Замки Луары - Екатерина Александровна Останина
Брантом писал об этом празднике коротко: «…это был чудовищный пир, на котором языческие вольности перешли все границы».
Едва стемнело, как над парком вспыхнули разноцветные огни фейерверков. По течению Шера в бархатной темноте плыли плоты, на каждом из которых сияли таинственные, почти призрачные огни. В результате подобной иллюминации вода светилась, и отраженный свет падал на арки мостов и роскошную галерею Шенонсо.
Дополняла картину пресловутая группа комедиантов из «Джелози», которые веселили изрядно выпивших гостей непристойными шутками, что, впрочем, вполне соответствовало их настроению. К итальянцам присоединились любимые шуты Генриха III, Шико[88] и Сибило, и тоже замечательно вписались во всеобщий спектакль-оргию.
Зрелище развлекающихся молодых благородных господ было поистине великолепным. Их костюмы сверкали красными и золотыми отсветами, зеленоватые и голубые оттенки тканей переливались и мягко колыхались, подобно перьям фантастических птиц. Они мерцали в свете свечей, а сверху к ногам танцующих непрерывным дождем сыпались розы.
Итальянские комедии, разыгрываемые «Джелози» в Шенонсо, являлись импровизированными, и их сюжетами были традиционные для Италии измены и любовные интриги. Из прочих особенностей можно упомянуть непременные насмешки над испанцами и рекламу итальянской кухни, блюда которой персонажи неизменно перечисляли в своих монологах: фазаны, лазанья, каплуны и жареная телятина. Были весьма популярны у зрителей и откровенно неприличные сцены, скабрезные шутки, которые встречались со смехом и энтузиазмом. Для подобных представлений не требовалось ни дорогих костюмов, ни сложных декораций, а потому они могли устраиваться в любом просторном помещении замка.
По прошествии праздников Екатерина Медичи снова задумалась о том, как сделать свое любимое поместье Шенонсо еще более прекрасным, чем прежде, тем более что Жак Андруэ дю Серсо[89] представил ей большой проект под названием «Самые превосходные строения Франции». По этому проекту предусматривалось, что знаменитая галерея Шенонсо с южной стороны должна быть окружена овальным салоном с восемью окнами, откуда открывался роскошный вид на реку Шер.
Вид перед фасадом замка предполагалось дополнить террасой, а основное строение увеличить дополнительно благодаря постройке двух жилых корпусов. Они должны были создавать единый ансамбль с капеллой и библиотекой. Когда эти два корпуса были построены, они, похожие на огромные раскинутые крылья, увеличили замок, а заодно связали его с правым берегом Шера. В первом крыле разместили зал для игры в мяч, а в правом устроили ряд комнат, связанных в западной части строения с галереей.
Екатерина Медичи мечтала, чтобы двор перед замком имел форму эллипса. С колоннами и портиком он должен был напоминать в миниатюре площадь перед собором Святого Петра в Риме, а потому королева-мать подумывала о том, что было бы разумнее разобрать старую башню Маркеса, которая мешала осуществлению этого архитектурного проекта. При этом в центре каждого полукружия портика, ведущего к огромным, освещенным через купола залам, должно было казаться, что перед зрителем не четыре ряда колонн, а только один.
Проект был очень дорогостоящим, а потому, естественно, доходов от одного Шенонсо на его осуществление не хватило бы. Пришлось прибегнуть к принудительным займам у богатых французских сеньоров и итальянских банкиров. Впрочем, те остались не в убытке и в будущем, как известно, вернули свое потраченное состояние увеличенным вдвое.
Тем временем герцог Анжуйский, вдохновленный как военными победами, так и последовавшим за ними вознаграждением, покинул Шенонсо и взял Иссуар, один из центров гугенотов. Генрих III был в таком восторге, что даже предложил немедленно переименовать Шенонсо в Бон-Нувель. Судя по всему, его позиции в государстве укреплялись, и следовало дальше настаивать на окончательном заключении мира между протестантами и «недовольными». Король покинул Шенонсо и отправился на место переговоров в Пуатье, однако по дороге заехал в Плесси-ле-Тур и не мог удержаться от соблазна остаться в этом гостеприимном месте на целый месяц.
