Алексей Кунгуров - Киевской Руси не было. О чём молчат историки
Например, в 1794 г. во время войны с инсургентами Косцюшко Александр Суворов блестяще взял штурмом крепость Прагу – варшавское предместье на правом берегу Вислы, после чего польская столица сдалась без боя. По условиям сдачи русский полководец пообещал: «Именем Ее Императорского Величества, моей Августейшей Государыни, я гарантирую всем гражданам безопасность имущества и личности, равно как забвение всего прошлого, и обещаю при входе войск Ее Императорского Величества никоих злоупотреблений не допустить».
Условия соглашения Суворов выполнил, чем очень удивил горожан, с трепетом ожидавших кары за свои кровавые грехи (весной 1794 г. в момент празднования православной Пасхи варшавяне напали на русских солдат, многие из которых, будучи безоружными, были убиты прямо в церквях). Русский фельдмаршал заслужил тем самым большое признание мещан, от имени которых варшавский магистрат Варшавы поднес ему золотую табакерку, украшенную бриллиантами, с надписью «Warszawa zbawcy swemu» (Варшава своему спасителю). Иногда упоминается в качестве подарка еще и богато украшенная сабля, поднесенная от благодарных обывателей. В письме Румянцеву Суворов отмечал: «Все предано забвению. В беседах обращаемся как друзья и братья. Немцев не любят. Нас обожают».
Обожание длилось недолго. Уже в начале XIX в. французская и польская пропаганда приписала Суворову все мыслимые и немыслимые грехи: дескать, его чудо-богатыри перебили все мирное население пражского предместья, включая грудных детей. Монахинь перед смертью, естественно изнасиловали в самых извращенных формах. Все дома и церкви были, дескать, русскими разграблены, а потом Прага дотла сожжена. Это же Суворов пообещал сотворить и с Варшавой, если она не сдастся. Мол, лишь поэтому, спасая мирное население от геноцида, мятежники капитулировали.
Казалось бы, после провала русской кампании Наполеона надобность в антисуворовской пропаганде должна была отпасть, но миф о пражском геноциде оказался поразительно живуч, и с течением времени в польском национальном сознании из разряда перлов наполеоновской пропаганды перешел в категорию «общеизвестных фактов». Нечто подобное сегодня происходит на Украине с так называемой батуринской резней. После генералиссимуса Сталина, пожалуй, теперь самый ненавистный в Польше русский – это генералиссимус Суворов.
Понятно, что битым полякам не за что любить Суворова, который накрутил шляхте хвоста в 1794 г., а еще раньше в 1769–1772 гг. громил барских конфедератов, но совершеннейшей загадкой для меня стало то, почему Суворова ненавидят белорусы. Не все, конечно, и даже не большинство, а некоторые. Эти некоторые называются интеллигенты – в чем, видимо, и кроется разгадка феномена. Попалось мне как-то на глаза интервью с композитором Кимом Цесаковым. Вроде бы рассказывает о музыке, и вдруг ни с того ни с сего бац: «Мой языковый фактор очень связан с переосмыслением белорусского фольклора. Но не просто белорусского фольклора. Я очень люблю песни-плачи женские. Вот, кстати, женские песни-плачи из всех славянских народов есть только у белорусов. Наверное, это было связано все-таки с женской долей. Потому что Беларусь вечно была под гнетом поляков, потом россиян. Ну шутка ли: когда Калиновского восстание Суворов задавил, то от Минска до Петербурга 136 тысяч столбов было вкопано, и на каждом столбе висело по человеку. Об этом россияне боятся говорить, а это ж факт»[24].
По-моему, фактом можно считать только то, что Цесаков – дебил. Этот представитель «умственного труда» понятия не имеет о том, как трудно срубить дерево, обтесать, приволочь его к дороге, вкопать, выковать и приделать крюк, а потом еще подвесить на него человека. Человек, естественно, упирается, поскольку висеть ему не хочется. Поэтому выход один – превратить его в труп, а уж после подвешивать. Не ясно, правда, как доставлять десятки тысяч тел к Петербургу – далековато, трупы подпортятся в дороге и вид примут очень неаппетитный. И вообще непонятно, зачем их волочь в такую даль. Одно бы дело для устрашения местного населения вздернуть десяток бунтовщиков, но на кой черт их под Петербургом-то развешивать? Представляю: едет император всероссийский с иностранными послами на увеселительное мероприятие в Царское Село, и вдруг шибает в нос тлетворный трупный запах. Послы наодеколоненными платочками себе носопырки судорожно зажимают и глаза вопросительно на государя таращат. А тот, как ни в чем не бывало: мол, не удивляйтесь, это суворовским чудо-богатырям делать нечего, и чтоб не бездельничали, велено им украшать дорогу трупами.
