Сергей Нечаев - Торквемада
Заранее предупрежденные об этом Хуаном де ла Абадиа нападавшие намеренно старались наносить удары в незащищенные части тела своей жертвы. Обескураженный неожиданным нападением, Педро де Арбуэс отчаянно закричал, взывая о помощи, и попытался подняться с колен, однако в этот момент к нему подскочил второй убийца. Это был Видаль д’Урансо, французский слуга дона Хуана де Эсперандео. Целясь в незащищенную шею, он ударил наотмашь, стараясь разом снести ненавистную инквизиторскую голову. Однако в последнее мгновение Педро де Арбуэс успел отклониться и клинок шпаги лишь чиркнул по его затылку. Тем не менее эта рана и оказалась потом решающей: она получилась настолько глубокой и серьезной, что стала причиной смерти инквизитора.
Сразу после этого телохранители инквизитора вбежали в церковь, но, на горе убийц, не растерзали их на месте, а, легко ранив, захватили и препроводили в подземные казематы тайной тюрьмы инквизиции.
Здесь непосредственным исполнителям заговора придется пройти через все круги ада. Им будут дробить кости в «испанском сапоге», пытать водой и огнем, подвешивать на дыбе, лишать сна.
А пока же, после двух дней предсмертной агонии, 17 сентября 1485 года, Педро де Арбуэс скончался в страшных мучениях.
Слух о его смерти распространился по городу уже накануне. Но произведенное этим впечатление весьма отличалось от того, на что рассчитывали заговорщики. Оказалось, что они недооценили своих противников и совершенно не знали своего народа, на чью поддержку они так полагались. Народ не только не поддержал их, но и, как только слух о смерти инквизитора распространился по Арагону, начал совершать погромы, жертвами которых стали «проклятые марраны», осквернившие католический храм.
Как видим, чистокровные испанцы бросились мстить за смерть Педро де Арбуэса (и это в стране, где, как утверждается, инквизицию ненавидели все от мала до велика). Народ возмутило и само убийство инквизитора, и то, что убийство было совершено в храме. От этого, как от факела, вспыхнуло давнее раздражение, которое вызывали богатые «новые христиане», презиравшие навязанную им силой религию.
Толпа — это страшная сила.
Французский психолог Гюстав Ле Бон пишет: «Под словом „толпа“ подразумевается в обыкновенном смысле собрание индивидов, какова бы ни была их национальность, профессия или пол и каковы бы ни были случайности, вызвавшие это собрание. Но с психологической точки зрения слово это получает уже совершенно другое значение. При известных условиях — и притом только при этих условиях — собрание людей имеет совершенно новые черты, отличающиеся от тех, которые характеризуют отдельных индивидов, входящих в состав этого собрания. Сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая, конечно, временный характер, но и очень определенные черты».
«Коллективной душой» легко управлять. Толпа с готовностью откликается на любой призыв. Недаром же известный классик манипуляции народным сознанием любил говорить, что «идеи становятся силой, когда они овладевают массами».
Почему же все истинные христиане были так убеждены в том, что убийство инквизитора было совершено именно «конверсос»?
Дело в том, что инквизиторы и верховная власть умышленно представили убийство Педро де Арбуэса иудейским заговором против католической церкви. Толпе свойственны глупость и легкомыслие, благодаря которым она, завороженная красивыми словами, позволяет вести себя куда угодно. Нехитрая идея о том, что во всем виноваты евреи, осквернившие храм, легко овладела темными массами и мгновенно стала силой. В результате чистокровные христиане, собравшись в озверевшую толпу, стали атаковать дома всех, кто имел в своем роду хоть какие-то еврейские корни. Всеобщее возбуждение было столь сильно, что оно могло иметь самые ужасные последствия, если бы молодой архиепископ Сарагосы Альфонсо Арагонский, незаконнорожденный сын (бастард) короля Фердинанда, не сел на коня и не сдержал толпу, пообещав ей, что преступники будут обнаружены и казнены смертью, которую они заслужили. Он заверил народ, решивший вершить «правосудие» самостоятельно, что на этот раз «проклятые марраны» не смогут избежать наказания, привычно раздавая взятки. Таким образом, Альфонсо Арагонский сумел отговорить людей от продолжения погромов и бойни, в сравнении с которой французская Варфоломеевская ночь показалась бы лишь малозначительным историческим инцидентом.
