Нина Молева - Москва гоголевская
Состояние меланхолии было усилено гибелью Пушкина, глубоко пережитой Д. Давыдовым. В письмах с Пречистенки рождается своеобразная эпитафия поэта: «Пройдя сквозь весь пыл наполеоновских и других войн, многим подобного рода смертям я был и виновником и свидетелем, но ни одна не потрясла душу мою, подобно смерти Пушкина… Какая потеря для всей России!»
Последние годы своей жизни Д. Давыдов проводит в поместье. В 1841 году «Пречистенский дворец» числится уже собственностью баронессы Е. Д. Розен. Новая владелица распорядилась им по-новому: левый флигель сдается под хлебную лавку, правый под слесарное, седельное и портное заведения. В 1861 году в том же правом флигеле располагается одна из первых в Москве фотографий «художника императорской Академии фотографа И. Я. Красницкого». А в течение семидесятых – восьмидесятых годов при очередной владелице Е. А. Голицыной были переделаны фасады обоих флигелей, которые приобрели сохранившийся до наших дней вид. И только центральная часть «Пречистенского дворца» в своем почти не изменившемся облике пушкинских дней» живо напоминает о поэте-партизане и его друзьях…* * *На этот раз Гоголь разыскивает своего приятеля по Нежинской гимназии А. П. Редкина, с которым вместе занимался в гимназическом литературном кружке. Редкин завершил свое образование в Берлинском университете, где слушал лекции Гегеля по логике и истории философии, и стал профессором энциклопедии права Московского университета. Близкий приятель Герцена, он отличался редкими ораторскими способностями, по словам современников, буквально «завораживая толпы стремившихся на его лекции студентов». Гоголь бывал в его замоскворецком доме (Большая Полянка, 30).
Квартира П.В. Нащокина
Неожиданной кажется завязавшаяся дружба Гоголя с Александром Осиповичем Армфельдом, ординарным профессором Московского университета. Он изучал медицину в Московском и Дерптском университетах, в 1833 году получил степень доктора медицины. С 1837 года Армфельд вступил в должность профессора судебной медицины, медицинской полиции, энциклопедии, методологии, истории и литературы медицины. Эти добрые отношения тянулись долгие годы. Гоголь навещал знакомца на его казенной квартире при Сиротском институте Московского Воспитательного дома (Солянка, 12).
В кругу знакомых Гоголя появляется и Алексей Дмитриевич Галахов, чье имя в истории русского образования связано с выдержавшей 42 издания знаменитой «Русской хрестоматией», которая ввела в обиход учащихся творчество Лермонтова, Гоголя, Тургенева (первое издание вышло в 1842 году). Почти ровесник Гоголя, Галахов окончил Московский университет по математическому факультету и начал работать помощником инспектора студентов при том же Московском университете. Как литератор, Галахов выступает в печати с 1820-х годов, сотрудничая в «Московском телеграфе» и «Сыне Отечества» Н. Полевого, «Телескопе», «Московском вестнике» М. Погодина, впоследствии в «Отечественных записках», но едва ли не самым дорогим становится для Гоголя знакомство с другом Пушкина Павлом Воиновичем Нащокиным.
Один из ближайших и любимейших друзей Пушкина, Нащокин был товарищем его младшего брата Льва, с которым вместе учился в Благородном пансионе при Царскосельском лицее. Широкий по натуре, до крайности безалаберный, превосходный рассказчик, Павел Воинович подарил Пушкину целый ряд сюжетов, среди них рассказ о помещике Островском, который лег в основу пушкинского «Дубровского». Влюбившись в знаменитую актрису Асенкову, Нащокин умудрился, переодевшись в женское платье, поступить к ней в горничные, что подсказало поэту сюжет «Домика в Коломне». Нащокин увлекался спиритизмом, алхимией, в 1829 году выкупил из цыганского хора Ильи Соколова певицу Ольгу Солдатову, от которой приобрел двоих детей. Крестным отцом одной из дочерей Ольги стал Пушкин, находившийся с певицей в очень добрых отношениях. Тем более Солдатова была сердечной подругой нежно любимой Пушкиным Танюши Демьяновой. Это к Танюше в хор постоянно приезжал Пушкин перед своей свадьбой и по его просьбе Таня спела ему – «сама не пойму почему!» – песню «Что, матушка, во поле пыльно», которую поэт счел дурным предзнаменованием для своей будущей семейной жизни. В поздних письмах жене из Москвы Пушкин жаловался, какой Содом и Гоморра стоят в доме Нащокина, какой нескончаемый поток посетителей, гостей званых и незваных, а особенно кредиторов слоняется по его дому.
