Князья и княгини Русского Средневековья. Исторические последствия малоизвестных событий - Антон Анатольевич Горский
Однако почти сразу после происшедшего в 1247 г. распределения столов сыновья Ярослава ему воспротивились. В конце 1247 г. второй из них по старшинству, Андрей Ярославич, отправился к Батыю; следом за ним поехал старший, Александр. Правитель улуса Джучи отправил братьев в ставку великого хана, где в 1249 г. Александр получил Киев (его отец владел им в 1243–1246 гг.) «и всю Русьскую землю» (т. е. формальное старшинство над всеми русскими князьями), а Андрей – Владимир[462]. Уже после возвращения Александра и Андрея, в 1250 г., Святослав с сыном ездил к Батыю[463], но, скорее всего, не для того, чтобы оспорить решение о великом княжении владимирском, а для закрепления за ним и его потомками стола в Юрьеве (им позднее до 1340-х годов и владели Святославичи)[464]. Между тем Святослав как следующий по старшинству брат великого князя по древнерусским нормам наследования являлся первым кандидатом на великое княжение Ярослава Всеволодича[465]. Не противоречило это и монгольским порядкам: у Чингисидов не было четких правил наследования, но в отношении русских князей они обычно следовали местным нормам. Так, в 1246 г. Батый передал владения казненного князя из Черниговской земли Андрея его брату[466]; убитому по приказу Батыя в том же году черниговскому князю Михаилу Всеволодичу наследовал, скорее всего, не сын, а следующий по старшинству (троюродный брат)[467]. После великого княжения Александра Невского во Владимире с санкции Орды правили его братья – Ярослав, затем Василий. Лишь после ухода всех Ярославичей из жизни настал черед сыновей Александра. При этом на великое княжение и во второй половине XIII, и в XIV в. претендовали только потомки Ярослава, представители других ветвей этого никогда не делали[468].
Таким образом, налицо явное предпочтение монгольскими правителями потомков Ярослава Всеволодича, причем в конце 1240-х годов – вопреки порядку наследования, принятому на Руси, и даже вопреки воле самого Ярослава.
В связи с этим заслуживает внимания сообщение Плано Карпини, посла папы римского Иннокентия IV к монгольскому великому хану Гуюку, общавшегося с Ярославом в ставке Гуюка незадолго до кончины князя: «In reversione in terram Biserminorum, in civitate Lemfinc, invenimus Coligneum qui de mandato uxoris lerozlai et Bati ibant ad predictum lerozlaum» (На обратном пути в страну бесермен, в городе Лемфинк, мы встретили Колигнева, который по приказу жены Ярослава и Батыя ехал к вышеуказанному Ярославу)[469]. Встреча произошла во время возвращения францисканцев из Каракорума в ставку Батыя, примерно в середине пути, в феврале-марте 1247 г.[470] Из приведенного текста следует, что в момент смерти Ярослава (30 сентября 1246 г.) в ставке Батыя в низовьях Волги находилась его супруга[471]. Из русских источников известно о двух женитьбах Ярослава. Первый брак был заключен в 1206 г. с дочерью половецкого князя Юрия Кончаковича[472] (о дальнейшей судьбе первой жены сведения отсутствуют), второй – в середине 1210-х годов с дочерью князя из смоленской ветви Мстислава Мстиславича[473]. Однако новгородская летопись сохранила подробное известие о кончине второй жены[474] Ярослава с точной датой – 4 мая 6752 (1244) г.[475]
Ярослав отправился к Батыю, скорее всего, зимой 1245/46 г.[476]У него было полтора года пребывания на Руси, чтобы жениться вновь, но это представляется маловероятным. Во-первых, из позднейших многочисленных данных о поездках князей в Орду следует, что жен в них брали исключительно редко[477]. Во-вторых, третий брак запрещался каноническим правом[478]. В 1347 г. на него пошел праправнук Ярослава великий князь Семен Иванович, и это вызвало серьезный конфликт с митрополитом (вплоть до того, что пришлось обращаться за разрешением в Константинополь к патриарху)[479]. Семен имел резоны для такого рискованного шага: 30-летний князь не имел сыновей. Но зачем было спешно нарушать установленные правила 55-летнему Ярославу, в семействе которого насчитывалось семеро сыновей? Вопросы снимаются при принятии предположения, сформулированного Д. Домбровским: в брак великий князь вступил во время пребывания в ставке Батыя, и новой супругой Ярослава стала женщина, приближенная к хану. В качестве основания приводятся слова Плано Карпини, что гонец Колигнев отправился в путь по поручению как жены Ярослава, так и Батыя («de mandate uxoris lerozlai et Bati»), что указывает на согласованность их действий[480]. Могут быть высказаны и дополнительные аргументы, склоняющие к тому, что третья супруга князя была не просто приближенной Батыя, а его близкой родственницей.
Факты выдачи монгольскими ханами родственниц замуж за местных князей, признавших свою зависимость, известны. Правителю Уйгурии Барчуку в 1227 г. обещали в жены дочь Чингисхана (брак не состоялся сначала из-за смерти Чингисхана, потом из-за кончины невесты), позже за сына Барчука новый великий хан Угедей выдал другую представительницу монгольского «Золотого рода» (вероятно, свою дочь). Чингисхан дал в жены девицу из своего рода также правителю карлуков[481]. Что касается Батыя, то на его сестре был женат Карбон – военачальник, в чьих кочевьях возле Дона Плано Карпини встретил по пути из Киева к Батыю Даниила Галицкого[482]. Другую сестру Батый выдал за Инальчи из племени ойрат[483]. Оба эти зятя Батыя стояли рангом ниже Ярослава, и выдача за него, признанного главным из русских князей, менее близкой родственницы или тем более представительницы другого знатного рода была бы не вполне логична[484]. В пользу
