Анатолий Левандовский - Потомок Микеланджело
Во время итальянской кампании генерал-якобинец показал себя инициативным и бесстрашным командиром. За боевые заслуги верховное командование произвело его в дивизионные генералы. Однако Бонапарт, придя к власти и хорошо зная прошлое Мале, не утвердил его в этом звании, оставив генералом бригады.
20
Бонапарт…
Если он до какой-то степени разобрался в Мале, то Мале понял его еще раньше и, оставаясь стойким республиканцем, возненавидел до глубины души. Недаром ходили упорные слухи, что, будучи начальником Дижонского лагеря, Мале, войдя в сговор с оппозиционным генералом Брюном, собирался арестовать Бонапарта во время инспектировки войск и не сделал этого только потому, что Первый Консул в Дижон не поехал…
Вскоре между ними произошла личная встреча. Произнеся несколько ничего не значащих слов, Первый Консул вдруг зорко взглянул на генерала.
— Когда-то я служил с одним капитаном артиллерии по имени Мале… Нет, это были не вы. Вероятно, ваш брат…
Бонапарт помолчал, затем прибавил:
— Он был по убеждениям роялист. А вы, как я догадываюсь, республиканец…
Первый Консул ждал ответа. Если бы генерал Мале стремился к карьере при новом режиме, он должен был бы отрицать свой республиканизм, тем более что понимал — весь разговор о «брате» был примитивным камуфляжем.
Но строптивец не стал ничего отрицать. Он промолчал и лишь чуть кивнул головой, что можно было понять как полное согласие с репликой Первого Консула.
Наполеон был разочарован, но не сдался. Он ценил талантливых людей и, даже чувствуя противостояние, не сразу делал для себя окончательный вывод.
Хотя Мале проголосовал против пожизненного консульства, и Наполеон знал об этом, он произвел упрямца в командоры ордена Почетного легиона. Ответом явилось весьма холодное письмо Мале, в котором он обещал «быть достойным общества, основанного на любви к свободе и равенству».
…К свободе и равенству — это в 1802 году! Такое обещание звучало как прямая угроза усиливающемуся авторитарному режиму!
Но подлинную оплеуху властителю неуемный Мале закатил два года спустя. Он счел уместным письменно «поздравить» императора, отправив послание, составленное в следующих словах:
«Гражданин Первый Консул, мы присоединяем наши чувства к тем французам, которые желают видеть нашу родину счастливой и свободной. Если наследственная империя есть единственное убежище от бед — будьте императором, но употребляйте весь авторитет, который дает вам высшая администрация, чтобы новая форма власти основывалась на способе действий, избавившем нас от бездарности и тирании ваших наследников. Иначе в один день мы потеряем часть нашей свободы и наши дети будут упрекать нас за то, что мы ею пожертвовали».
За подобную дерзость другой бы заплатил немедленной потерей свободы. Однако и на этот раз Наполеон оставил дело без последствий. Он словно дразнил и раззадоривал пылкого республиканца, провоцируя его на новые шаги.
И тогда последовала ангулемская история.
21
В этот день господин Фуше прибыл с докладом очень рано.
Согнувшись перед императором в угодливом поклоне, он положил на стол объемистую папку.
— Что это? — спросил Наполеон.
— Сир, здесь мною подобраны материалы Ангулемского дела.
— Ангулемского дела? — Наполеон прикинулся непонимающим.
— Да, ваше величество. Речь идет о генерале Мале.
— Ах, о генерале Мале…
Наполеон лениво перебирал бумаги. В общем, он знал все это. Рапорты префекта Боннэра об анархистских сборищах, о пении революционных песен… Ничего конкретного, ничего весомого… И заключительный вопль префекта: «Даю слово чести, что генерал Мале является одним из главных противников правительства…» Каково? Вместо того чтобы заставить своих людей работать и собрать материалы, дает «слово чести»! Кому оно нужно, это слово!..
Фуше терпеливо ждал. И, как обычно, угадал мысли Хозяина.
— Ваше величество, материалов для обвинения недостаточно.
— Вы так думаете, Фуше?
— Мне так кажется, сир.
— Мне уже давно многое кажется. Но когда только кажется, это плохо. В свое время бедняга Реаль слишком поторопился с Моро. И что же? Мы сели в лужу. А посему повременим.
Всем своим видом Фуше изобразил полное согласие.
