Кристофер Брук - Саксонские и нормандские короли. 450 – 1154 гг
Отгон Великий был самым знаменитым из друзей Этельстана на континенте, но он был одним из многих. Уильям Мальмсберийский, который писал в XII веке и использовал гораздо более раннее стихотворение на латыни, приводит некоторых из них: Харальд, король Норвегии, приславший Этельстану в Йорк свое посольство и подарки, среди которых был корабль «с золотым носом и пурпурным парусом, плотно обитый изнутри позолоченными щитами»; король Германии Генрих I, который попросил руки сестры Этельстана для своего сына Отгона; франкский герцог Хью Великий и герцог Бургундии Конрад, которые женились на двух других сестрах короля. К этим мы можем добавить Людовика из династии Каролингов, впоследствии короля франков, по прозвищу Людовик Заморский, потому что он получил воспитание при дворе Этельстана. Когда герцог Хью отправлял свою просьбу выдать за него английскую принцессу, он выбирал послов и свои дары с хитростью и мастерством. Посольство возглавлял Балдуин, граф Фландрский, жена которого была теткой Этельстана. И «когда он отправил свою просьбу с посольством знатных людей в Абингдон, он предложил действительно богатые дары, которые могли бы мгновенно удовлетворить большинство алчных скаред: духи, невиданные дотоле в Англии; ювелирные украшения, особенно с изумрудами, в зелени которых отражались лучи солнца и зажигали глаза стоящих рядом людей подобострастным светом; много быстрых коней в конской сбруе, грызущих, по словам Марона [Вергилия], «удила из красного золота»; ваза из оникса, покрытая такой искусной резьбой, что казалось, будто поле колосьев на ней колышется, лозы дают ростки, фигуры людей движутся, при этом она была настолько прозрачной и отполированной, что отражала, подобно зеркалу, лица зрителей; меч Константина Великого, на котором можно было прочесть имя его древнего владельца, написанное золотыми буквами, а на головке эфеса над толстым слоем золота можно было увидеть прикрепленный железный гвоздь, один из четырех гвоздей, которые иудейская клика приготовила для распятия тела Христа; копье Карла Великого, которое этот непобедимый император, возглавлявший войско против сарацин, когда бы он ни метнул его во врага, всегда даровало ему победу; говорили, будто это самое копье, которое рукой центуриона было воткнуто в бок Христа, открыло этой драгоценной раной Рай для несчастных смертных; знамя Маврикия, самого почитаемого великомученика и командующего Фиванского легиона, с которым этот король на Испанской войне обычно взламывал боевые порядки противника, какими бы сильными и плотными они ни были, и обращал их в бегство; корона, ценная, безусловно, благодаря количеству золота, но больше благодаря драгоценным камням, которые сияли так, что чем больше кто-то пытался смотреть на них, тем скорее вынужден был отвернуться и отступить; кусок святого креста, заключенный в хрусталь, — взгляд, проникая сквозь минерал, мог различить цвет дерева и размеры, а также часть тернового венца в такой же оболочке, который солдаты в своем безрассудстве надели на священное чело Христа, издеваясь над его величием».
Драгоценные камни сверкали, король был доволен. Его сестру отправили к жениху с «едва ли худшими подарками». Перед мысленным взором летописца встает великолепие даров, и этому была особая причина. Его собственный монастырь, Мальмсберийское аббатство, украсили часть креста и тернового венца, «благодаря помощи которых, я полагаю, оно и по сей день процветает», несмотря на все бури, которые ему пришлось пережить.
В этом необычном собрании подлинных произведений искусства и поддельных реликвий собрано столько средневековых раритетов, что стоит немного остановиться на них. Как получилось, что Этельстан и монахи из Мальмсбери так высоко ценили куски дерева и кости, древнее и обветшалое оружие, ценили их, как земные сокровища, имеющие земную цену, и сокровища небесные, что выше всякой платы? Логика проста. Святые находятся на Небесах, но они всегда пекутся о людях, и там, где есть кусочек их земной плоти, они согласятся иметь земную обитель; они даже будут заботиться о том, чтобы Бог творил там чудеса. Да и каких бы чудес не сотворил сам Христос для тех, у кого хранятся реликвии, оставшиеся от Его земной жизни? У них не может быть частей Его бренного тела, которое восстало из мертвых и вознеслось на небеса, но крест, терновый венец, копье и одежда были не раз уже поделены и распространились по миру, и из останков Христа и святых сформировалось нечто вроде божественной валюты. При этом допущении логика достаточно ясна, а основного учения, разумеется, и по сей день придерживаются католики в наши дни. Но в этой цепи есть слабое звено. Оно предполагает нашу уверенность в том, что реликвии подлинные. Сейчас никто не сомневается, что большая часть средневековых реликвий была поддельной. Они были не тем, на что претендовали, и по этой причине вера повсеместно навлекла на себя сомнительную славу. По счастью, никто никогда не пытался собрать воедино крест, или терновый венец, или предметы одежды Девы Марии. Было подсчитано, что из фрагментов «истинного креста», которые существовали в Средние века, можно было бы построить боевой корабль, терновый венец образовал бы живую изгородь вокруг многих акров земли, а гардероб Девы Марии, без сомнения, заронил бы сомнения в том, что Иисус Христос был родом из бедной семьи.
