Иван Божерянов - Легенды старого Петербурга (сборник)
И вот он приехал в Петербург; императрица приняла его с отличным уважением, осыпала милостями; но «нелепые новости» не оказались нелепыми, и верить им было надобно. Как же было ему не хандрить! Как же было не тосковать?
И он хандрил, и он тосковал, но при этом ревностно занимался приготовлениями к задуманному им празднеству, делая сам все распоряжения и сам за всем наблюдая. Множество всякого рода художников и мастеров в течение нескольких недель занималось во дворце разными работами. Множество знатных кавалеров и дам, в течение нескольких дней кряду, собиралось туда же для изучения назначенных им ролей, и даже каждая из этих репетиций походила на особое празднество, была пышна и торжественна. Потемкин распоряжался по-потемкински. Вздумалось ему, например, чтобы какая-нибудь вещь или какой-нибудь припас были непременно добыты оттуда-то — и курьер летел для этого за несколько верст, как летал нередко и за тысячу, с приказанием от светлейшего — привезти откуда-то клюквы, а оттуда-то огурцов. Прилетел же курьер обратно, привез желаемое, а уже светлейшему желаемого не желается или желается из другого места. Денег, разумеется, на это выходило целые горы; но князь Григорий Александрович о деньгах не тужил. Он хандрит, тоскует и распоряжается; художники и мастера работают во дворе неутомимо; знатные кавалеры и дамы репетируют исправно; а Петербург с нетерпением дожидается, когда наступит 9 мая — день, назначенный для торжества.
И вот наступил этот желанный день. На площади перед Таврическим дворцом построены были качели и разного рода лавки, из которых велено было безденежно раздавать народу не только пищу и напитки, но платья, обувь, шляпы, шапки и тому подобные вещи. Народ во множестве толпился и около лавок, и под качелями, а богатые экипажи один за другим подкатывали к дворцовому подъезду, на фронтоне которого металлическими буквами сделана была надпись, выражавшая благодарность Потемкина великодушию его благодетельницы. Всех приглашенных было три тысячи человек, и все они, как мужчины, так и дамы, должны были явиться в маскарадных костюмах. На самом Потемкине был алый кафтан и епанча из черных кружев, стоившая не одну тысячу рублей. Все это, по обыкновению Григория Александровича, сияло бриллиантами, а на шляпе его было их столько, что ему стало тяжело держать ее в руках, и он отдал ее одному из своих адъютантов, который и носил за светлейшим эту неоцененную драгоценность. Обстановка и убранство апартаментов соответствовали вполне великолепию их обладателя. Из передней, не очень большой комнаты о трех дверях, середними дверями входили в огромную, великолепную бальную залу с куполом и светом сверху. Под куполом устроены были хоры, на которых стояли невидимые снизу часы с курантами, игравшие попеременно пьесы лучших тогдашних композиторов; тут же помещено было триста человек музыкантов и певцов. Во всю длину залы, в четыре ряда, шли высокие и массивные колонны из белого полированного гипса, образовывавшие, таким образом, две узкие галереи, по четырем концам которых поставлены были громаднейшие зеркала. Окна находились не в продольных, а в поперечных стенах комнаты, и тут, у каждой из этих стен, устроено было по эстраде, отделявшейся от полу несколькими ступеньками. Одна из эстрад, предназначавшаяся для императрицы, покрыта была драгоценнейшим персидским шелковым ковром. На каждой из эстрад стояло по огромнейшей вазе из белого каррарского мрамора на пьедестале из серого; а над вазами висели две люстры из черного хрусталя, в которых вделаны были часы с музыкою. Люстры эти стоили Потемкину сорок две тысячи рублей. Кроме них, в зале было еще пятьдесят шесть люстр и пять тысяч разноцветных лампад. Белые лампады находились в определенном расстоянии от карниза; цветные же, сделанные наподобие лилий, роз, тюльпанов и других больших цветов, развешаны были гирляндами между колонн. При входе в залу, по обеим сторонам от дверей, устроены были ложи, драпированные роскошными материями, убранные цветами и вообще великолепно и со вкусом изукрашенные. Под ними были входы в четыре ряда комнат, обитых драгоценными обоями, на которых красовались не менее драгоценные картины, купленные Потемкиным, равно как и вышеупомянутые мраморные вазы и хрустальные люстры, у английской герцогини Кингстон. Из этих комнат особенным великолепием и пышностью убранства отличались комнаты, предназначенные для карточной игры императрице и великой княгине Марии Феодоровне. Обои в них были гобеленовские; софы и стулья стоили сорок шесть тысяч рублей. В одной из этих комнат находился «золотой слон», т. е. средней величины часы, стоявшие перед зеркалом на мраморном столе. Часы служили пьедесталом небольшому золотому слону, на котором сидел персиянин. Слон был обвешан жемчужными бах-рамами к драгоценными каменьями.