Согласитесь, картина совершенно неправдоподобная. Еще более ей добавляет неправдоподобия то, что к моменту восстания 1863–1864 гг., одним из заводил которого был Кастусь Калиновский, Суворов 63 года как лежал в могиле. Теоретически, конечно, восстание Калиновского мог «задавить» внук генералиссимуса генерал от инфантерии Суворов Александр Аркадьевич, бывший одно время лифляндским, эстляндским и курляндским генерал-губернатором. Однако к моменту восстания он пребывал в должности столичного генерал-губернатора (с 1861 до 1866 г.), да и вообще к полякам он как раз относился сочувственно.
Под стать композитору Цесакову его соплеменник Игорь Литвин, который считает себя историком. Этот тип тоже слегка зациклен на мертвечине и этнических чистках. Вот какие ошеломительные подробности он выдает о покорении Суворовым Варшавы в своей книжонке «Затерянный мир, или малоизвестные страницы белорусской истории»: «В 1794 году армия Суворова свирепствовала в Беларуси и Польше. Суворовские выродки расстреливали мирных жителей Кобрина и Малориты. На подступах к Варшаве они уничтожали все живое на своем пути. В варшавском пригороде – Пражском предместье было расстреляно все население. В самой Варшаве русские солдаты на копьях и штыках по улицам носили младенцев. Возможно, поляки это будут помнить всегда».
Впрочем, книжка Литвина относительно безвредна, ибо он нагородил такой бредятины, что это полностью исключает возможность серьезного к ней отношения. То ли у него голова была в отключке, пока он высасывал из пальца «малоизвестные страницы истории», то ли врач ему по ошибке прописал сильнодействующий препарат с галлюциногенным побочным эффектом. Вот, например, как Литвин описывает один эпизод героической борьбы белорусов против «русского ига»: «В православном Могилеве, в ночь с 1-го на 2-е февраля 1661 года во время восстания горожан было уничтожено семь тысяч стрельцов. Спасся только один, находившийся за городом в самовольной отлучке. Горожане заблаговременно вывинтили из русских ружей кремни и потери среди повстанцев были небольшими».
Можно подумать, стрельцы (солдаты регулярной армии, а не какие-нибудь ополченцы!) оставляли свои ружья где попало без присмотра, чтобы у праздношатающихся мимопроходимцев была возможность незаметно вынуть из них кремни. Если так, то почему горожане, коль имели беспрепятственный доступ к стрелецким ружьям, попросту не сперли их? Трудно представить себе подобную ситуацию, когда бы советские солдаты в Сталинграде скрытно пробрались ночью в стан врага, повынимали бы из всех немецких винтовок и пулеметов затворы, а с утра лихо пошли в атаку на фрицев, которые недоумевают: почему же они не могут сделать «пиф-паф».
Или вот еще один литвинский перл: «Российская история утверждает, что до захвата белорусских земель, тут жили плохо. Это очень напоминает советскую байку о «загнивающем Западе». Почему же тогда из России бежали на запад, на белорусские земли целыми губерниями, а не наоборот? Еще в середине XVIII века русская императрица Елизавета требовала от короля Речи Посполитой вернуть с белорусских земель миллион (!) беглых крестьян-россиян».
Отчего же могли бежать русские крестьяне? От крепостного гнета, наверное. Но пусть Литвин объяснит, зачем они «целыми губерниями» бежали в Речь Посполитую, где крепостное право было гораздо более жестоким, и где помимо социального гнета, крестьяне испытывали религиозное и национальное утеснение? Да и свободной земли на западе для целого миллиона беглецов к тому времени просто не было. Если пан Литвин не силен в географии, то надо его просветить: тенденция была совершенно обратной – бежали землепашцы преимущественно на юг, в Дикое поле и в Сибирь – туда, где не было помещиков и всем хватало земли. Причем переселялись в Сибирь даже из Белоруссии, называвшейся тогда Литвой. Об этом потомки мигрантов уже, возможно, не помнят, но фамилии Литвинов, Литвинчук, Литвиненко, Литвяков очень распространены на моей родине, в Западной Сибири. Если заглянуть в тюменскую телефонную книгу, то Литвиновых, например, будет почти столько же, сколько Ивановых.
К чему это я? Да, просто, говоря об украинцах, как искусственно выведенной национальности, невозможно не упомянуть белорусов – народность еще более молодую и еще более искусственную. Культурный слой всякого народа создает свою историческую мифологию, которую ни в коем случае нельзя отождествлять с исторической наукой. Историческая мифология позволяет, скорее, понять национальный характер. Белорусы – очень молодой этнос, созданный в советское время, в связи с чем у них большие трудности с национальной самоидентификацией, благодаря убогости доморощенной интеллигенции.
