Нина Соротокина - Канцлер (Гардемарины, вперед - 3)
Верочка сладко посапывала, а Мелитриса все ворочалась с боку на бок, крепко зажмурив глаза, вглядывалась в бархатную тьму, где иногда искрами вспыхивали яркие точки. Она пугалась этих непонятных всполохов, распахивала глаза и принималась рассматривать неясные очертания ширмы. Вдруг в отдалении раздался еле слышный смех, затем еле слышные шаги, наверное, ночной гость снял сапоги и шел босиком, затем послышался звук отворяемого окна, и все смолкло. У Мелитрисы громко застучало сердце. Какой стыд, что это она разволновалась?! Олсуфьева говорит- копи деньги... Как у нее только язык поворачивается произносить такое, вслух! Но если появится когда-нибудь победитель ее сердца, то имя ему будет Никита. А для свидания с ним не грех и денег накопить...
Свидание
Раз в три дня, то есть каждый почтовый день, Мелитриса писала письмаочень коротенькие, без черновиков и сразу без помарок. Она заранее очень тщательно обдумывала их содержание.
- Кому?- не выдержала, наконец, Верочка.- Кавалеру? Воздыхателю?глаза ее азартно взблеснули.
- Опекуну. Князь старый и скучный, но очень меня любит и умолял, чтобы я писала ему каждый день,- невозмутимо ответила Мелитриса.
Вот образцы ее писем. Первое: "Вообразите, друг мой, мушка на правой щеке (этот крохотный кусочек тафты) означает "согласие", а мушка на левой-"не соглашусь ни за что". Я с этими глупостями тоже не согласна, потому что человек может перепутать правую и левую щеки. Где у меня левая- у вас правая, и наоборот.
И потом, это грубо. Но что лиф в фасоне "фаро" надо делать короче это истина. Перед распашной. Юбка из той же материи, что и фаро. Лиф хорошо обшить блондами и накладками из флера или дымки".
Прочитав письмо, Никита рассмеялся: "Вот дрянь какая!" - бросил письмо в ящик стола и забыл о нем через десять минут.
Второе: "Милостивый государь и благодетель! Как странно, что ласточка в русской грамматике женского рода. Ласточка определенно "он". И одет помужски:
белая рубашка, черный камзол с длинными фалдами, держится с достоинством. У него такая изящная, темного окраса с красными искорками головка. А воробей- "она". Так и плюхается на бузину- толстая, круглая и тут же начинает трещать. Каждое утро у моего окна на ветке сливы сидит ласточка - он, а на бузине у красных ягод воробей - она".
"Эта девочка меня дурачит, развлекается... но мило, очень мило..." Никита ехал куда-то по делам, сунул записку в карман и более к ней не возвращался.
Третье письмо было... о чем? Кажется, о французской кухне (она не сохранилась), что-то об устрицах, которые любит мадама, то бишь принцесса Бирон. "Ну и наставниц подобрали бедным девицам: внучатая племянница царя Ирода, правнучка Малюты Скуратова, внук Иуды, дочь Бирона...- все это один ряд". Такие примерно мысли посетили Никиту Оленева по прочтении.
Четвертое письмо тоже потерялось. Пятое: "Среда. Тяжелый день. Вы болели когда-нибудь оспой, милостивый государь? Я - нет. Больше всего на свете фрейлина Их Величества боятся мышей и оспы. Говорят, что эта болезнь смертельна, но лучше умереть, чем остаться уродкой - так здесь говорят. При дворе всегда кто-то болен оспой. Сейчас молодая Браун- ей пятнадцать лет лежит в изоляторе и стонет. Но еще больше, чем оспа, меня пугают бородавки на руке. Боюсь, что меня будут дразнить".
"Я мерзавец,- сказал себе Никита.- Надо ехать в Царское, и немедленно. Бедная девочка. Обещал ей излечение, а сам даже забыл сказать об этом Гавриле. Может, ей деньги нужны, все эти мушки денег стоят. Наверное, соскучилась по домашней еде, казенная - это так невкусно..."
Время свидания с Мелитрисой было уточнено в петербургской дворцовой конторе. Правда, говорили, что идти туда вовсе не обязательно, что это просто дань этикету. Это когда ты свой человек при дворе,- тогда разрешение конторы пустая формальность, а если ты госпожу Шмидт, равно как и мадам Бирон, в глаза не видел, то лучше иметь на руках разрешительный билет.
В конторе благосклонно сказали:
- В четверг после полудня вы можете навестить вашу племянницу. Мы известим их сиятельство принцессу Курляндскую.
По дороге Никита размышлял, кем ему лучше назваться во дворце. Дело об опеке Мелитрисы дальше ее просьбы пока никуда не пошло. Можно опять назваться ее дядей, но это уже заведомая ложь. Это что за родня такая - по линии теткиного любовника! В результате долгого препирательства с самим собой он решил остаться ее опекуном.