Рассказывают об одном известном художнике, которому его друг показал картину, якобы принадлежавшую кисти этого художника. Художник прекрасно знал, что картину писал не он, но, чтобы пощадить чувства своего друга, он тут же надписал на ней свое имя. Бесчисленному количеству святых приписывались кости других людей (а иногда животных), которые, оправленные в серебро, золото и драгоценные камни, хранились в алтарях и выносились во время процессий под именем этих святых. Наверное, почтение выражалось идее; люди позволяли вере победить вымысел; наверное, слабое звено в цепи просто обходили. Когда умер св. Тейло, по словам его биографа, три общины боролись за его тело. Их проблемы были решены благодаря тому, что святой услужливо предоставил им три своих тела. Этот святой умер в VII в., а рассказ об этом увидел свет в XII. Для нас это является примером того, как средневековую логику можно использовать для объяснения необъяснимого — ведь известно было о существовании трех тел. Для большинства людей, прочитавших этот рассказ, он, вероятно, показался удачным примером божественной дипломатии и такта.
Старший современник Этельстана, король Германии Генрих I, видимо, был упрямым правителем, каких было много в Европе в те времена. Но в последние годы своей жизни он обменял большой кусок своей территории — часть современной Швейцарии — на еще одно священное копье, особенно могущественный талисман, дарующий победу, который, подобно мечу Этельстана, принадлежал Константину и обладать которым было необходимо любому правителю, стремящемуся стать римским императором. Вскоре после этого Генрих умер; но с этим копьем его сын Оттон победил орды мадьяр в битве у Леха (приток Дуная. — Пер.) в 955 г. и вместе с ним въехал в Рим, где в 962 г. был коронован императором.
Вера в могущество мощей была повсеместной. Этельстана выделял из всех масштаб его коллекции и изысканность ее экспонатов. Он не был скупцом: он раздавал большую часть экспонатов, но никогда не переставал собирать по всей Европе все, что мог найти и что могли купить его посредники. Церковь Дола в Бретани захотела поблагодарить его за покровительство и отправила ему письмо. Ему было обещано молиться за него, а настоятель написал: «Посылаю вам мощи, которые, как нам известно, вы цените больше, чем земные сокровища, — кости св. Сенатора и св. Патерна, а также его учителя св. Скабилиона, который умер с ним в один день. Эти двое лежали по правую и левую руку от св. Патерна; торжества в их честь, как и в честь Патерна, проводятся 23 сентября». Этельстан был хорошо знаком с некоторыми церквами Девона и Корнуолла и имел хорошие отношения с Уэльсом, так что он вполне мог знать о некоторых кельтских святых. Настоятель, очевидно, предполагает, что он знает о св. Патерне, а св. Сенатор и Скабилион будут новыми дополнениями к его коллекции. Мощи Патерна были отправлены в Мальмсбери, мощи других святых — в новую церковь в Милтон-Аббас, которую основал сам Этельстан; вместе с ними было послано и письмо, подтверждающее их подлинность. Там это письмо и было найдено 150 или даже больше лет спустя. В Милтон также отправился еще один фрагмент части креста, принадлежащей Этельстану, рука, кости и епископский посох св. Самсона, епископа Дола, рука св. Бранваладера и другие мощи, запечатанные в пяти ящиках, которые он привез из Рима и Бретани. Не сохранилось никакой описи реликвий, которые проходили через руки Этельстана, и любая попытка восстановить ее сталкивается с двумя серьезными трудностями. Для основной части коллекции нет вообще никакого перечня; для значительной ее части список есть, но благочестивые подделки настолько расширили его, что нельзя сказать, что в нем содержалось изначально. Веком позже кафедральный собор Эксетера заявил, что обладает одной третью всех реликвий, которые король Этельстан привез из-за границы. Вестминстерское и Гластонберийское аббатства и другие церкви также заявляли о своих правах на значительные дары, количество которых, вероятно, резко увеличилось с течением времени. При обращении с реликвиями следовало соблюдать особые моральные правила. Ложь может быть греховной, но ложь о мощах была невинной для тех, кто извлекал из нее пользу. Однако кража не имела ни хорошей, ни плохой окраски, она была возможна лишь в том случае, если сам святой желал переселиться, и вор, таким образом, был пассивным орудием намерений святого. Клептоманию, которой часто подвержены алчные коллекционеры, можно было рассматривать как праведное рвение. Когда св. Хью Линкольнский откусил кусочек лучшей реликвии Фекампского аббатства в Нормандии, его монахи были в ярости и негодовали, но его биограф рассказывает эту историю не краснея. Монахи Авиньона прочли историю посольства герцога Хью Этельстану, список реликвий, и у них потекли слюнки. Затем они заметили, что двор расположился в Абингдоне. Такой набожный король никак не мог оставаться там, не сделав какого-нибудь значительного подарка аббатству. Ясно, что он подарил им часть тернового венца, кусочек одного из гвоздей, знамя св. Маврикия и палец св. Дени — все в серебряном сундуке. «Об этом, — написал доктор Армитаж Робинсон, — мы можем только сказать, что это была смелая заявка».