Из большой бальной залы между колоннами был выход в зимний сад. Сад этот можно было смело назвать чудом роскоши и искусства, руководившегося истинно изящным вкусом. Он был вшестеро больше зимнего сада в императорском эрмитаже и хотя расположен был также в английском роде, но несравненно лучше эрмитажного. Тут был и ярко-зеленый дерновый скат, по которому шла дорога, обсаженная цветущими померанцевыми деревьями. Тут были и целые лесочки, а по окружавшим их решеткам вились душистые розы и жасмины. Тут были и редчайшие кустарники и растения — одни, посаженные в землю; другие, выставленные в драгоценных горшках на мраморных и гранитных пьедесталах. Тут были и аллеи, обсаженные чужестранными деревьями, сросшимися между собою так густо, что в аллеях этих и днем было довольно темно. В кустарниках там и сям виднелись гнезда соловьев и других певчих птиц, оглашавших сад своим пением. На дорожках и на невысоких дерновых холмиках стояли мраморные вазы и мраморные статуи, изображавшие гениев, из которых одни венчали очень сходно сделанный бюст Екатерины, а другие совершали перед ним жертвоприношения. По траве разложены были большие, отличного стекла шары, наполненные водою, в которой плавали золотые и серебряные рыбки. По середине сада возвышался храм простой, но изящной архитектуры. Купол его, достигавший до самого потолка, искусно расписанного в виде неба, и таким образом способствовавший к поддержанию потолка, опирался на восемь колонн из белого мрамора. Несколько ступеней из серого мрамора вели в храм, к жертвеннику, служившему подножием изображению императрицы, иссеченному из белого паросского мрамора. Императрица представлена была в царской мантии, держащею рог изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги. На жертвеннике была надпись: «Матери отечества и моей благодетельнице». И здесь, как и в зале, виднелись разноцветные лампады наподобие цветов, фестонами обвитые вокруг колонн. Позади храма находилась великолепная листвяная беседка, внутренние стены которой состояли из зеркал, а наружные решетки украшены были пестрыми лампадами, изображавшими яблоки, груши и виноградные гроздия. Между храмом и беседкою виднелась зеркальная пирамида, украшенная хрусталями, а близ нее — еще несколько таких же пирамид поменьше. Все окна залы прикрыты были искусственными пальмовыми и померанцевыми деревьями, листья и плоды на которых устроены были из разноцветных лампад. Из таких же лампад устроены были в разных местах сада и другие искусственные плоды: дыни, арбузы, ананасы, виноград и т. п. Между деревьями и кустами поставлены были там и сям невидимые для гуляющих курильницы, и издаваемые ими благовония, смешиваясь с запахом цветов и душистыми испарениями небольшого фонтана, бившего лавандною водою, наполняли воздух упоительным ароматом. Эффект, производимый этой волшебной обстановкой, был чрезвычайный.
И настоящий сад при Таврическом дворце устроен и отделан был Потемкиным великолепнейшим образом. Где сравняли место, где сняли пригорки, мешавшие перспективе, где насыпали новые холмы, где провели новые аллеи. Речке, протекавшей в саду по прямой линии, дали течение извилистое и провели из нее воду для каскада, низвергавшегося в мраморный водоем. Построили несколько великолепных мостов из мрамора и железа; пруды покрыли гондолами и другими судами; поставили на аллеях новые статуи. Вечером весь сад был блестящим образом иллюминирован.
Кроме других построек, сделанных собственно для праздника 9 мая, Потемкин приказал построить и на дворцовом дворе, и вне окружности его несколько павильонов и беседок, из которых гости могли бы любоваться окрестными видами. Словом, он не пощадил ничего, чтобы сделать праздник свой сколь возможно блистательнейшим, и с нетерпением ожидал ту, которая должна была послужить лучшим украшением его пышных чертогов.
Императрица приехала в седьмом часу. Перед самым почти дворцом она была задержана совершенно неожиданным обстоятельством. Народу, собравшемуся на площади, было объявлено, что увеселения и раздача питей и закусок должны качаться в то самое время, когда будет проезжать государыня. Но тут вышло недоразумение: кто-то, по ошибке, принял экипаж одного вельможи, действительно похожий на придворный, за экипаж императрицы и подал знак к началу народного празднества. Народ крикнул «ура!» — и, не дожидаясь раздачи приготовленных для него подарков, бросился расхватывать их сам. Произошла давка, кутерьма, замешательство до того сильные, что настоящий экипаж императрицы и экипажи ее свиты, доехав до площади, должны были остановиться и простоять более четверти часа. Наконец дело объяснилось. Раздалось снова «ура», и сопровождаемая этим криком Екатерина, с великими княжнами Александрою Павловною и Еленою Павловною, подъехала ко дворцу. Потемкин принял ее из кареты, а в передней комнате встретили императрицу наследник престола и его супруга. Сопровождаемая всею высочайшею фамилиею, Екатерина прошла на приготовленную для нее в большой зале эстраду, и начался балет сочинения знаменитого тогдашнего балетмейстера Пика. В балете участвовали двадцать четыре пары из знатнейших фамилий — на подбор красавцы и красавицы. Все они были в белых атласных костюмах, украшенных бриллиантами, которых в итоге было на десять миллионов рублей. Предводительствовали танцовавшими великие князья Александр и Константин Павлович и принц Виртембергский. В конце балета явился сам Пик и отличился каким-то необыкновенным соло.
