История Киева. Киев капиталистический - Виктор Киркевич
Навязчивые проявления чувств Врубеля к Эмилии начали раздражать ее мужа, и Прахов предложил Врубелю отправиться в Италию – для ознакомления с творчеством старых мастеров. Там художник пишет иконы – Кирилла Александрийского, в честь которого и названа Кирилловская церковь, Христа и Богородицы, в которой угадывается сходство с госпожой Праховой.
Сохранились наброски, и на первом из них лицо полностью Э. Праховой. В следующем наброске видно уже каноническое воплощение Девы Марии. Правда, глаза у нее еще больше, и в них уже божественное выражение.
К концу апреля 1885 года четыре образа, написанные на цинковых пластинах, были перевезены в Киев и установлены в алтаре Кирилловской церкви. Каждая икона писалась лишь по две недели.
Перед его отъездом Эмилия сказала: «Вы слишком много думаете о себе. Это вам мешает жить и огорчает тех, кого вы думаете, что любите, а на самом деле заслоняете всё собой в разных театральных позах. А любовь должна быть деятельной и самоотверженной!»
Богоматерь с младенцем. Фрагмент. Худ. М. А., Врубель 1885 г.
Образ Э. Праховой был воплощен в лике Богоматери. В связи с этим в адрес Врубеля нередко звучали возмущенные реплики – как можно молиться живой женщине, которая тут, рядом? М. В. Нестеров, который сам использовал черты старшей дочери Праховой Елены в образе Святой Варвары, вообще ничего не упоминает о сходстве, хотя от работы Врубеля он был в восторге. (Кстати, Елена стала моделью также для знаменитой врубелевской «Царевны Лебеди»). Вот что Михаил Васильевич пишет в письме родным в 1891 году: «В воскресенье был я в Кирилловском монастыре (ХII века). Его реставрировал года три-четыре тому Прахов. Там между другими художниками есть работы Врубеля (четыре образа в иконостасе). Писал он их в Венеции под впечатлением старинных мастеров и приложил к этому свой удивительный талант, и вышло нечто, от чего могут глаза разгореться. Особенно хороша местная икона Богоматери, не говоря уже про то, что она необыкновенно оригинально взята, симпатична, но главное – это чудная, строгая гармония линий и красок».
По возвращении в Киев в 1886 году Врубель узнал, что Прахов пригласил работать над росписями Владимирского собора Васнецова, Нестерова, Котарбинского и Сведомского, а не его. Это было сделано обосновано, так как разработки Врубеля диссонировали с работами других мастеров, и это бы нарушило художественную цельность всего собора. Михаилу Александровичу предложили расписать лестницу на хоры, но это его оскорбило. Несмотря ни на что, он продолжил писать многочисленные эскизы росписей собора. Кроме того, создал «Моление о чаше» для церкви в имении Тарновских под Киевом. Врубелю все-таки удалось поработать во Владимирском соборе, но лишь над несколькими орнаментами. Эскизы к росписям Владимирского собора стали высшим достижением мастера в киевский период его творчества. Среди них – четыре варианта «Надгробного плача», а также «Вознесение». «Я хочу, чтобы все тело его лучилось, чтобы все оно сверкало, как один огромный бриллиант жизни!» – так говорил художник о своем замысле образа Христа в «Воскресении».
В Киеве у художника стали проявляться первые признаки душевной болезни: агрессивность сменяется меланхолией, и так по нескольку раз в сутки. Как-то он сказал друзьям, что срочно уезжает на похороны своего отца, а через два дня после его отъезда «покойник» наведался в гости к сыну. Осенью 1889 года художник переехал в Москву, где познакомился со знаменитым купцом и меценатом Саввой Мамонтовым, который буквально завалил его заказами. В 1895 году в частном оперном театре Мамонтова он встретил талантливую оперную певицу Надежду Забелу, ставшую через год его супругой. А в 1901 году у супругов Врубель родился сын Савва.
В мае 1903 года Врубели с сыном отправились в Киевскую губернию, в имение В. В. фон Мекка, одного из богатых поклонников Врубеля, который приобрел «Демона». Они доехали до Киева и остановились в гостинице. Неожиданно заболел ребенок. Через два дня его не стало. Все заботы о похоронах взял на себя Врубель, он вышел из апатичной неподвижности, старался быть бодрым и поддержать жену. Похоронив на киевском кладбище сына, Врубели все-таки поехали в имение фон Мекка. Пробыли там недолго: уже через несколько дней у художника снова начались приступы душевной болезни.
В марте 1905 года обострилось маниакальное состояние, и его положили в психиатрическую больницу. Во время этой госпитализации Врубель утверждал, что жил во все века, видел, как в Киеве в конце первого тысячелетия закладывали Десятинную церковь. Сам художник однажды сказал жене: «Я, наверное, с Кирилловского начал, в нем же и закончу» (в Кирилловском монастыре в Киеве размещалась лечебница для душевнобольных). Михаил Александрович с женой посещали разных медицинских светил, но здоровье только ухудшалось, падало зрение и, в конце концов, наступила полная слепота. Но даже в таком состоянии художник пытался работать, используя короткие моменты просветлений. 14 апреля 1910 года в Санкт-Петербурге 54-летнего Михаила Врубеля не стало.
Мой любимый Александр Блок посвятил Врубелю стихотворение:
Как тяжело ходить среди людейИ притворяться непогибшим,И об игре трагических страстейПовествовать еще не жившим.И вглядываясь в свой ночной кошмар,Строй находить в нестройном вихре чувств,Чтобы по бледным заревам искусстваУзнали жизни гибельный пожар!Позже вдова написала в дневнике: «…сегодня тепло совсем, весна уже чувствуется на кладбище. Священник из Новодевичьего монастыря сказал: „Художник Михаил Александрович Врубель, я верю, что Бог простит тебе все грехи, так как ты был работником“. Потом говорил Блок. Его речь длинная, красивая, похожая, может быть, на картины Врубеля. Он сказал, что покойного лично не знал, что рассказы о нем точно сказки, что он слышал, будто Врубель 40 раз переписывал Демона, и один раз лицо вышло неописуемой красоты. Что Врубель – гений, который видел то, чего никто не видит…»
Живопись Вильгельма Котарбинского
Художник В. А. Котарбинский имел высокий профессиональный уровень, с 1905 года академик, окончил Петербургскую академию живописи. Один из немногих отечественных художников – выпускник Академии Св. Луки в Риме. Он был тихим, скромным человеком, который не нуждался в наградах и почестях, а в личной жизни он так и остался, как и в своем творчестве, – одиночкой. Его мифологические сюжеты и персонажи с глазами, переполненными трагизмом и болью, очень нравились зрителям «серебряного века». Но для «гегемона ХХ» они оказались лишними, ибо не выкрикивали «Слава!» и не помогали мечтать о «светлом будущем». Он так и остался певцом скорбей и трагических мечтателей. Даже в росписях Владимирского собора и в оформлении шикарных жилых домов, ни на
