Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова
И опять остров Мадагаскар. По очереди мы наблюдали этот остров. Этот огромный кусок Земли виден был почти целиком. Видели Антарктиду. Видели даже с огромной высоты необозримые глазом белые пространства, видели край Антарктиды, голубовато-зеленую воду около льдов.
Вопрос Феоктистову:
— Путь корабля проходил где-то над районом Воронежа. Вспомнили ли вы родные места?
— Вспомнил. Это было на седьмом витке. К сожалению, была облачная ночь. На Земле я ничего не увидел и только мысленно послал привет местам своего детства.
— Брали вы с космос какие-нибудь предметы, напоминавшие вам о Земле?
— Мы брали портреты Маркса и Ленина и бант со знамени парижских коммунаров. В корабле у нас была также веточки вишни. Весной в городке космонавтов гостили ленинградские пионеры. Они просили передать ветку очередному космонавту. Я посчитал своим долгом выполнить просьбу ребят. Нам всем троим было приятно иметь на корабле символы земной жизни.
— Время у нас истекает. Последний вопрос. Ваши планы.
— Сейчас необходимо разложить по полкам весь космический багаж. Надо тщательно обработать большое количество собранных наблюдений.
Егоров: Мне предстоит работать над окончанием диссертации.
Феоктистов: Меня ждет научная работа. Ее замедлили тренировки перед полетом. Сейчас с новыми силами за работу.
Комаров: Я инженер, учусь в адъюнктуре. Предстоит много работать. Думаю, нам всем троим после анализа всего добытого в экспедиции было бы полезно, а может быть, и необходимо еще раз слетать.
После беседы вместе с космонавтами выходим на спортивную площадку. Сегодня теплый, почти августовский день. Егоров и Комаров берут теннисные ракетки. Мы с Феоктистовым присаживаемся на скамейку.
— Вот, посмотрите, в «Комсомолке» сообщение из Воронежа. Оказывается, во время войны фашисты вас расстреливали?
— Да. Они схватили меня после очередного перехода линии фронта. Я попытался бежать, гитлеровец подвел меня к яме, где лежали убитые, и выстрелил из пистолета в упор. Я упал. Но рана была несмертельной — пуля попала в челюсть и вышла вот здесь, остался небольшой шрам… Извините, пришел мой партнер…
На площадке азартная схватка в теннис.
Играют Комаров, Феоктистов, Егоров…
Приходит делегация медиков:
— Ребята, снимите нас с космонавтами.
Потом приходит делегация мальчишек из местной школы:
— Дядя Комаров, дайте автограф.
Потом приходит связист с телеграммами.
«Земля поздравляет, Земля интересуется самочувствием участников внеземной экспедиции».
Космонавты просят журналистов ответить всем сразу:
«Чувствуем себя хорошо. Спасибо всем за то, что тревожились о нас, за то, что ждали. Особое спасибо всем, кто готовил полет «Восходу».
Космодром, 15 октября. 16 октября 1964 г.
Земные будни космонавтов
Большой серый ящик. Стрелки, тонкое нервное перо самописца. В последние четыре дня приборы исписали, наверное, не меньше километра бумажной ленты. Объект обследования — космонавты Комаров, Феоктистов, Егоров.
Врачи почти целый день не снимают халатов и космонавтам лишнего шага ступить не дают.
Обследование по специальной программе. Почему дольше, чем принято, врачи-ученые держат руку на пульсе? Интерес их понятен вполне. Летали люди с разной степенью подготовки. Надо получить важный и безошибочный ответ: можно ли расширить круг людей, способных участвовать в космических экспедициях?
Врачебный пункт находится прямо в гостинице, где живут космонавты. Сегодня журналисты побывали почти в каждой комнате большого дома. Двери с надписью: «Егоров», «Комаров», «Феоктистов». Потом врачебные кабинеты, затененные и светлые, с одним холодным диваном и комнаты, уставленные новейшей, сверкающей эмалью и никелем аппаратурой. Один кабинет тут называют комнатой «Василичей». Три врача: Клавдия Васильевна, Петр Васильевич, Анатолий Васильевич. «Василичи» обследовали Бориса Егорова. «Объект обследования» лежал на диване в одних трусах и наблюдал, как струится из аппарата, похожего на большой чемодан, бумажная змейка.
— Все. Будем смотреть.
