Михаил Ишков - В рабстве у бога
- Что значит "естественные границы"? - спросил я и вернул себе человеческий облик.
- Область пространства, ограниченная радиусом, равным десятикратному расстоянию от Солнца до Плутона. Это юридический термин.
- Юридический термин чего? - мимоходом поинтересовалась Каллиопа. Она уже была в спортивной куртке, брюках, заправленных в резиновые сапоги.
- Установлений... - помолчав, неопределенно ответил голос, - В этих пределах вы вольны жить по собственному разумению. Стоит вам шагнуть за порог этой сферы, и вы сразу попадаете в двусмысленное положение. В космосе всем рады, но никого не ждут. Архонты всегда готовы предоставить помощь она камнем ляжет вам на грудь.
- Туманно рассуждаете, хотелось бы поконкретней, - заметил Георгий-меченосец. У него между ног покоился длинный, с широким лезвием, двуручный меч в ножнах. - Кто такие архонты?
- Это не мнение, - в голосе капитана послышалась обида. - Это точное знание. Естественнонаучный факт, равнозначный тому, что на тело, погруженное в жидкость, действует сила, равная весу вытесненной этим телом жидкости.
- Пятый класс, - ухмыльнулся я. - Выходит, для нас пятый класс - закон Архимеда, а для вас - наличие архонтов?
- Вероятно, это и есть мера нашего различия, - ответил голос. Уместно ли тратить время на объяснения, доказывать, что архонты наследники изнаночной программы, заложенной в первоначальное мировое семя во время предыдущей кальпы. (сноска: В древне индуистской философии понятие периода, во время которого мир нарождается, развивается и гибнет.). Они пытаются одержать победу, сокрушить Божий, как вы его называете, промысел. Мы именуем его планом Творцов. Стоит ли метать бисер, разъясняя, что ступив за черту естественной границы, вы тут же будете втянуты в борьбу за перемену знака космологической постоянной? С нашей точки зрения, физика не более, чем одно из проявлений этики. Что нового в высказанном мною? Разве что масштаб. Вот наш совет - устройте жизнь внутри естественных границ. Ваша звездная система должна стать надежной крепостью, чтобы никакое изменение постоянной Планка не могла поколебать вашу веру в Творца. Или, если вам так угодно, в Господа Бога.
- Да, - кивнула Каллиопа, - это хороший совет. Только неисполнимый. Разве что со временем... - божественные её ручки ловко крошили грибы в сотворенную летательным аппаратом сковородку. - И, милый койс, попрошу, голос её прозвучал так сладостно, так обольстительно, что я зажмурился, Георгий вздохнул, а голос в рубке начал откашливаться. - Держите умеренную температуру.
В наступившей тишине особенно звонко зазвучал её голос.
- Даже если наши предки с бору по сосенке, это вы верно изволили заметить, вряд ли справедливо настаивать на том, что им не хватало мудрости и дара предвидения. У нас разные боги, разная степень осознания величия Господа, но приближение к нему, святая вера в то, что он создан нами же, схожи. Следовательно, понимание смысла существования богов что у вас, что у нас, - едино. Я бы не сказала, что подобные сакральные разговоры сейчас к месту - для нас куда важнее получить гарантии, что ваш голос - это голос разума, а не зов тех, кто мечтает о реванше. О невозможном. О возмездии...
- У вас есть какие-то сомнения насчет нас, повелительница? поинтересовался капитан. - Таков, по-видимому, ваш ранг?
- Выше, выше, - Каллиопа, вздернув брови, потыкала пальчиком в купол рубки.
- Простите, богиня.
Каллиопа ещё раз молча показала пальчиком вверх.
- Дева? - в голосе капитана послышалось неподдельное удивление, а койс неожиданно съехал ребром вниз метров на сто. Я едва не вывалился из кресла, Георгий вслух помянул недобрым словом святую силу, и капитан уже благоговейно спросил.
- Мать?!
- Нет, чуть пониже, - ответила Каллиопа.
- Я преклоняюсь перед вами, сольветера, но никаких гарантий не будет.
- Вот то-то и оно, милый капитан. Советы другим мы и сами мастера давать. Однако что поделаешь, контракт заключен.
Мы с Георгием переглянулись, потом я перевел недоуменный взгляд на Каллиопу, но в эту секунду койс сообщил, что до него доходит чей-то панический мысленный вызов.
- Включаю эфир.
В рубке раздался обиженно-всхлипывающий тенорок Василь Васильевича.
- Серый волк, Серый волк! Ну, где же вы? Уже третья особь прошла мимо меня. Видали бы вы эту черную муринку! Лицом бела, ногами стройна, грудь высока - ну, просто интердевочка.
- Смотри, Василь Васильевич, не смей совокупляться! У тебя ума хватит, потом ищи тебя по Гашарве, станешь плоским и двумерным.
