Вольдемар Балязин - Россия против Наполеона
Одновременно с этим севернее Фер-Шампенуаза
2-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта барона Ф. К. Корфа атаковал пехотные дивизии генералов Пакто и Аме и тоже разбил их.
Александр лично руководил этим боем. Как и солдаты Мармона и Мортье, дивизии Аме и Пакто тоже встали в каре и тоже отказались сдаваться.
Русская кавалерия начала беспощадную рубку пехоты. Александр, видя это и желая прекратить кровопролитие, отдал приказ прекратить бой, но в пылу борьбы офицеры не могли остановить своих подчиненных.
Тогда Александр, подвергая себя смертельной опасности, сам въехал в погибающее французское каре, окруженный лейб-казачьим полком.
Наконец резня прекратилась.
Остатки французских войск из-под Фер-Шампенуаза отошли к Парижу. По их следам армии союзников двинулись на столицу Франции.
Вечером 17 марта Александр и его свита остановились на ночлег в замке Бонди, в семи верстах от Парижа. Сто тысяч союзных войск (из них шестьдесят три тысячи русских) встали у стен города.
В полдень 18 марта 1814 года союзные войска ворвались в приготовившийся к сопротивлению Париж. Наполеон шел на помощь своей столице, но он был еще далеко, и войск у него было гораздо меньше, чем у его противников.
В то время, когда происходили эти события, вся свита Александра уже была в седлах и только ожидала его выхода. Однако Александр во дворе замка Бонди не появлялся, он беседовал со взятым в плен саперным капитаном Пейром, которого привели к нему.
После получасового разговора с ним Александр попросил Пейра поехать к главнокомандующему и объявить ему, что русский император требует сдачи Парижа, и что он воюет не с Францией, а с Наполеоном.
Вместе с Пейром в Париж поехал флигель-адъютант Александра полковник М. Ф. Орлов.
«Если мы можем приобресть этот мир не сражаясь, тем лучше, – сказал Орлову Александр, – если же нет, то уступим необходимости – станем сражаться, потому что волей или неволей, с бою или парадным маршем, на развалинах или во дворцах, но Европа должна нынче же ночевать в Париже».
Вечером в Париж прибыл адъютант Наполеона генерал-лейтенант де Жирарден. Он передал устный приказ Наполеона взорвать гренельский пороховой склад «и в одних общих развалинах погребсти и врагов, и друзей, столицу со всеми ее сокровищами, памятниками и бесчисленным народонаселением». Однако полковник Лескур, которому было приказано сделать это, отказался, потребовав письменного приказа императора.
В два часа ночи к М. Ф. Орлову с письмом за подписью Нессельроде приехал полковник Парр. Союзники соглашались выпустить из Парижа французскую армию, но сохраняли за собой право преследовать ее. Маршал Мармон согласился на это условие, и за четверть часа Орлов составил договор о капитуляции Парижа.
В соответствии с ним французские войска должны были оставить город к семи часам утра, а союзники могли войти в Париж не ранее девяти утра.
Все арсеналы и военные склады должны были в полной сохранности перейти в руки союзников. Национальная гвардия и жандармерия обезоруживались. Последняя статья договора гласила: «Город Париж передается на великодушие союзных государей».
В ночь с 18 на 19 марта префект департамента Сены Шаброль, префект полиции Пакье и некоторые мэры парижских районов прибыли в Бонди, в Главную квартиру Александра, сопровождаемые М. Ф. Орловым.
Утром 19 марта Александр сказал депутатам: «Судьба войны привела меня сюда. Ваш император, бывший мой союзник, обманул меня трижды. Он пришел даже в недра моей державы, неся бедствия и опустошения, следы которых надолго останутся неизгладимыми. Защита справедливого дела привела меня сюда, но я далек от мысли воздать Франции злом за зло. Я справедлив. Я знаю, что французы в том невиновны. Я почитаю их своими друзьями и хочу доказать им, что, напротив тому, плачу за зло добром. Один лишь Наполеон мне враг. Я обещаю свое покровительство Парижу и буду заботиться о сохранении всех его гражданских заведений. В столицу войдут лишь отборные войска. Ваша Национальная гвардия, состоящая из лучших граждан Парижа, останется неприкосновенной. А о будущем вашем счастье вы должны заботиться сами.
Вам необходимо правление, которое возвратило бы спокойствие и вам, и Европе – исполните это, и вы найдете во мне того, кто всегда будет содействовать вашим усилиям».
Вскоре после того, как делегация покинула замок Бонди, туда приехал Коленкур, присланный Наполеоном. Коленкур передал просьбу Наполеона о немедленном заключении мира, на ранее предложенных ему союзниками условиях.
