Александр Волков - Карфаген. "Белая" империя "чёрной" Африки

Конный отряд варваров численностью в 500 человек, увидев, как велико римское войско, перебежал на его сторону и сдал щиты, копья и мечи. В это время под натиском римлян передовая цепь противника, — ее составляли кельты и иберы, — подалась назад. Некогда было думать о безоружных перебежчиках; их оставили позади наступавших рядов. Однако, увлеченные призраком победы, римляне не заметили, как мощны фланговые колонны карфагенян. Сюда Ганнибал отрядил своих лучших бойцов, уроженцев Африки. Численность колонн составляла шесть тысяч человек каждая. По мере того как передовая цепь карфагенян организованно отступала, обе фланговые колонны, как клещами, сжимали римское войско. Оно же шло вперед, надеясь загнать карфагенян в реку. Так малочисленная армия Ганнибала умело и хитро окружала римлян, готовясь запереть их с тыла. Римляне все неуютнее чувствовали себя. В лицо им дул ветер, засоряя глаза пылью и песком; лучи солнца слепили их.

Облаченный в изношенную, грязную одежду, с повязкой, закрывшей мертвый глаз, Ганнибал наблюдал за битвой. Голову его защищал старый шлем с вмятинами, полученными еще во время перехода через Альпы. Солдатам Ганнибала нравилась эта его невзыскательность, небрежность в одежде. Он не думал о себе; он весь был поглощен начавшимся боем.

Внезапно перебежчики, достав из-за пазухи короткие мечи, принялись резать римлян. Тут же нанесла удар конница численностью в 8 тысяч человек. Ее атака вызвала панику. Передние и боковые ряды римлян еще пытались отбиться от наседавшего отовсюду противника. Около десяти тысяч человек беспорядочно бежали, спасаясь от окружения, а большая часть римлян толпилась внутри сомкнувшегося кольца, не имея возможности помочь сражающимся. Командиры погибли. Знаменитые римские легионы рассыпались. По словам историка, "римская армия все более превращалась в беспорядочную кучу людей, куда без промаха летели копья, стрелы и камни, в то время как сжимавшееся кольцо врагов без сопротивления рубило их наружные, совершенно расстроенные ряды". Это было уже не сражение; это была массовая казнь людей, которые отчаялись даже сражаться. Бежать было некуда, а пощады не давали. Земля стала скользкой от крови. Так, войско, составленное из разнородных элементов — из наемников, воевавших в чужом краю, — сумело одержать верх над монолитной римской армией, сражавшейся за отечество.

К вечеру было убито от 60 до 70 тысяч римлян, в том числе консул Эмилий Павел и 80 сенаторов. Карфагеняне потеряли в десять раз меньше — от шести до восьми тысяч человек. Битва при Каннах навечно вошла в учебники военного искусства; она вписана в них с красной строки — с кроваво-красной строки.

По преданию, в разгар битвы некий юный патриций пытался вывезти с поля сражения раненого Эмилия Павла. Устало усмехнувшись, тот отверг помощь со словами: "Передай в Риме Фабию Максиму, что Эмилий Павел был побежден сначала Варроном, а потом Ганнибалом!"

Из руководства римской армией спасся лишь Варрон. Горе-стратег с несколькими десятками всадников умчался с поля сражения, "показав пример к бегству" (Аппиан). Прежняя самоуверенность исчезла; он не способен был решительно ничего предпринять. Так же растеряны были другие уцелевшие воины. Некоторые из них собирались покинуть Италию и наняться на службу к какому-нибудь царю. Лишь Публий Корнелий Сципион-младший, тоже находившийся в Каннах и чудом спасшийся, помешал им бежать. Впоследствии из них были сформированы два штрафных легиона.

Римская армия погибла. Путь на столицу был открыт. Теперь Италия оказалась во власти карфагенян. Почти все морское побережье страны было покорено ими. Однако битва при Каннах стала последней крупной победой Ганнибала.

Рим был на грани катастрофы. Начальник пунической конницы, Махарбал, советовал Ганнибалу немедленно идти на Рим. "На пятый день ты будешь победителем пировать на Капитолии" — так передал его слова Тит Ливий. Услышав отказ, Махарбал не выдержал и произнес памятную дерзкую фразу: "Побеждать ты умеешь, Ганнибал, но пользоваться победой не умеешь! (Vincere scis Hannibal, victoria uti nescis.)" Большинство офицеров, пунийцев и греков, совещавшихся с Ганнибалом сразу после победы при Каннах, советовали вождю дать отдых уставшим солдатам. Он согласился.

Оправдывая его отказ, немецкий историк XIX века К. Нойман отмечал, что карфагенская пехота добралась бы до стен Рима лишь через полмесяца, а за это время римляне, узнав о разгроме, подготовились бы к осаде; конница же могла разорить окрестности города, но заставить Рим сдаться не сумела бы. "В древности осада городов, а тем более штурм очень редко оканчивались успехом, — вторил ему Теодор Моммзен, — и нет никаких причин думать, что римляне обнаружили какое-то странное малодушие именно тогда, когда им пришлось бы защищать свою столицу".

Впоследствии историки много раз анализировали то памятное совещание, проведенное сразу после блестящей победы. Очевидно, "если у Ганнибала и была когда-нибудь реальная возможность добиться окончательной победы, — подводил итог дискуссиям И. Ш. Шифмаи, — то только сразу же после Канн и только прямым ударом на Рим". Ганнибал был осторожен и, избежав в те дни случайной неудачи, потерял все — проиграл войну. Дальнейшая кампания — она растянулась на десять лет — превратилась в попытку "объять необъятное". Карфагенянам всегда не хватало и сил, и союзников. Только в те августовские дни 216 года до нашей эры бессилен был Рим. Все в Риме ждали скорой беды.

Сто лет назад армия Александра Македонского трижды — при Гранике, Иссе и Гавгамелах — сразилась с персидскими войсками и, трижды разбив их, сокрушила Персидское царство. Трижды Ганнибал разгромил армию римлян, но история не повторилась. В Риме не думали капитулировать.

"Ни один народ не мог бы избежать гибели при столь горестных обстоятельствах", — полагал Тит Ливий. Римляне и их союзники понесли огромные потери. Их надо было восполнить. Всех здоровых мужчин, чем бы они ни занимались и какого бы возраста ни были, мобилизовали. Уже через год после разгрома при Каннах у римлян было 25 легионов. По преданию, власти Рима даже сформировали два легиона из освобожденных ими рабов; всего было выкуплено и вооружено 8 тысяч рабов (по-видимому, их включили в состав разных частей, а не формировали из них отдельные легионы). Вот только справятся ли рабы там, где гибнут лучшие воины?

В этой сплоченности народа и сената Рима, в этом едином стремлении к победе, охватившем патрициев и плебеев в самую трудную для Рима минуту, и заключалось главное преимущество римлян над армией Ганнибала. Та воевала, не имея надежного тыла. Многие в Карфагене более жили борьбой с ненавистными им Баркидами, чем войной с Римом, желали поражения Ганнибалу, раз сами не могли распять его на кресте. Подозревая, что поддержки из Карфагена не будет, Ганнибал вынужден был осторожничать даже после самой крупной своей победы. Его войско поредело, и о нападении на Рим нельзя было и думать.

По преданию, Ганнибал на свой страх и риск отправил в Рим делегацию, предлагая противнику выкупить пленных и начать мирные переговоры (некоторые историки считают рассказ о переговорах позднейшей выдумкой). Очевидно, Ганнибал надеялся, что Рим согласится на примирение ценой территориальных уступок, как двадцать лет назад согласились карфагеняне. Однако послам было указано покинуть территорию, принадлежащую Риму. Власти республики не хотели и думать о почетном поражении. Даже оставшись без армии, они готовы были — за счет несметных людских ресурсов — воевать до победы.

Если бы они отдали часть Италии карфагенянам, она стала бы очагом новой войны. В Италии происходило бы то, что десятилетиями длилось на Сицилии. Что же касается пленников, то сенат отказался их выкупать, обвинив их в трусости. В Риме тем решительнее говорили с Ганнибалом, чем острее чувствовали, что малейшее малодушие приведет к непоправимой беде: Рим покинут еще оставшиеся у него союзники — италики.

Между тем Римская республика оказалась, прибегая к терминам нынешней дипломатии, в международной изоляции. По словам Евтропия, "в одно время римляне вели войны в четырех местах: в Италии — против Ганнибала, в Испании — против брата его Гасдрубала, в Македонии — против Филиппа, на Сардинии — против сардинцев".

Многие италийские общины — самниты, луканы, апулийцы, брутии, — а также жители греческих городов — Тарента, Кротона, Локр — стали переходить на сторону Ганнибала. Большинство городов освобождались от повинностей и налогов и сохраняли за собой земли. Они становились равноправными союзниками Ганнибала. Рим был их господином; Ганнибал — другом.

Особым дипломатическим успехом Ганнибала стал союз с Капуей, столицей Кампании, вторым по значению городом Римской державы, самым крупным городом Нижней Италии. Преследуя свои далеко идущие цели, жители Капуи сделали выбор и перешли на сторону Ганнибала. Они надеялись, что со временем, когда войска Ганнибала покинут Италию, новой ее столицей станет Капуя. Узы дружбы капуанцы скрепили кровью: они перебили проживавших в городе римлян. Так, замешанная на крови недавних друзей, родилась Капуанская федерация — новое, эфемерное государство, мелькнувшее в пучине войны, чтобы навсегда скрыться. Напоминают о нем лишь особые монеты весом в три грамма, чеканившиеся тогда. Ганнибал, полагая, что федерация эта будет и после войны зависима от Карфагена, делал для капуанцев все, что им хотелось: Капуя получила право жить по своим законам, не подчиняться карфагенским военачальникам и не отдавать, кроме как добровольно, людей в армию Ганнибала. Полководец и политик, Ганнибал стремился предстать перед большинством жителей Италии в образе мудрого союзника и ментора, а не завоевателя.