Пока Альфонсо Арагонский утихомиривал толпу, Изабелла и Фердинанд позвали к себе Торквемаду. Он был принят ими даже не в тайном кабинете, а в спальне. Он вошел туда и среди бархатных занавесей увидел ее и его величества, сидевших за столиком слоновой кости.
— Педро де Арбуэс… — тихо сказала королева.
— Да, — сурово ответил Торквемада. — Мы уже принимаем меры.
— Они прятались в боковой пристройке, — дрожащим от гнева голосом произнес Фердинанд. — В храме было темно… И вот, убедившись в его беззащитности, они напали на него. Арбуэса не спасли ни кольчуга, ни стальной шлем…
— Это мятеж… — вновь тихо сказала королева.
Фердинанд не дал ей договорить:
— Угодно ли дело наше Господу, если в центре города, в храме…
Теперь уже Торквемада не дал королю закончить начатую фразу.
— Не будьте слабы духом, мой господин, — сказал он. — Убили нашего человека, но уже на другой день народ был готов так же поступить с его убийцами. Единственное, что сплачивает чернь, — это общие ненависть и насилие.
— Мы считаем, — сказала Изабелла, — что нужно сурово покарать негодяев, осмелившихся поднять руку на Божьих избранников.
Посмотрев на королеву, Торквемада ответил:
— Я сегодня же высылаю в Сарагосу трех своих людей: отца Хуана Колвера, магистра Алонсо де Аларкона и отца Педро де Монтерубио. Полагаю, такие меры не встретят возражений с вашей стороны?
— Мы одобряем ваш выбор, — взволнованно кивнул Фердинанд. — Но послужит ли все это делу объединения королевств?
Торквемада усмехнулся:
— А разве не на крови Юлия Цезаря и Цицерона построил свою империю великий Октавиан?
— Мы слышали, что множество людей по подозрению в соучастии уже брошены в тюрьму, уже начались пытки, — вновь вступила в разговор королева.
— Эра милосердия и снисхождения к врагам окончена! И окончена она не нами…
Томас де Торквемада знал, что говорил. Устав инквизиции предписывал следователям применять пытку в отношении подозреваемых лишь один раз, однако даже эти малые права подследственных теперь грубо и цинично нарушались. В противном случае у молодых дворян-заговорщиков, людей сильных и телом и духом, был бы шанс если не оправдаться, то как минимум спасти других организаторов и участников заговора. Теперь все было по-другому. Эра снисхождения к врагам ушла в прошлое, а когда следователи уставали (ведь тоже не железные), они не прекращали пытку, а просто на время приостанавливали ее, чтобы отдохнуть и набраться новых сил.
Под изуверскими пытками первым «сломался» Видаль д’Урансо. Взамен на обещание прекратить пытки и получить помилование он вызвался рассказать о заговоре и тайном союзе все, что было ему известно. Таким образом, нити всего заговора очень скоро оказались в руках инквизиторов.
Видаль д’Урансо раскрыл инквизиторам имя руководителя тайного союза, Хуана де Педро Санчеса, который накануне ареста успел со своей семьей бежать в соседнюю Францию. Отчаявшись добиться его выдачи, 30 июня 1486 года инквизиторы предали символическому сожжению его набитое соломой чучело. Остальных участников заговора — тех, кому не удалось вовремя покинуть пределы Испании, постигла куда более страшная участь.
Важно отметить, что людей арестовывали как мятежников, а не как еретиков. Король Фердинанд в конечном итоге рассудил, что сопротивление его воле достойно кары в большей степени, нежели осквернение храма. Наказание было таким, что многие приговоренные, думается, предпочли бы костер.
Публичной епитимье и пожизненному заключению подверглись сотни представителей испанской знати городов Сарагоса, Калатаюд, Барбастро, Уэска и Тарасона. Среди них оказались и дон Бласко де Алагон, непосредственно стоявший за убийством Педро де Арбуэса, и главный казначей короля Фердинанда Габриель Санчес, и королевский секретарь дон Луис Гонсалес, и вице-канцлер Арагона дон Альфонсо де ла Кавальериа, принадлежавший к одной из знатных фамилий Сарагосы и пользовавшийся большим расположением короля, и протонотарий Арагона (главный секретарь высшей судебной инстанции) дон Фелипе де Клементе. Многие из осужденных на пожизненное заключение от полученных во время пыток увечий умерли вскоре после вынесенного приговора.