Александр решительно отказал и добавил, что союзники намерены лишить Наполеона трона, а затем согласиться «с общим голосом почетнейших людей Франции».
Когда Коленкур вышел во двор замка, он увидел стоящую под седлом светло-серую лошадь, на которой Александр должен был въехать в Париж. Коленкур узнал ее. Эту лошадь по имени Эклипс Коленкур подарил, по приказу Наполеона, Александру после подписания Тильзитского мира.
В 10 часов утра Александр выехал из Бондийского замка в Париж.
Через версту он встретил прусского короля и Шварценберга, пропустил вперед русскую и прусскую гвардейскую кавалерию и во главе свиты более чем в тысячу офицеров и генералов многих национальностей, одетых в парадные мундиры, при всех орденах двинулся к столице Франции. Следом пошли русский гренадерский корпус, дивизия гвардейской пехоты, три дивизии кирасир с артиллерией и дивизия австрийских гренадер.
Чудесная погода усиливала торжественность и праздничность этого великолепного шествия.
Обратившись к ехавшему рядом с ним Ермолову, Александр сказал:
– Ну что, Алексей Петрович, теперь скажут в Петербурге? Ведь, право, было время, когда у нас, величая Наполеона, меня считали за простачка.
Ермолов смутился.
– Не знаю, государь. Могу сказать только, что слова, которые я удостоился слышать от Вашего Величества, никогда еще не были сказаны монархом своему подданному.
Город встретил Александра криками тысячных толп: «Виват, Александр! Виват, русские!» – сделав въезд победителей в Париж подлинным триумфом, не уступавшим по торжественности таким же въездам Наполеона после одержанных им побед.
Затем Александр четыре часа принимал парад союзных войск, после чего пешком отправился в дом Талейрана. Как только Александр туда прибыл, началось совещание, на котором, кроме него, были: Фридрих Вильгельм, Шварценберг, Нессельроде, Талейран, герцог Дальберг, князь Лихтенштейн и генерал Поццо ди Борго.
Целью совещания было наметить переход к новой власти, так как Александр был решительно настроен заставить Наполеона отречься от престола.
Александр открыл собрание краткой речью, в которой заявил, что его главной целью является установление прочного мира. Что же касается будущего устрой-ства Франции, то союзники готовы на любой из вариантов: на регентство жены Наполеона императрицы Марии Луизы при сохранении трона за трехлетним сыном ее и Наполеона Жозефом Бонапартом; на передачу власти Бернадоту; на восстановление республики и на возвращение Бурбонов, словом, на любое правительство, угодное Франции.
Все присутствующие высказались за Бурбонов. Выступавший последним, Талейран закончил свою речь словами:
– Возможны лишь две комбинации: Наполеон или Людовик XVIII. Республика невозможна. Регентство или Бернадот – интрига. Одни лишь Бурбоны – принцип.
Завершая заседание, Александр сказал:
– Нам, чужеземцам, не подобает провозглашать низложение Наполеона, еще менее того можем мы призывать Бурбонов на престол Франции. Кто же возьмет на себя инициативу в этих двух великих актах?
И Талейран указал на Сенат, который должен был немедленно назначить Временное правительство.
20 марта Сенат под руководством Талейрана учредил Временное правительство, а на следующий день объявил Наполеона и всех членов его семьи лишенными права занимать французский престол.
21 марта Александр снова принял Коленкура и заявил ему, что Наполеон должен отречься от престола.
На вопрос Коленкура, какое владение будет оставлено Наполеону, Александр однозначно и конкретно ответил:
– Остров Эльба.
Письмо Барклая-де-Толли приемной матери от 5 мая 1814 года
О том, насколько скромен и прост был Барклай-де-Толли, свидетельствует его письмо, написанное почти сразу же после того, как он получил звание фельдмаршала.
В детстве – с трех лет – воспитывался он у своей двоюродной тетки в Петербурге, небогатой доброй женщины, заменившей ему мать.
С пятнадцати лет началась для Барклая военная служба, а фельдмаршалом стал он, когда было ему пятьдесят два года. Следовательно, у своих приемных родителей не жил он уже почти сорок лет. Но добрые чувства сохранил все эти годы.
Вот его письмо к приемной матери, написанное из взятого Парижа 5 мая 1814 года: «Милостивейшая тетушка! Непрерывные военные действия долго лишали меня удовольствия засвидетельствовать вам письменно мою сыновнюю преданность. Так как мы в настоящее время достигли желанной цели, то я прошу позволения выразить вам, милостивая моя благодетельница, чувства моего сердца.