую страну-мать. После его возвращения из Сент-Джеймсского двора в 1789 году многие считали, что он позаимствовал некоторые из его монархических взглядов. Недавно вышли три тома его «Защиты конституции правительства Соединённых Штатов», и они вызвали сомнения в республиканском характере Адамса. Англия, например, стала для Адамса такой же республикой, как и Америка: «Монархическая республика, это правда, но всё же республика». Точно так же он называл правительство своего родного штата Массачусетс «ограниченной монархией». Так же, по его словам, и новое национальное правительство было «ограниченной монархией» или «монархической республикой», как Англия.
Хотя Адамс утверждал, что он «такой же республиканец, каким я был в 1775 году», многие его идеи казались неуместными в Америке 1789 года. Поскольку большинство его соотечественников недавно отказались от традиционной для Адамса концепции смешанной республики с её балансом монархии, аристократии и демократии, его рассуждения о «монархических республиках» должны были смутить людей и вызвать подозрения. Сенат, в котором он председательствовал в качестве вице-президента, вскоре понял, каким любопытным человеком был их новый лидер.
30 апреля 1789 года, в день инаугурации президента, вице-президент Адамс назвал выступление Вашингтона «его самой милостивой речью» — такими словами обычно называли речи британского короля. Сенатор Уильям Маклей из Пенсильвании, сын шотландско-ирландских пресвитерианских иммигрантов, считал себя выразителем простого республиканизма. Фраза Адамса показалась ему первой ступенькой на лестнице восхождения к королевской власти, и он решительно возразил. Адамс ответил, что это всего лишь простая фраза, заимствованная из британской правительственной практики, и что американские колонисты, в конце концов, наслаждались большим счастьем, используя эту практику; всё, чего он хотел, по его словам, это респектабельное правительство. Он предположил, что, возможно, он слишком долго пробыл за границей в 1780-х годах и нравы американского народа изменились. Во всяком случае, сказал он, если бы он знал в 1775 году, что дело дойдёт до этого, что американский народ не примет достойного правительства, «он бы никогда не нарисовал свою шпагу».
Адамс стал ещё больше волноваться по поводу того, как называть президента, — этот вопрос занимал большую часть времени Сената в первый месяц его существования. Ещё до приезда в Нью-Йорк Адамс обсуждал с коллегами из Массачусетса, как правильно называть президента. В конце концов, губернатор штата носил титул «Его превосходительство». Разве президент не должен иметь более высокий титул? «Королевский или хотя бы княжеский титул, — сказал он другу, — будет совершенно необходим для поддержания репутации, авторитета и достоинства президента». Только что-то вроде «Его Высочество, или, если хотите, Его Благороднейшее Высочество» подойдёт.
Другие разделяли заботу Адамса о надлежащем титуле для президента. Сам Вашингтон, как говорят, сначала предпочитал «Его Высокое Могущество, Президент Соединённых Штатов и Защитник их свобод». В конце концов, голландские лидеры Генеральных штатов Соединённых провинций называли себя «Их Высочествами», и они, предположительно, были гражданами республики. Некоторые сенаторы действительно выражали своё влечение к монархии, прекрасно понимая, что их слова остаются в пределах сенатской палаты. Сенатор Эллсворт из Коннектикута указывал на то, что божественная власть и Библия санкционируют королевское правление, а сенатор Изард из Южной Каролины подчёркивал древность монархии. Нахождение ценностей в королях оказалось слишком сложным для ревностного республиканского сенатора Маклая. Он не раз вставал на ноги, выступая против того, что он считал «глупыми, напускными изысками и пышностью королевского этикета».
Но под нажимом вице-президента Адамса сенаторы продолжали искать подходящий титул для Вашингтона. «Превосходительство», — предложил Изард. «Высочество», — сказал Ли. «Избирательное высочество», — сказал другой. Что угодно, только не просто «президент». Это казалось слишком обычным, сказал Эллсворт, и Адамс согласился: в конце концов, были «президенты пожарных компаний и крикетного клуба». Что подумают другие правительства о президенте, чьи титулы меньше, чем даже у нашего собственного дипломатического корпуса? спросил Адамс. «Что скажут простые люди иностранных
