Николай Павленко - Екатерина I
В оценке результатов мер, осуществленных Верховным тайным советом на первом этапе его существования, историков интересуют два вопроса: каковы были причины недолговечности областных учреждений, введенных реформой 1719 года, и каков был финансовый эффект от упразднения учреждений и должностных лиц, наводнивших провинции и терзавших ее население.
На первый вопрос ответил еще С. М. Соловьев: «Теперь преобразователь был во гробе, и наступило время поверки, прочен ли установленный им порядок. Железной руки, сдерживавшей врагов преобразований, не было более; Петр не распорядился даже насчет своего преемника; русские люди могли теперь свободно распорядиться, свободно решить вопрос, нужен ли им новый порядок, и ниспровергнуть его в случае решения отрицательного. Но этого не случилось; новый порядок вещей остался и развивался, и мы должны принять знаменитый переворот со всеми его последствиями как необходимо вытекший из условий предшествующего положения русского народа»[94].
С наблюдением Соловьева можно согласиться, если иметь в виду всю совокупность петровских преобразований, новшеств, введенных в экономику, социальный строй, культуру, быт, структуру центральной власти. Но областная реформа Петра Великого 1719 года явно выпадает из цикла его преобразовательных начинаний. Дипломаты, наблюдавшие за осуществлением реформы, считали ее недолговечной. Французский дипломат Кампредон доложил своему правительству в 1721 году, что созданные царем учреждения будут ликвидированы еще при его жизни. Посол Пруссии Мардефельд тоже предсказывал печальную судьбу административных реформ Петра: «Умри этот государь, они, большинство русских, всем пожертвуют, даже своей жизнью, лишь бы вернуться к своему прежнему порядку управления и бросить нововведенные учреждения царя, которые поддерживаются только его суровостью и духом».
Предсказание иностранных наблюдателей оправдались лишь частично — коллегии успешно выполняли свои функции свыше полувека, а Сенат сохранился до 1917 года. Что же касается областных учреждений, то они не выдержали испытания на прочность. Соратники Петра после его смерти подвергли их суровой критике и с необыкновенной легкостью расстались с ними без всякого сожаления.
Автор фундаментального исследования о проведении Петром I областной реформы, крупнейший историк первой трети XX века М. М. Богословский дал исчерпывающее объяснение причин восстановления воеводского правления и отмены новшеств в структуре областной администрации. Главная из них состояла в том, что общество не созрело и не было готово к содержанию громоздкого и дорогостоящего административного аппарата, оно не располагало ни финансовыми, ни людскими ресурсами, чтобы заполнить многочисленные учреждения знающими свое дело администраторами и оплачивать их труд.
Контрреформу осуществляли соратники Петра — но не из-за стремления повернуть историю России вспять, а из чисто рационалистических побуждений.
Восстановление воеводского правления было выгодно и помещикам, и крестьянам. Оно освобождало крестьян от вмешательства в их жизнь чиновников, которые опустошали их хозяйства и, следовательно, наносили ущерб и интересам владельцев, поскольку благополучие последних напрямую зависело от благополучия принадлежавших им крестьян. Восстановление воеводского правления было выгодно и государству, которое возлагало на помещиков сбор подушной подати и таким образом приобретало дармовых агентов[95]. Вместе с тем контрреформа не сопровождалась простым возвращением к воеводскому правлению, существовавшему в XVII столетии. Ее результатом стала стройная иерархия бюрократических учреждений — уездный воевода подчинялся провинциальному, а последний — губернатору, подчиненному верховной власти.
Верховный тайный совет располагал четырьмя средствами выведения страны из финансового и экономического кризиса. Первое предполагало уменьшение размера подушной подати и, как следствие этого, сокращение численности армии. Второе средство состояло в сокращении расходов. В этом случае вся тяжесть мер, обеспечивавших экономию, падала не на армию, хотя и ей пришлось кое-чем поступиться, а на гражданскую администрацию. Третье средство было связано с увеличением доходной части бюджета путем поощрительных мер развития торговли и промышленности, а также более рационального использования монетной регалии, то есть монопольного права государства на чеканку денег. Четвертый источник пополнения казны связан с монетной реформой.
Из предшествующего текста явствует, что надежды на успех от использования всех перечисленных выше мер оправдались далеко не в том объеме, на который рассчитывали члены Верховного тайного совета. Даже поощрительные меры в отношении торговли и создание условий для процветания купечества дали ничтожные результаты, так как самые обременительные повинности купцов (сбор таможенных пошлин, продажа соли, вина и др.) не были отменены.