К полной неожиданности Никиты, принцесса Курляндская ему понравилась. Очевидное физическое уродство делает обладателя его злым, иногда космически злым, но часто добрым, потому что убирает из души его пену и всякую дрянь, как-то: гордость, непомерное тщеславие, тайную влюбленность в себя, эгоизм...
Много можно, насчитать. Физически красивому человеку гораздо легче обмануть собеседника, выставив себя обладателем благородных качеств, коими он не обладает. В глазах принцессы Курляндской светилась мудрость. Она спокойно и благожелательно улыбалась бледными, бескровными губами и клонила в разговоре голову набок, словно хотела уравновесить искривленность фигуры. Говорила она мало, слушала охотно.
- Мелитриса очаровательная девушка. Как женщина - она совсем ребенок, очень наивна, как человеческое существо - мудра. Я рада, что судьба послала ей такого достойного покровителя. Но, князь, за ней нужен глаз да глаз, она непредсказуема.
Понимай как знаешь. Никите не хотелось задавать лишних вопросов. Встреча произошла в удивительно романтическом месте. Мраморная (очень холодная!) скамья стояла в отцветающих розах - маленьких, розовых и очень колючих, в тех, что называются шпалерными. К розам примыкала юная, но необычайно богатая плодами рябина, в этом сочетании французского садового искусства и русского палисада было что-то болезненное. В довершение всего где-то рядом располагался грот с "неумолчным фонтаном". Ненатуральность, искусственность обстановки помешала Никите найти правильную ноту в начале разговора. Не удалось сказать Мелитрисе теплых, ободряющих, слов. Но, похоже, девушка их не ждала.
Она изменилась. То есть неузнаваемо изменилась! Сказать, что похорошела- ничего не сказать. Это был другой человек. Может, виной тому отсутствие очков? Но он уже видел ее без этих окуляров, когда возил в Царское первый раз. Мелитриса сняла тогда очки, но не смогла убрать с лица выражение жалкого недоумения, все как-то щурилась по-дурацки. Или нет... она не щурилась, а, наоборот, таращилась, широко раскрыв глаза. Взгляд был неспокойным и все как-то рыскал. Теперь глаза ее были безмятежны и сини. И еще у нее появилась трогательная привычка, может, она и раньше была, осторожно постукивать пальчиком по нижней губе или теребить меховую оторочку шельмовки (кафтан без рукавов). На Мелитрисе было зеленое платье, а поверх парчовая шельмовка, отороченная соболем. Полной неожиданностью были волосысветло-русые, мягкие на вид, легкие такие прядки над ушами.
- Когда на вас был парик? Тогда или сейчас?
- Конечно, тогда,- она фыркнула по-кошачьи.- Ах, князь, какой вы смешной! Неужели не поняли? Лидия считала, что в трауре только черный цвет уместен.
Никита поймал себя на том, что смущен, как мальчишка. В его-то возрасте потворствовать кокетству этой маленькой феи! "Ах, князь...- мысленно передразнил он Мелитрису,- жеманится, как все фрейлины. Такая профессия!"
- Вот вам склянка,- сказал Никита сурово, доставая из кармана врученный Гаврилой кожаный мешочек.- Это от ваших бородавок. Мой камердинер прислал. Ему можно доверять, он великий Гиппократ. Мазать надо утром и вечеромкаждую отдельно. И очень аккуратно. Вот здесь специальная щеточка. Помните, что это ацидум... то бишь кислота, а в ней какие-то травы... если я правильно понял.
Мелитриса важно кивала, потом поставила мешочек подле себя на скамейку и опять молча уставилась на него любопытным взглядом. Странно, у близоруких людей какой-то особый, мечтательный взгляд.
- Да, вот еще...- спохватился Никита- Совсем забыл. Здесь домашнее печенье, кажется, жареная индюшка. Словом, Гаврила что-то собрал.
- Вы так и шли по парку с узелком? - спросила Мелитриса, потрясенная.
- Вообразите, так и шел,- ворчливо отозвался он, наверное, девчонка боится насмешек своих товарок - фрейлин, крапивное племя.
- Никита Гаврилович, поверьте, я очень тронута вашей заботой. Простите меня. Можно я вас поцелую,- и, не дожидаясь разрешения, коснулась мягкими губами его щеки.
За спиной Никиты хрустнула ветка, он, живо обернулся, и тут же из лазейки между розами и рябиной вышел молодой человек с крайне неприятным выражением лица. Он шел, как бы стараясь не смотреть на сидящую пару, однако черные живые глаза его все видели и всюду поспевали. Насмешливо скривленный рот, казалось, говорил: "Флирт наказуем, но я никому ничего не скажу".
Никита вспыхнул, он считал, что за подобное выражение на морде необходимо тут же по этой морде... наотмашь, однако Мелитриса как ни в чем не бывало торопливо произнесла:
