Мифология славянского язычества - Дмитрий Оттович Шеппинг
Громовой знак на доме. Карелия. Марциальные воды
К собственному обоготворению огня как природного явления, по-видимому, принадлежит в особенности почитание священного домашнего очага, олицетворенного в Польше под видом домового духа, Выгорища, которому, вероятно, соответствовал у других славян Пан Чур, что и объясняет нам превращение имени его в чурбан, т. е. древесный пень, как предмет, будто приносимый в жертву богу Чуру. У хорутан, хорватов и прочих южных славян подобный пень носит имя бадняка или чурбана и занимает главное место в зимнем празднике, известном под именем бадного вечера, Бедая, Крачуна или Полежайника. Обыкновенно накануне Рождества Христова отправляются поселяне в лес и, срубивши там толстый дубовый пень, в сумерки привозят его с большим торжеством к себе в хату, где встречает его полежайник, гость, приглашенный на вечер для исполнения должности церемониймейстера. Бадняка кладут на очаг, и начинаются приготовления к великолепному ужину. При появлении звезды полежайник поздравляет хозяина с праздником, посыпает избу зерновым хлебом, или самого его обсыпают; потом, взяв кочергу, бьет по догорающему бадняку так, чтобы летели от него искры, причем он за каждым ударом приговаривает: «оволико говеда, оволико коня, оволико коза» и пр., «столько же вам рогатого скота, столько же лошадей, коров, овец, кабанов» и пр. и пр. Потом бросает он в золу несколько денег, и все присутствующие следуют его примеру. В Черногории льют на бадняка масло, вино и бросают на него соли и муки; когда же он загорится, то зажигают от него свечи и лампаду и начинают молиться Богу. У карпатских русняков, где этот праздник отправляется под именем Крачуна в тот же день и почти таковым же образом, место бадняка занимает огромный сноп хлеба, который обливается всеми возможными яствами и напитками, после чего он также сжигается на очаге. Конец праздника везде одинаков: насытившись и напившись вдоволь, хозяева и гости встречают наступающий праздник большею частью под столом.
Во всех этих обычаях бадняк принимает, без сомнения, значение домашнего благого бога очага, но, с другой стороны, в то же время он может служить ясным намеком на прежнее поклонение кумирам Бадаю, Бедаю и Крачуну, которые, как видели выше, считаются покровителями по преимуществу скота и только отчасти богами растительного плодородия. Как скотий бог Бедай, по подобию нашего тождественного с ним Волоса или Белеса, может легко иметь тайную связь с богами солнца и быть аллегорическим представлением не кумира Бедая, но понятия солнца; таким образом, святость очага явилась бы символическим изображением неба, и боги его слились бы с богами небесного огня. Но гораздо яснее выразилось у нас это перенесение небесного света и огня на земной огонь в преданиях об огненных людях, змиях, блудящих огнях, огневиках, огнянках, змоках и блудницах, так же как в существующем поверье татранских словаков, что огонь породил солнце, звезды и месяц.
При имени змоков нам необходимо еще раз напомнить читателю, что как здесь, так и во многих местах слились в один и тот же звук, в одно и то же имя два и, быть может, три совершенно различных понятия: одно понятие – свистящих домовых змоков или цмоков; другое – водяных духов взмоков (от корня мокрый, мочить) и, наконец, третье – литовских смокасов или змокасов (наших смоков, змоков), которые обыкновенно представляемы под видом огненных змеев, олицетворяют небесный огонь и в особенности молнию, действительно имеющую змееообразную форму. Поэтому при существовании имени змоков у всех славян нельзя судить о распространении между всеми поверия об огненных змеях, которые преимущественно принадлежат северо-восточным племенам, т. е. тем племенам, где наиболее распространилось литовское поклонение Перуну, который как владетель молний был, вероятно, и начальником всех змокасов.
Ясное свидетельство иностранного происхождения огненных змоков представляет нам чародейская песнь солнечных дев, приведенная Сахаровым, в которой между русскими словами мы встречаем разные, совершенно иноплеменные и непонятные нам звуки: «во всем доме – гилло магал – сидела солнцева дива, не терем златой – шингафа – искала дева… и далее, пицано, фукадалимо короиталима канафо. – Полкан, полкан! разбей ты огненного змея» и пр. Желательно было бы, чтобы природные литовцы, латыши или финны обратили внимание на этот отрывок, в котором легко, быть может, нашли бы они родные звуки.
Вообще во всех наших народных сказках и песнях огненный змей дышит чем-то иноплеменным, враждебным, и убиение змея Горынчища Добрынею, вероятно, считать можно фантастическою аллегориею изгнания или покорения иностранцев нашею богатырскою силою. Кроме того, о самой песне нужно заметить, что она принадлежит, по крайней мере, по переделке, к позднейшей эпохе изгнания поляков, утвердивших на престоле Лжедимитрия, что доказывает самое имя чародейки Марины (жены Лжедимитрия), вероятно, в прежнее время Моры или Морены как богини зимы и смерти; если же это допустим, то огненные змеи, прилетающие к Марине, суть не что иное, как польские дружины.
Мы уже выше упомянули, что понятие войны как определенной науки и вытекающее из нее поклонение идее военного искусства в образе бога-полководца могли родиться только в таком народе, у которого вполне развилась политическая жизнь и государственная власть. Поэтому боги войны принадлежат необходимо уже гораздо позднейшей эпохе нашего мифа и, вероятно, вошли в него в эпоху принятия нашим язычеством чужестранных кумиров небесного света и огня. В самом деле, все кумиры солнца и грома третьей эпохи нашего мифа сосредоточивают в себе понятие богов войны и бранной славы; все они представлялись вооруженными с головы до ног, что в религиях Азии было символом небесных богов: солнца и грома, у нас же явилось просто в прямом значении атрибутов войны. Так, у западных славян все рюгенские Виты: Световит, Ругевит, Яровит и пр. считались богами, покровительствующими воинским предприятиям своих приверженцев. Также известно, что ретрайский Радегаст, носящий прозвания Разводица – разводителя или предводителя, т. е. полководца, изображался воином с птицею (символ славы) на шлеме, бычьею головою (символ силы) на груди и с щитом и копьем в руках. Наконец, у южных славян Марс обоготворялся под именами Турицы, Тура, Торка и Торика, которые все происходят от громоносного Тора. У сербов, по словам Дамиановича, Марс встречается под именем Бора; но это, как уже заметили выше, довольно сомнительно, потому что самое слово Бор ясно намекает на имя бога лесов; могло ли из этого понятия произойти понятие бога войны, это вопрос, требующий дальнейшего