Заключение мира в конце лета 1577 года вновь ни к чему не привело. Вскользь можно упомянуть, что после этого события Генрих III вернулся в Париж, где произошла знаменитая дуэль его миньонов и сторонников герцога Анжуйского. Потерю Келюса и Можирона Генрих III пережил очень тяжело, и отношения между братьями снова накалились до предела, в результате чего герцог Анжуйский бежал в долину Луары, а вслед за ним вновь последовала королева-мать. Только на этот раз переговоры успеха не принесли. Герцог Анжуйский решил вовсе покинуть страну и отправиться в Нидерланды, а Екатерине пришлось проехать через всю Луару, чтобы встретиться с зятем, Генрихом Наваррским: она беспокоилась, как бы тот вновь не предпринял столь разорительных для французской короны военных действий.
Естественно, что королева-мать не могла не заглянуть в свой любимый Шенонсо, хотя бы для того, чтобы проверить, какими темпами продвигаются там строительные работы. К ее приезду уже был готов новый фасад. До наших дней он не сохранился, однако благодаря рисункам можно составить представление, как выглядел Шенонсо в конце правления Генриха III. Его вид был, несомненно, весьма живописен и оригинален. По приказу королевы в фасаде были прорублены дополнительные окна, чтобы каждая комната имела по два окна вместо одного, а на каждом этаже был устроен центральный проем. Каждое окно отделялось от другого фигурами Геркулеса, Афины, Кибелы и Аполлона, поддерживающими фриз. Центральный балкон украшали башенки, наверху которых красовались излюбленные Екатериной вазочки с пламенем.
Все эти скульптуры придавали и без того столь прекрасному строению, как Шенонсо, вид совершенно фантастический, почти сказочный. Этот замок, казалось, говорил, что создан для празднеств, фейерверков, пышных въездов благородных господ, похожих на оживших богов, и этот образ поддерживали боги рукотворные – каменные скульптуры, словно символизирующие небесное наиболее достойным и благородным представителям мира сего.
На переднем дворе замка возвели служебное крыло в соответствии с планом Филибера Делорма[90]. Поскольку здание по форме напоминало императорскую корону, то и название оно получило «Императорские своды». Чтобы укрепить перекрытие с большими пролетами, архитектор использовал сложную решетчатую конструкцию, состоящую из частей, соединенных между собой посредством шипов в замок. Здесь находились комнаты для дворян из свиты Екатерины Медичи, священника, а также винный погреб.
Расположенный рядом с замком хутор Гранж сделали территорией, на которой располагались внутренние службы, мастерские и конюшни. Что касается парков Шенонсо, то вокруг них возвели рвы, обложенные камнями. От Шера парки отделялись посредством двух шлюзов, сдерживающих воду.
Покои Екатерины Медичи в Шенонсо прекрасно сохранились до настоящего времени. Они состоят из большой комнаты, расположенного рядом «зеленого» кабинета, отделанного изящными гобеленами и обставленного мебелью с зеленой обивкой, и маленькой библиотеки. Потолок библиотеки, выполненный из дуба, прекрасно смотрится благодаря многоугольным кессонам, на которых можно увидеть инициалы сеньоров, владевших Шенонсо. Это помещение на первый взгляд кажется скромным, но затем начинаешь осознавать его великолепие и оригинальность замысла королевы-матери, которая сделала свои покои центром всего роскошного строения, поражающего воображение своими изящными галереями и свободно раскинувшимися крыльями.
Екатерина Медичи часто бывала в Шенонсо. Она находилась там и в конце 1584 года, когда в этом районе разразилась эпидемия чумы. Королеве пришлось срочно покинуть поместье, но, несмотря на поспешность, несколько придворных дам королевы-матери заразились этой болезнью и умерли. Их похоронили в Амбуазе пышно, со всем подобающим великолепием, хотя боязнь заразиться и была весьма велика. После этого королева-мать при каждом возможном случае возвращалась в Шенонсо. Только здесь она чувствовала себя по-настоящему хорошо. Она успокаивалась и на время забывала о государственных заботах, а также о постоянных оскорблениях, которые ей приходилось терпеть от молодых честолюбивых дворян из свиты ее сына, наивно (Екатерине думала – нагло и сумасбродно) предполагавших, что достаточно сильны для того, чтобы пытаться оспорить ее власть.