«Василичей» интересует работа сердца, интересует, как возвращается организм к стабильным нормам. Конечно, и самому космонавту интересно узнать, что там записано на бумаге. Быстро надевает брюки, растирает спиртом места на груди, где были датчики, подходит с лентой к окну. Довольны врачи. Доволен сам космонавт — все в пределах законной нормы.
Врачи рассказывают обо всех тонкостях обследования. Я записал в блокнот десятка четыре нерусских слов. Сейчас, сев писать репортаж, я совсем в них запутался. Пришлось позвонить медику:
— Скажите, а как совсем простыми словами сказать о результатах обследования?
— Хорошо, пишите. Все три космонавта абсолютно здоровы. Никаких болезненных сдвигов в организме не обнаружено. Могут лететь снова.
Врачи, сделав свое дело, помаленьку улетают в Москву. Космонавты улетят в свой день. Как они проводят время в ожидании этого дня? Я постучался в комнату с надписью: «Феоктистов».
Константин Петрович поднял голову от бумаг. На столе — стопка книг, зеленая лампа.
Я попросил разрешения присесть рядом.
— Можно ли заглянуть в один из листов?
— Пожалуйста, только не взыщите за почерк. Записи сделаны спешно, в день приземления. Боялся: изветрятся впечатления.
Три строчки на первом листке: «Условия в полете непривычные и необычные. Мы зачисляем невесомость в союзники. Но это скорее готовность к работе. Непривычное и необычное — это неземное явление. Но я уверен: человеческий организм к невесомости приспособится».
Теннис — главная страсть Егорова-спортсмена.
— Скажите, а этот странный рисунок…
— Это я зарисовал изморозь на иллюминаторе корабля. А может, это не изморозь, а что-то другое…
— Еще рисунок…
— Так выглядит полярное сияние у Антарктиды — полосы желтого света.
— Сфотографировать было нельзя?
— Выдержка понадобилась бы порядка многих секунд, а это недопустимо во время движения.
— Что больше всего заинтересовало ученых на вашем докладе после полета? — Полосы свечения над горизонтом. Эксперимент с жидкостью, работа систем ориентации корабля. Разные другие вопросы…
На столе у Бориса Егорова разложены газеты, блокноты с записями, сувениры с «Восхода», фотография сына.
— Ваши статьи еще до полета мы видели в журнале «Юность»… Это баловство журналистикой, или вы думаете не оставить перо?
— У меня в планах: кроме научной работы, попытаюсь написать книгу. Сейчас самое дорогое для меня — время.
Владимира Комарова мы застали за подписью карточек-сувениров для ракетчиков, бывших на запуске.
— Пришлось отложить даже срочную работу, а эту сделать. Хочется оставить добрую о себе память. Мы в долгу перед всеми, кто готовил полет.
В полдень, в часы отдыха, мы вместе с космонавтами проехали по городу. Улицы быстро узнавали, кто едет. Улыбки, приветственные возгласы, поднятые кверху руки. Два часа быстрой езды, и вот уже осень берет в объятия троих людей в голубых куртках. По дорожке, обрамленной метелками камыша, спускаемся к воде. Вода везде хороша. А здесь — с желтым окаймлением увядшей травы, с шумным свистом утиной стаи — особенно радует. В маленьком катере едем в места поглуше. Летит белая паутина, на юго-запад потянулся косяк гусей. Теплынь, как в самом начале августа. Космонавты скинули голубые куртки. Феоктистов, глядя на воду, что-то пишет в маленькой книжечке. Комаров достал из футляра ружье, собирает его, поглядывая на пролетающих птиц.
Егоров пристроился к водителю катера. Вот он уже крутит штурвал, озорно поглядывая на товарищей. По очереди фотографируемся. Около камышей делаем остановку. Охота, конечно, не выйдет. На нее и времени нет. Да и в спешке патроны не взяли. Но все равно приятно постоять в желтых пахнущих зарослях, подержать муравья на ладони и просто крикнуть от радости. Борис Егоров, развеселившись, предложил: давай поменяемся ролями. Тебе нравится эта куртка — надень, а я буду тебя снимать.
Я, наверное, очень смешно выглядел в голубой куртке, потому что космонавт-фотограф, заливаясь смехом, истратил на снимки целую пленку.
Один за другим уходят в Москву самолеты.
Тихий, спокойный вечер. У приемников слушаем Москву…
И на Земле Константин Петрович Феоктистов не расстается со своим фотоаппаратом…
…и кинокамерой.
Фото автора. Космодром, 16 октября.
17 октября 1964