- Что ты, Серый волк!.. Я к тому, что они всерьез взялись за изготовление продавцов коммерческих палаток. Подслушал я их разговор.
- Место нашел?
- Так точно.
- Давай координаты.
- Запоминай... - голос его зазвучал глухо, сипло, нараспев. - От Олисановской пустоши, что за поворотом на полигон, в овраге стоит дуб, от земли голенаст, вверху суковат, а на нем грань; а от тоего дуба на столб дубовый, а на нем две грани, а у столба две ямы, а столб стоит против горелого пня, а от того столба долинкою, водотечью, вниз на засеку, а от тоей засеки суходолом на столб дубовый, а на нем две грани, а столб стоит на водотечи; а от тоего столба прямо к болоту же на иву, вверху суковата, без верху, покляпа на всход (сноска: Склонилась на восток), на ней две грани; и от тоей ивы через болото на березу кудревату, и от тоей березы вниз тем же овражком, водотечью на березу, от земли голенаста, вверху кудревата, покляпа на полдень, а от тоей березы к черному лесу; там дуб, от земли голенаст, виловат, с дуплом, стоит у ивова куста, а по сказке старожильцев была де в ивовом кусте осина, а на ней старая грань, и ту де осину вырубил житель деревни Юрьевки колхозник Степан Борков.
У куста ивова жду-дожидаюсь, сердце от страха замирает - гуд по черному лесу идет, а в тоем лесу камень отвальной, под ним де схрон - так старо жильцы говорят. Так теперь тот схрон козлищами смердит.
- Ясно, - ответил я. - Жми на медовуху, храбрости прибавится, а нам заклятье начинать пора. Ну, капитан, гляди в оба. Раздайся вширь, вернослужащий древний! Связь будешь держать, в нужный момент мощь подведешь. Хватит мощи-то?
- Послужим честно, - торжественно откликнулся хрипловатый, с едва заметной гнусавинкой голос.
В то же мгновение стенки кабины расширились, увысились, теперь мы с Георгием могли спокойно встать в полный рост.
- Каллиопушка, провидь, - попросил я, - что там пакость начудила?
- Не вижу - стены помехой. И камень велик с нашей стороны лежит.
- Вижу яму глубокую, - произнес капитан, - жаркий огонь в ней пышет, конь огненный к столбу привязан, а на тоем столбе две грани и лики на них. Конь спокойно стоит, сил набирается, тени вокруг него хоровод водят, досками-ручками сцепившись, песни поют.
- Вот и нам пора песнь заводить, - буркнул Георгий. - Скоро посадка, силу ещё надо от матери сырой земли впитать.
- Вижу лесного жителя, фавна козлоногого, - сказала Каллиопа. - Не спеши, царевич Георгий, грибков отведай. Грибки поспели. Вкусныи-и...
Угостившись жареными грибками, Георгий заметил.
- Что грибки! Вот на море, на окияне, на острове Буяне стоит бык печеный. В одном боку у быка нож точеный, а в другом чеснок толченый. Знай режь, в чеснок помакивай да вволю ешь. Худо ли!
Наконец койс спланировал и приземлился у ивова куста, где босой, перебирая копытами, потирая друг о друга покрытые курчавой шерстью ноги, в шляпе с узенькими полями, укрывшись офицерской плащ-палаткой нас дожидался Василь Васильевич.
Был поздний осенний вечер. Из черного леса отчаянно тянуло прелью. В той стороне блуждали болотные огни и что-то глухо рокотало. Тонкая полоска зари тлела на заходе, её тепла уже не хватало, чтобы обогреть землю, и Доротея, первой ступившая на увядшую траву, поежилась.
Следом за ней вышел царевич Георгий, за ним выбежал я. Лязгнул зубами на протянувшего ко мне руку Василь Васильевича. Тот моментально отдернул пальцы. Наконец Каллиопа поднесла супругу меч-кладенец. Тот, преклонив колено, принял оружие, сократил длину лезвия и ножен, опоясался и принялся заунывно заговаривать.
- Мать сыра земля, ты всякому железу мать, а ты, железо, поди в свою матерь-землю, а ты, древо, поди в свою матерь-древо, а вы, перья, падите в свою матерь - птицу, а птица полети в небо, а клей побеги в рыбу, а рыба поплыви в море, а мне бы, рабу Георгию, было бы просторно по всей земле. Железо, уклад, сталь, сила электрическая, луч фотонный, захват гравитационный на меня не ходите. Как метелица не может прямо лететь, так бы всем вам немочно ни прямо, ни тяжело разить меня и моего коня и приставать ко мне и моему коню. Как у мельницы жернова вертятся, так бы железо, уклад, сталь, медь, сила электрическая, луч фотонный, захват гравитационный вертелись бы вкруг меня, а в меня не попали. А тело мое было бы от вас не окровавлено, душа не осквернена. А будет мой приговор крепок и долог, как Алатырь-камень.
