Пауло Коэльо - Дьявол и сеньорита Прим
Берта сокрушалась лишь об одном - никогда в жизни она не видела моря. Знала, что оно есть, что оно огромно, что одновременно - и неистово, и кротко, но так и не смогла отправиться к нему, набрать в рот пригоршню его солоноватой воды, ощутить босыми ступнями прикосновение песка, погрузиться в холодную волну, словно возвращаясь в лоно Великой Матери (она помнила, что кельты любили употреблять это понятие). А если не считать моря, то ни с чем на этом свете ей не было грустно расставаться. Плохо, конечно, очень плохо, печально, что приходится ей покидать мир вот так, но она не желала считать себя жертвой - без сомнения, сам Бог определил Берте эту роль, и была она несравненно лучше той, которую дал Он священнику.
- Я хочу сказать вам о Добре и Зле, - услышала она его голос и в тот же миг ощутила, как словно бы отнялись у нее руки и ноги.
- Не нужно. Вы не знаете, что такое Добро. Вы отравлены злом, которое причинили вам, а теперь распространяете его и на эту землю. Вы ничем не отличаетесь от чужестранца, явившегося к нам в Вискос, чтобы уничтожить нас.
Она сама еле слышала свои последние слова. Взглянула на звезду в небе и закрыла глаза.
У себя в номере чужестранец вошел в ванную комнату, тщательно вымыл каждый слиток золота и вновь положил их в старый и грязный заплечный мешок. Двое суток назад он сошел со сцены, но теперь приходилось вновь появиться в финале, под занавес.
Все было продумано и спланировано скрупулезно и во всех деталях - начиная с выбора городка, стоящего на отшибе и малонаселенного, до сообщницы, которая - в том случае, если что-то пойдет наперекосяк, - отведет от него любые подозрения и не позволит властям обвинить его в подстрекательстве к убийству. Диктофон и награда, первые осторожные шаги, первый этап, когда он завел дружбу с жителями Вискоса. Второй этап, когда он бросил в эту землю семена ужаса и смятения. Как Бог поступил с ним, так и он поступит с другими.
Он позаботился обо всем и все предусмотрел - все, кроме одного: ему и в голову не могло прийти, что план его удастся. Чужестранец был убежден в том, что, когда придет час решения, прозвучит короткое слово "нет", которое все переменит, найдется один-единственный человек, который откажется пойти на преступление, - и его будет достаточно, чтобы показать -не все потеряно. Если один человек спасет городок, спасен будет весь мир: станет очевидно, что надежда не угасла, что добро - сильнее, что террористы сами не знали, причиной какого зла они были, прощение будет даровано, на смену мучениям придет светлая грусть воспоминаний, и он научится жить с ней и заново искать счастье. За это "нет", которое ему бы так хотелось услышать, жители Вискоса получили бы десять золотых слитков - вне зависимости от исхода пари, заключенного с Шанталь.
Но план его провалился. А теперь было уже поздно - изменить замысел он не мог.
В дверь постучали.
- Идемте скорей, - послышался голос хозяйки гостиницы. - Час настал.
- Иду-иду.
Он надел пиджак, спустился в бар и сказал хозяйке:
- Золото у меня. Но, во избежание недоразумений, хочу предупредить - вам, должно быть, известно, что кое-кто осведомлен о том, где я нахожусь. Если вы решите избрать другую жертву, можете быть уверены, что полиция нагрянет именно сюда. Вы ведь сами видели, как я несколько раз звонил по телефону, не так ли?
Хозяйка гостиницы молча кивнула.
До кельтского монолита было полчаса ходьбы. На протяжении нескольких веков люди считали, что это - всего лишь огромный, отполированный дождями и льдом камень причудливой формы, в незапамятные времена поваленный ударом молнии. Ахав устраивал там заседания городского совета, ибо скала напоминала стол, самой природой установленный на свежем воздухе.
Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из членов научной экспедиции, которую правительство направило в Вискос с целью изучить наследие кельтов, не обратил внимание на этот камень. Тотчас прибыли археологи, принялись измерять, проводить расчеты и раскопки, спорить. Наконец пришли к выводу о том, что некое кельтское племя почитало это место как священное. Впрочем, какие ритуалы и церемонии там проводились, оставалось неизвестным. Одни ученые считали, что прежде там было нечто вроде астрономической обсерватории; другие утверждали, что на камне устраивались радения в честь богини плодородия и жрецы совершали ритуальные совокупления с девственницами. Дискуссия длилась около недели, а потом ученые отправились в какое-то более интересное для них место, так и не придя к окончательному выводу.
