Культура Возрождения в Италии - Якоб Буркхардт
Вместо этого выбрали Пия III, а после вскоре наступившей его смерти, под влиянием общей реакции — Юлия II.
Каковы бы ни были личные черты Юлия II, он в ряде существенных отношений явился спасителем папства. Знание о ходе вещей при всех понтификатах, начиная с понтификата его дяди Сикста, позволило ему глубоко проникнуть в подлинные основы и условия папской власти; в соответствии с этим он и построил свою деятельность, посвятив ей всю силу и страстность своей непоколебимой души. Не обращаясь к симонии, он с общего одобрения занял престол св. Петра, и с этого момента полностью прекратилась, по крайней мере явная, торговля высшими церковными должностями.
У Юлия были фавориты, среди них и очень недостойные, однако в непотизме он был неповинен, благодаря особому везению: его брат, Джованни делла Ровере{146}, был мужем наследницы Урбино, сестры последнего Монтефельтро, Гвидобальдо, и от этого брака произошел родившийся в 1491 г. Франческо Мария делла Ровере, который был одновременно законным наследником герцогства Урбино и папским непотом. Все остальное, приобретенное Юлием лично или в походах, он с высокой гордостью подчинял церкви, а не своему дому; Папское государство, которое он нашел в полном распаде, он оставил, полностью подчинив и увеличив его за счет Пармы и Пьяченцы. Не его вина, что и Феррара не отошла к церкви. 700000 дукатов, которые он постоянно хранил в церкви св. Ангела, после его смерти кастелян должен был передать будущему папе. Он наследовал кардиналам, даже всем духовным лицам, умершим в Риме, причем с достаточным постоянством[237], но он никого не отравлял и не убивал. То, что он сам участвовал в военных действиях, было для него неизбежным и скорее приносило ему пользу в Италии в то время, когда человек должен был быть либо молотом, либо наковальней и личность оказывала большее воздействие, чем обретенное право.
Если он, несмотря на свои громогласные заявления: «Вон, варвары!», тем не менее больше всех способствовал тому, что испанцы утвердились в Италии, то для папства это было безразлично, даже отчасти выгодно. И разве от испанского престола не следовало ждать наибольшего уважения к церкви[238], тогда как итальянские правители, быть может, лелеяли лишь кощунственные мысли о ней?
Как бы то ни было, но этот оригинальный человек, неспособный подавить гнев и не скрывавший действительного расположения, производил в высшей степени желаемое впечатление грозного папы («pontifice terribile»){147}. Он мог даже с относительно чистой совестью решиться созвать собор в Риме, противопоставив это выступлению всей европейской оппозиции против соборов. Подобный властитель нуждался и в величественном внешнем символе его правления. Юлий нашел его в создании храма св. Петра. Его план, задуманный Браманте, может, пожалуй, служить величайшим выражением единовластия вообще. Но и в других областях искусства продолжает жить память об этом папе и его образ, и не случайно латинская поэзия того времени с большей пылкостью воспевала Юлия, нежели его предшественников. Описание вступления в Болонью в конце сочинения кардинала Адриано да Корнето{148} «Iter Julii secundi» («Путь Юлия II») отличается особенно торжественным тоном, а Джован Антонио Фламинио{149} воззвал в одной из своих лучших элегий[239] к папе-патриоту с просьбой о защите Италии.
На Латеранском соборе Юлий строжайшим постановлением[240] запретил симонию при избрании папы. После его смерти (1513 г.) жадные кардиналы пытались обойти это запрещение, предложив, чтобы приходы и должности избираемого были бы равномерно распределены между ними; в этом случае они избрали бы наиболее богатого кардинала (совершенно непригодного Рафаэле Риарио)[241]. Однако противодействие преимущественно более молодых членов св. Коллегии, желавших избрать либерального папу, помешало осуществить эту недостойную комбинацию и избран был Джованни Медичи, знаменитый Лев X.
Мы еще не раз вернемся к нему, когда речь будет идти о Высоком Возрождении: здесь следует лишь указать на то, что в его понтификат папство вновь подверглось серьезным внутренним и внешним опасностям. К ним не следует относить заговор кардиналов Петруччи, Саули, Риарио и Корнето, ибо последствием его могла быть только смена лиц, занимающих определенные должности; к тому же Лев удачно применил противодействующее этому средство, назначив неслыханное число — 31{150} — новых кардиналов, причем эта мера произвела хорошее впечатление, потому что в ряде случаев вознаграждала за подлинные заслуги[242].
Очень опасны были, однако, те пути, на которые Лев вступил в первые два года своего понтификата. Посредством вполне серьезных переговоров он пытался предоставить своему брату Джулиано Неаполитанское королевство, а своему племяннику Лоренцо — большие владения в Северной Италии, в которые входили бы Милан, Тоскана, Урбино и Феррара[243]. Совершенно ясно, что Папское государство стало бы в таком обрамлении апанажем дома Медичи и его даже незачем было бы секуляризировать. Различные политические причины помешали осуществлению этого плана: Джулиано вовремя умер; чтобы предоставить что-либо Лоренцо, Лев решился на изгнание урбинского герцога Франческо Мария делла Ровере, и эта война принесла ему безграничную ненависть и бедность, а когда Лоренцо в 1519 г. умер[244], все добытое с таким трудом перешло церкви. Бесславно и вынужденно он совершил таким образом то, что, будучи совершено добровольно, принесло бы ему вечную славу. Его попытки, направленные против Альфонса Феррарского, и осуществление некоторых планов, затрагивавших ряд мелких тиранов и кондотьеров, отнюдь не подняли его репутацию.
И все это в то время, когда правители Запада год за годом привыкали к колоссальной политической игре, ставкой и выигрышем в которой всегда была та или иная область Италии[245]. Кто мог бы поручиться, что вслед за огромным увеличением их могущества за последние десятилетия они не распространят свои вожделения и на Папское государство? Еще при жизни Льва произошел пролог того, что было затем осуществлено в 1527 г. В конце 1520 г. несколько отрядов испанской пехоты появились — как будто по собственному побуждению — на границах Папского государства, просто чтобы получить с папы выкуп[246]; однако они были отогнаны отрядами папы. Общественное мнение против коррупции церковной иерархии приняло в последнее время более определенное выражение, и проницательные люди, как, например, младший Пико
