Валентина Скляренко - Великие завоеватели
В течение этих трех веков на огромной евразийской территории то набухало, то растекалось, то клокотало это вселенское варево, в котором смешивались, погибали и возрождались народы, пока однажды котел не взорвался и полчища ненасытных кочевников не ринулись сплошным потоком на европейские земли. Начало этому нашествию было положено в 375 году, когда гунны под предводительством Баламбера (Баламира) разгромили остготское «королевство» Эрманариха и создали, по словам И. А. Стучевского, «новый огромный гуннский союз, распространивший свою власть на территории от Карпат до Кавказа и подчинивший себе многие местные племенные группы и народности». Постепенно они проникали все дальше на запад, а когда в 395 году умер римский император Феодосий I, началось их наступление на Восточную Римскую империю. Оно было организовано в двух направлениях: через Кавказ на Анатолию и через Днепр на Балканы. В том году гунны даже дошли до стен Константинополя и совершили набег на Закавказье и Месопотамию. Так они одним махом захватили всю территорию до самого Дуная. Именно у этой реки теперь стали селиться их главные вожди. Но, по мнению Бувье-Ажана, каким бы ни было влияние Баламира, гунны при нем не представляли собой единого народа. После его смерти в 400 году к власти пришел его сын Улдуз, который в 409 году продолжил наступление на Византию. Натиск гуннов был столь велик, что византийскому императору пришлось просить Улдуза о перемирии.
В отличие от отца, сменивший его на троне сын Манчуг (Мундзук) сосредоточил свое внимание не столько на завоевательных походах, сколько на объединении под своей властью всех тюркских племен и народов. Такая политика способствовала усилению гуннского союза и подготовила почву для новых набегов на римские земли, которые особенно участились во время правления брата Манчуга — царя Рутилы (Руа, Руиса, Роаса). При нем, по мнению И. А. Стучевского, «от неорганизованных грабительских набегов гунны переходят к крупным завоевательным предприятиям». Благодаря этому, Ругиле удалось захватить богатые римские придунайские провинции. Центром гуннской державы становится Паннония (территория современной Венгрии), а новый восточноримский император Феодосий II обязуется ежегодно платить царю гуннов 350 фунтов золота. Характеризуя гуннское общество того времени, историк пишет: «Успешные войны с римлянами обогащали гуннскую знать. Она живет теперь в роскоши, владеет большим количеством скота, рабов. Деревянные дома знати украшаются внутри коврами и цветными шерстяными тканями. Знатных гуннов, приближенных царя, его вассалов, вождей племен обслуживает многочисленная челядь; обед им подают на золотых и серебряных блюдах. Как все это отличается от того примитивного образа жизни кочевников, о котором столь ярко поведал Аммиан Марцеллин! Впрочем, и в IV в. н. э., и в более древние эпохи гуннское общество не было однородным». Вот как характеризовал это общество Бувье-Ажан: «С большой долей уверенности можно утверждать, что гуннский народ или народы были разделены на племена, под этим следует понимать родственные сообщества, которые, в свою очередь, делились на хорошо различимые группы и имели примитивную организацию, лишенную единообразия. К основным группам относятся урало-каспийская, степная, русско-украинско-польская и западно-дунайская. Однако такое определение довольно условно, поскольку племена и родоплеменные сообщества, в теории образующие эти группы, существенно отличались друг от друга… Сколь ни удивительно, однако и социальная иерархия гуннов была предельно упрощенной, примитивной. Несмотря на то, что на дальних восточных, прикаспийских и приазовских землях рабство существовало, гуннские сообщества не могут считаться классическими рабовладельческими. Впрочем, гунны редко брали в плен, предпочитая грабить и убивать, и хотя они могли облагать побежденных данью, это не было собственно рабством. Сами гунны были исключительно свободными людьми и гордились этим. Существовала только военная иерархия, причем постоянно, а не только на время походов — того требовала необходимость нападать и обороняться. Этот военный характер сохранялся даже в дунайских и придунайских районах, несмотря на сравнительно многочисленную гражданскую администрацию. " Суверенные вожди" являлись главнокомандующими, министры были одновременно и военачальниками, вожди племенных союзов возглавляли войска, а их командиры сочетали военные функции с гражданскими».