Мэр Вискоса вскоре после своего избрания заказал и опубликовал в местной газете репортаж о кельтском наследии, надеясь, что он привлечет в город туристов, однако тропы были труднопроходимы, а редким смельчакам в награду за мужество Вискос мог предложить всего-навсего огромный лежачий камень, тогда как соседние городки и деревни - нечто гораздо более привлекательное: изваяния, надписи и прочее. Так что ничего из этой затеи не вышло, и спустя небольшое время монолит вернулся к исполнению своих прежних функций - стал служить столом, за которым на еженедельных пикниках пировали жители Вискоса.
Во многих домах Вискоса в тот день звучали споры, посвященные одному и тому же: мужья собирались идти одни, а жены отстаивали свое право принять участие в "таинстве жертвоприношения", как с некоторых пор стало называться готовящееся преступление. Мужья говорили - мол, опасно, никто не знает, каких бед может натворить огнестрельное оружие. Жены же утверждали, что движет их супругами лишь себялюбие, и следует уважать их женские права, ибо мир давно уж не тот, каким представляют его себе мужчины. В конце концов мужья сдавались, а жены торжествовали победу.
И вот теперь по направлению к монолиту ползла цепочка огоньков,количество которых в точности соответствовало числу обитателей Вискоса, и, поскольку чужестранец нес факел, а Берта - ничего не несла, было этих огоньков ровно 281. Каждый мужчина в одной руке нес фонарь или лампу, а в другой - охотничье ружье, переломленное пополам, чтобы не произвести случайного выстрела.
Берта была единственной, кому не надо было своими ногами добираться к месту сбора, - она безмятежно спала в импровизированном паланкине, который с большим трудом несли двое дровосеков. "Хорошо еще, что не придется тащить такую тяжесть назад, - размышлял один из них. - В нее всадят столько свинца, что вес ее утроится".
Он прикинул, что каждый заряд обычно содержит шесть маленьких свинцовых шариков. Если все выстрелы попадут в цель, то есть в тело старухи, в нем окажется 522 дробины, и свинца, значит, будет больше, чем крови.
Дровосек почувствовал в этот миг, как забурлило у него в животе, и решил, что ни о чем больше думать не станет до понедельника.
По дороге никто ни с кем не разговаривал, никто никому не смотрел в глаза, словно все загодя договорились относиться к происходящему как к некоему кошмарному сну, который следует забыть - и чем раньше, тем лучше. Люди тяжело дышали - скорее от волнения, чем от усталости. И вот наконец огромный светящийся полукруг с трех сторон замкнул прогалину, посреди которой лежал кельтский монолит.
По знаку, поданному мэром, дровосеки отвязали веревки, удерживавшие Берту на носилках, и положили ее на каменный стол.
- Нет, так не пойдет, - возразил кузнец, припомнив, как в виденных им фильмах про войну солдаты, спасаясь от неприятельского огня, приникают к земле. - В лежачего трудно попасть.
Тогда дровосеки посадили Берту, прислонив ее спиной к камню. Получилась вроде бы идеальная мишень, но тут прозвучал плачущий женский голос:
- Она уставилась прямо на нас! Она видит, что мы делаем.
Разумеется, Берта ничего не видела, но было невыносимо смотреть на эту добродушного вида, благостно улыбающуюся старушку, которая совсем скоро будет умерщвлена сотнями маленьких свинцовых шариков.
- Поверните ее спиной, - приказал мэр, также не оставшийся безразличным к подобному зрелищу.
Дровосеки, ворча, снова подошли к монолиту и поставили Берту на колени, так что лицом и грудью она прижималась к камню. Однако поскольку в таком поло жении удержать ее было невозможно, пришлось привязать ей к запястьям; веревку, перекинуть через верхушку монолита и закрепить на противоположной стороне.
Картина получилась жутковатая - отвернувшаяся от людей коленопреклоненная женщина, руки которой были воздеты к небесам, словно она кому-то молилась или о чем-то молила. Кто-то запротестовал и на этот раз, но мэр сказал, что пора кончать.
И чем скорей, тем лучше. Без речей и оправданий - то и другое можно оставить на завтра, когда в баре и на улицах начнутся разговоры пастухов и пахарей. Можно не сомневаться, что по одной из трех городских улиц еще долго не будут ходить люди - слишком уж все привыкли к тому, что там, у своего дома сидит Берта, глядит на горы и беседует сама с собой. Хорошо, что из Вискоса можно выйти еще двумя путями, не считая узенького проулка, который по самодельной лестнице выводит прямо вниз, на автостраду.