— Повременим, Фуше. Надо проникнуть в их планы, и не на допросах в тюрьме, как было с Моро. Надо выявить сообщников, чтобы прихватить всех разом. Подождем. А вы пока встряхните ваших людей. Больно уж они нерасторопны…
Неизвестно, каким бы оказалось продолжение этого разговора, но тут произошли события, которые сами собой определили дальнейший ход «дела Мале».
Глава вторая
1
Период «умиротворения» неожиданно оборвался.
Впрочем, так ли уж неожиданно?
Да и был ли вообще подобный период?
Ибо Амьенский мир давно уже превратился в фикцию — Франция и Англия ф о р м а л ь н о находились в состоянии войны с мая 1803 года.
Но до самой осени 1805 года военных действий не велось.
По меткому выражению историка, это была «война льва с китом»: Англия не могла ущемить противника на суше, Франция не могла осилить его на море.
Наполеон это понимал.
В течение почти двух лет вынашивал он план морского десанта на берега Британии, резонно полагая, что только так может дотянуться до противника. В течение почти двух лет возводил он свой печально знаменитый Булонский лагерь, который остроумный Моро некогда окрестил «школой купальщиков».
Но «искупаться» французам так и не довелось.
Булонский лагерь, стоивший колоссальных средств, так и не понадобился.
Пока французские генералы и адмиралы собирали войска и укрепляли флот, сэр Уильям Питт, вновь ставший английским премьером, щедро бросая фунты стерлингов, сумел сколотить новую коалицию, в состав которой наряду с Англией вошли Россия, Австрия и Неаполитанское королевство. Французскому императору в сентябре 1805 года пришлось срочно перестраивать свои войска и менять направление их движения с запада на восток — вместо Лондона на Вену. Начиналась предсказанная Буонарроти цепь войн, которые теперь (почти без перерыва) будут продолжаться до конца царствования.
Тогда-то все генералы и офицеры, до этого болтавшиеся по городам и гарнизонам, были призваны в действующую армию.
В числе других оказался мобилизованным и генерал Мале. Он присоединился к итальянской армии маршала Массена и действовал со своими частями в районе Вероны.
Но вот что интересно. Его адъютантом во время итальянской кампании стал не кто иной, как некий полковник Уде…
Случайность?
Если бы такой вопрос задали кому-либо из руководителей филадельфов, ответом была бы, вероятно, насмешливая улыбка…
Так или иначе, но история засвидетельствовала: именно в это время генерал Клод-Франсуа Мале вступил в ряды филадельфов, а поручителем за него стал небезызвестный Луиджи Анджелони, друг и земляк небезызвестного Филиппа Буонарроти.
2
Но где же был в это время сам Филипп Буонарроти?
Как складывалась его личная судьба?
И довелось ли ему — хоть в малой степени — осуществить те гордые замыслы, которые родились у него в период пребывания на острове Олерон?
Увы! Много времени прошло, прежде чем обстоятельства позволили ему соединить цепь событий, прерванную решением властей о новой депортации изгнанника.
Сообщение, что он будет переведен с Олерона на Эльбу, вызвало у Буонарроти двойственное чувство. С одной стороны, это нарушало его планы, разбивая чуть было вспыхнувший проблеск надежды: он-то ведь думал, что не сегодня завтра с помощью филадельфов обретет п о л н у ю свободу. А тут Эльба… И почему именно Эльба?.. Остров, являвшийся частью прежнего герцогства Тосканского, его родины, к которой он не испытывал большой любви… Да и о какой любви могла идти речь, когда вспоминалось, как его, молодого и пылкого правдоискателя, преследовали за чтение Руссо и Гольбаха, а потом — за «Элогу на взятие Бастилии», — несмотря на хлопоты отца, навсегда выслали из страны…
Но, с другой стороны, Эльба была далеко, а пока что его все же выпускали на «большую землю»; ему с Терезой предстояло длительное путешествие по милой Франции, возможность снова увидеть дорогие сердцу места. И, судя по всему, путешествие должно было проходить в несколько иных условиях, чем предыдущий переезд из Шербура на Олерон.
3
Уже самое начало казалось обещающим.
В середине нивоза XI года Республики[17] его и Терезу перевезли с Олерона в город Сент и поместили в каком-то служебном здании, хотя и без больших удобств, но и без слишком рачительного надзора; во всяком случае, уже на следующий день Тереза могла сбегать на городской рынок, а он в свое удовольствие посидеть в ближайшем кафе.
В кафе он отправился сразу после официального визита к местным жандармским властям.