Что касается монетного дела, то и здесь наблюдались определенные успехи, достигнутые благодаря энергичным действиям генерал-майора Александра Яковлевича Волкова и одного из членов «ученой дружины» Петра Великого — историка, экономиста, администратора, географа, специалиста горного дела Василия Никитича Татищева.
Чеканка монеты использовалась казной в качестве примитивного средства извлечения дохода, достигавшегося несложным путем — уменьшением веса металлов в монете. Этот способ пополнения казны использовал Петр I, когда в 1701–1703 годах казна в результате чеканки новой монеты получила чистой прибыли 1,9 миллиона рублей. Порча монеты вызвала инфляцию — курс рубля снизился почти вдвое, соответственно, поднялись цены на товары.
С тех пор монетные дворы в Москве, где чеканились деньги, бездействовали. Выпуск новых денег был санкционирован указом от 26 января 1727 года. Прибывшие на Монетный двор Волков и Татищев обнаружили безрадостную картину. Волков доносил Кабинету ее величества, в ведение которого монетные дворы были переданы из Берг-коллегии: «Истинно, как после неприятельского или пожарного разорения все инструменты разбросаны без всякого призрения, многие под снегом на дворах находятся, деревянное гнило, а железное перепорчено… нет ни форм, во что плавить, ни мехов к кузницам…» Волкову вторил Татищев, сообщавший Макарову: «Осмотрел я все денежные дворы и нахожу их так, как они во время поляков брошены, и до сего дня в них никто не бывал».
8 марта 1727 года Татищев рапортовал об успешном восстановлении монетных дворов: «Монетные дворы от бывшего их разорения в такое состояние, в какое они теперь, и в год привести было бы нельзя, если бы делать не с такою силою и властию, с какою Александр Яковлевич делал. Поистине удивительно, что в такое короткое время почти все вновь сделано, и можно уже надеяться на Бога, что дело пойдет без остановки, только б такая была помощь после него, как теперь»[96]. Тогда же началась чеканка новых медных пятикопеечных монет на сумму в 2 миллиона рублей.
Указ 26 января 1727 года объяснялся необходимостью выпуска новых денег «для облегчения крестьян в податях и других нужд». В действительности же налогоплательщики обещанного облегчения не получили, а всю выгоду из этой операции извлекла казна. Дело в том, что до 1718 года из пуда меди чеканилось пятикопеечников на сумму в 20 рублей. Теперь же стали чеканить пятикопеечников из этого же веса меди на 40 рублей, то есть вес монеты был уменьшен в два раза. О выгоде казны от этой нехитрой операции можно судить по тому, что рыночная цена пуда меди равнялась 8–10 рублям. Уже к концу августа 1727 года было выпущено пятикопеечников на 1 миллион 220 тысяч 600 рублей и получено прибыли 607 тысяч рублей. К концу года план чеканки монет был практически выполнен, однако размер подушной подати остался прежним[97]. Правители при Петре II не считали себя обязанными выполнять обещания своей предшественницы.
Но не все начинания Верховного тайного совета приносили хоть какие-то результаты. Некоторые так и остались бесплодными. Помимо уже упоминавшейся деятельности комиссии Д. М. Голицына, назовем попытку заменить устаревшее Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года (своего рода кодекс законов, включавших уголовное, имущественное, семейное право и т. д.) новым.
За три четверти столетия в обществе произошли существенные изменения, нашедшие отражение в текущем законодательстве. Иногда оно корректировало статьи Уложения 1649 года, а иногда устанавливало нормы, ему противоречившие. Эти изъяны Уложения обнаружил еще Петр I, когда в начале столетия была учреждена Палата об уложении. Однако она не справилась с поставленной перед ней задачей.
При Екатерине предприняли новую попытку составления Уложения. Была создана комиссия в составе трех обер-секретарей и технического персонала, которой надлежало проделать сложную и кропотливую работу по выявлению и систематизации так называемых новоуказных статей, то есть указов, изданных после 1649 года, а также использовать подходящие для России правовые нормы зарубежных стран, составить новые указы и т. д. Эту многотрудную работу надлежало выполнить к концу 1726 года. Задание оказалось непосильным и не было выполнено не только к указанному сроку, но и к концу XVIII столетия, несмотря на учреждение аналогичных комиссий в каждое новое царствование, в том числе и комиссии об Уложении 1767–1768 годов, созванной Екатериной Великой[98].