«Здесь мне скучно, – писал Пушкин из Москвы жене в декабре 1831 года. – Нащокин занят делами, в доме его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход, всем до него нужда, всякий кричит, курит трубку, обедает, пьет, пляшет, угла нет свободного – что делать? Между тем денег у него нет, кредита нет… Вчера нам Нащокин дал цыганский вечер, я так от этого отвык, что от крику гостей и пенья цыганок до сих пор голова болит».
Но Гоголь попадает к Нащокину, полностью переменившему образ своей жизни. По совету Пушкина он расстается, хотя и тайком, без прямого объяснения, с Ольгой и женится на побочной дочери своего троюродного дяди Вере Нагаевой, которой удается внести в жизнь Павла Воиновича относительный порядок и благоустроенность. После первого же визита Гоголя в нащокинском доме в Воротниковском переулке, 12 (дом достроен полным вторым этажом вместо мезонина), Вера Нащокина записывает, что Николай Васильевич бывает у них постоянно. Вера Александровна замечает, что Гоголю особенно нравилась «сердечность и простота нашей обстановки, а я с ним могла говорить часами, не переставая».Нащокины «из Гнездников»
Это были слова, предсказавшие действительный смысл разыгравшейся трагедии: «Я боюсь, не ранен ли я так, как Щербачев». Пушкин скажет их Данзасу на обратном пути с Черной речки. Воспоминания далекой юности – еще в лицейские годы они познакомились с Руфином Ивановичем Дороховым, воспитанником Пажеского корпуса, известным «неукротимым нравом и буйными выходками», недаром для Л. Н. Толстого он стал прототипом Долохова в «Войне и мире». Не один раз Руфину Дорохову приходилось расплачиваться за эти выходки разжалованием в рядовые. Расплата тех, кто вступал с ним в конфликт, подчас оказывалась неизмеримо выше. В 1819 году на дуэли им был смертельно ранен поручик лейб-гвардии Московского полка, участник Отечественной войны 1812 года Михаил Николаевич Щербачев. Дом в Большом Гнездниковском переулке (№ 3) был его родным домом. Обстоятельства сложились так, что Пушкину и позже приходилось в нем бывать.
Нащокины – семья, со многими членами которой был знаком и дружен поэт. Александр Петрович – тайный советник, действительный камергер, отец многочисленного семейства. Пушкин навещал его в московском доме, на углу Скатертного и Мерзляковского переулков, где А. П. Нащокин жил со своей гражданской женой, крепостной Дарьей Нестеровной Нагаевой, и дочерью Верой Александровной, будущей супругой Павла Воиновича, троюродного брата ее отца. Это были Нащокины «из Гнездников», особенно к ней расположенные.
И.В. Самарин
Петр Александрович, участник Отечественной войны 1812 года, известный адъютант Д. С. Дохтурова, стал владельцем дома благодаря женитьбе на Анне Михайловне Еропкиной. Супруги игнорировали те предрассудки, которые ставили дочь крепостной в сложное и двусмысленное положение. В то время как родная сестра Павла Воиновича Анастасия Воиновна, ставшая женой другого знакомца Пушкина – Матвея Алексеевича Окулова, слышать не хотела о браке брата с незаконнорожденной, Нащокины «из Гнездников» всячески привечали молодую. Раз за разом Дарья Нестеровна пишет дочери, уехавшей с мужем в Тулу, что «Анна Михайловна всегда о тебе спрашивает и приказала кланяться», «Анна Михайловна три раза приказывала тебе кланяться и сказать тебе, что любит тебя еще больше. Вот какое дело-то».
Лето Нащокины «из Гнездников» проводили в принадлежавшем им великолепном Рай-Семеновском, родовой нащокинской вотчине, которая собирала под свой кров всю многочисленную семью. Славилось поместье усадебным ансамблем, огромным парком и единственным в то время под Москвой курортом. К усадьбе примыкал целый курортный поселок из трех улиц, на которых располагалось около тридцати специальных построек: гостиницы, здания ванн, аптека. Над четырьмя источниками были сооружены окруженные открытыми колоннадами беседки. К тому же в парке существовал крепостной театр.
Петр Александрович переписывался с Пушкиным. В одном из писем от середины декабря 1836 года есть строки: «Я к тебе писал с П. А. Нащокиным, не знаю, получил ли ты мое письмо или нет». Имелся в виду младший брат Петра Александровича Павел Александрович, иначе «эпикуреец Нащокин», знакомец Пушкина еще по Царскому Селу, входивший в веселое гусарское окружение П. Я. Чаадаева. Ограничивался ли поэт перепиской с милыми его сердцу людьми или бывал и сам в их московском гнезде? Так или иначе это его среда, те, с кем он отдыхал сердцем.