В 434 году после смерти Ругилы власть в Гуннской империи перешла к его племянникам, сыновьям Манчуга — Аттиле и Бледе. Вместе они правили по разным данным от 10 до 12 лет, пока Бледа внезапно не умер. К обстоятельствам его смерти мы еще вернемся. А пока стоит лишь отметить, что Бледа в этом тандеме был слабым звеном, не способным к управлению государством. Фактическим правителем, при котором гуннский союз племен достиг своего наивысшего могущества, стал Аттила.
Наследник гуннской империи
Жизненный путь Аттилы — уравнение со многими неизвестными. Взять хотя бы его происхождение. Известно, что он являлся потомком древнего знатного тюркского рода Турды [24], а его отцом был гуннский вождь Манчуг (Муздук), но вот когда и где появился будущий великий завоеватель на свет, можно только догадываться. Чаще всего историки определяли его возраст приблизительно, на основании свидетельств одного из очевидцев — римского историка Приска Панийского. В 448 году он описал Аттилу как человека по внешнему виду низкорослого, «с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою». Его старший сын, которого он послал в том же году править среди акацаров, был еще в том юном возрасте, когда не мог обходиться без опекуна — военачальника Онегесия. Все это позволило историкам предположить, что Аттила родился приблизительно в 406 году. Но согласно предположению француза М. Бувье-Ажана, он появился на свет в начале 395 года. Однако прямых доказательств этому нет, и дату можно считать предположительной.
Имя будущего правителя гуннов говорит о том, что он был родом из тюрков Итиля (Итиль, Атилл). В переводе с тюркского языка оно могло означать «отец-всадник». Но есть еще одна версия, «национальная», согласно которой имя Аттила — готского или гепидского происхождения и означает «батюшка».
Отсутствуют какие-либо достоверные сведения и о детских и юношеских годах грозного правителя. Известно лишь, что он рано потерял отца [25] и воспитывался своим дядей Ругилой. Бувье-Ажан, попытавшийся в своей книге о завоевателе более подробно воссоздать события тех лет, пишет: «Детство Аттилы сильно отличалось от детских лет его отца и дядьев. Те были настоящими кочевниками и появились на свет в кибитках или наспех поставленных шатрах, а не в деревянных теремах. Большая часть конников скакала далеко впереди тяжелых повозок, на которых ехали женщины и дети вместе с добычей и запасами еды — довольно небольшими, поскольку они постоянно пополнялись за счет грабежа. Обоз охранялся с флангов и с тыла, а самые резвые всадники сновали между выдвинувшимся вперед войском и обозом. Все вместе собирались в момент трудных переправ через реки, для чего приходилось сооружать деревянные мосты и плоты, а некоторые повозки становились амфибиями.
Аттила родился во время необычно продолжительной остановки. Конечно, он часто покидал «дворец» и трясся в кибитке, но всегда возвращался домой. Вместе со сверстниками он осваивает борьбу, искусство владения оружием, особенно кинжалом, и стрельбу из лука. Слишком рано он начинает ездить верхом и приобретает характерную черту всех гуннов — кривые ноги. Вопреки легенде, его щеки не покрывали искусственные шрамы: ни один из лично видевших его современников не засвидетельствовал этого, а Проспер Аквитанский вспоминал о безмятежном выражении его лица…
Юный Аттила вел жизнь варварского принца со всеми присущими ей парадоксами. Вероятно, уже в детстве он освоил азы латыни, и вполне возможно, что в период нормализации отношений между Римом и его отцом ему давал уроки учитель латинского языка, живший во дворце».
Правда, юный принц недолго оставался в варварском мире. По сведениям современников, молодые годы он якобы прожил в Италии в качестве заложника, где и приобрел неоценимый опыт, пригодившийся ему позднее во время его многочисленных кровопролитных походов в Европу. Вот как описывает обстоятельства этого «заложничества» Бувье-Ажан: «Роас предложил наставнику императора [26] и военачальнику Стилихону направить к нему знатного римлянина, способного на месте оценить его политику и возможности честного партнерства. Стилихон согласился и отозвал от двора вестготского короля Атанариха… юного аристократа Аэция и направил его в окружение Роаса. В 405 году, к моменту прибытия, этому весьма даровитому юноше было пятнадцать или шестнадцать лет. Он понравился Роасу, и Роас ему также пришелся по душе. Аэций познакомился с десятилетним Аттилой, который взрослел гораздо быстрее, чем рос. Юноша и ребенок прониклись друг к другу взаимной симпатией. Аэций вызвал некоего образованного уроженца Паннонии, который не только преумножил знания Аттилы в области латыни, но и приобщил его к изучению греческого».
