Александр Михайлов - Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин
Все, что произошло позже, было предсказано еще в 1994 году. К сожалению, противная сторона обыграла чекистов, обыграла здравый смысл. Указ об акционировании все-таки был подписан.
Примечательно, что в июле 1999 года самому Степашину пришлось разгребать последствия опрометчивого указа. Пришедший к нему на прием Игорь Шабдурасулов, руководивший тогда ОРТ, поставил перед очередным премьером вопрос о финансировании канала. Деньги, выделенные ОРТ правительством Примакова, кончились. Требовались дополнительные вливания из государственного кармана, который был пуст. В обсуждении проблемы у Степашина принимали участие Валентина Матвиенко и Михаил Лесин. Ситуация была тупиковая. Деньги требовались, чтобы погасить предыдущую задолженность. Тришкин кафтан — взять, чтобы отдать.
Мозговой штурм — где взять денег — ни к чему не привел. Сам Шабдурасулов предложил нехитрый ход — продать часть принадлежащих государству акций… Борису Березовскому.
Самым любопытным документом, который направил после создания ФСК президенту Степашин, был, пожалуй, список госчиновников, непонятно каким образом скопивших огромные состояния после августа 1991 года. Для этого было два пути — взятки или занятие деятельностью, несовместимой со статусом госслужащего, и как следствие — уход от налогов.
За год до этого Степашин говорил, выступая на питерском радио: «Особенно важен не закон о борьбе с коррупцией, а закон о госслужбе. Я вообще против закона о борьбе с коррупцией, который будет носить больше политический характер. Должен быть закон о госслужбе, который четко определит, кто что может, кто что не может совмещать и кто за что несет ответственность. В Уголовном кодексе должна быть регламентирована форма ответственности за нарушение этого закона, ответственность органов, в том числе внутренних дел и безопасности. У нас есть та номенклатура, которую трогать уже нельзя. Поэтому должна быть определенная прокурорская смелость, парламентская и прокурорская защита.
Очень важна работа службы налоговых расследований. Во всем мире с коррупцией, в том числе в высших эшелонах власти, блестяще борются через великолепно налаженную систему налоговой полиции. Мы же на налогах теряем миллиарды.
Нужна политическая смелость и президента, и Генерального прокурора, чтобы принять решение по ряду фигур, по которым уже есть оперативные и иные материалы Министерства безопасности. Если это будет касаться депутата и будут представлены документы, Верховный Совет поддержит любое представление прокурора».
Но Верховного Совета не было. Прокуратура возглавлялась Алексеем Ильюшенко (в прокуратуре его называли ПИВО и за любовь к народному напитку, и за «Постоянное Исполнение Временных Обязанностей»), служба налоговой полиции предпочитала отыгрываться на людях восьмого эшелона.
Большинство же из поименованных в списке имели иммунитет и находились среди близкого окружения президента. Принять решение по ним мог только Ельцин. Но покарать человека из своего окружения значило «высечь» самого себя… Директор же ФСК наивно полагал, что меры будут приняты исчерпывающие. После обнародования факта этой записки (как утекла эта информация из Кремля, можно только догадываться) меры были-таки приняты. Кое-кто ушел по-тихому, кого-то переместили по горизонтали… Лубянка беспомощно разводила руками, в очередной раз убедившись в импотенции кремлевской власти, ее нежелании навести элементарный порядок в стаде священных коров.
Этот документ вызвал очередные слухи о реформе ФСК. Теперь уже в качестве версии, как таковой, выдвигались идеи слияния нескольких спецслужб. На очередной встрече Степашин в лоб задал вопрос Ельцину. Тот сделал большие глаза и категорически слухи опроверг. Пресс-служба даже распространила текст этого опровержения. Но было понятно, что это первый звонок азартному директору ФСК.
Принципиально важным для системы госбезопасности Степашин считал личные контакты с людьми, особенно на территориях, куда визиты руководителей спецслужбы были крайне редки.
«Я избрал тактику (и Ельцин со мной согласился) — осуществлять еженедельные поездки по регионам. Это было очень важно. Прошло очень много назначений начальников территориальных управлений, которых я не знал. Надо было посмотреть людей в деле, важно было приподнять систему в лице местных властей, губернаторов, со многими из которых я был знаком. Но самым главным был прямой контакт с личным составом, для которого ценнее всего представлялась информация из первых уст. Тем более что два удара за три года для любой организации очень весомы, а для нашей…»
В 1994–1995 годах Степашин посетил 56 органов ФСК — ФСБ из 89. График поездок был плотен и разнообразен. В большинстве органов руководство КГБ и МБ не было ни разу за всю историю. Крайней точкой на карте был Сахалин. То, что происходило там, оставило гнетущее впечатление. Люди, прибывшие на край географии из Центральной России, ощутили себя просто брошенными. Островная психология не позволяла им строить свою жизнь на годы, распоряжаться сосредоточенными там богатствами по-хозяйски. Особенно безысходной была жизнь на островах, или северных территориях, как называли их японцы.
На пограничном транспортном самолете Степашин вылетел на Итуруп. Еще на подлете было видно, как со всех сторон к аэропорту мчатся какие-то машины.
На бывшем аэродроме полка стратегических бомбардировщиков, выведенного с острова, Степашина никто не встречал. На милицейском «уазике» он вместе с начальником Управления ФСК отправился в поселок. Там царили запустение и разруха. Бывшие жилые дома полка, так и не переданные на баланс местной власти, были разворованы и разгромлены. Ни рам, ни дверей не было. Еще недавно пригодный для жизни жилой фонд был фактически уничтожен. Островная психология! Люди, оставшиеся на острове, потеряли всякую надежду, а разговоры о передаче островов Японии доводили их до полного отчаяния. Что будет завтра? Как жить? Где жить? Скопленные на Дальнем Востоке деньги обратились в прах. Вырваться на материк не было ни материальной, ни физической возможности.
А на взлетную полосу прибывали люди. Самолеты — вчера вполне очевидный вид транспорта — стали редкостью. Отчаявшиеся люди жили на чемоданах, с надеждой поглядывая в небо. А не завернет ли случайно самолет или вертолет, на котором можно вырваться из этого ада.
К приезду на аэродром Степашина на полосе скопилось много женщин и детей. Директор ФСК с удивлением обнаружил непрошеных потенциальных пассажиров. Выяснив, в чем дело, он решительно приказал: «Организуйте посадку!»
Пограничник возражал. Самолет не предназначен для перевозки гражданских лиц, тем более не заявленных в полетном листе. «Сажайте под мою ответственность», — приказал Степашин.
Взяли всех, кого смогли. Многие не верили своему счастью. Кто-то ждал самолета год, кто-то меньше. В иллюминатор было видно, как с отчаянием смотрели вслед люди, которым не нашлось места на борту…
Там же Степашин изучил и еще одну проблему, которая сегодня на слуху, а тогда… Служба ФСК в Находке подготовила любопытный анализ, связанный с приватизацией порта. Вся инфраструктура была оценена в смешную сумму, которую, поднапрягшись, могли даже внести участники поездки со Степашиным. За мизерную цену были скуплены не только причальная стенка, но и терминалы, механизмы — все, что создавалось многие годы тысячами людей и еще вчера было народной собственностью. Вокруг порта образовалась целая плеяда мошенников, жуликов и проходимцев. А борьба за влияние на него стала приводить к кровавым разборкам. Через несколько лет, став министром внутренних дел, Степашин обратил самое пристальное внимание на морские ворота России, вокруг которых переплелись политические, экономические, пограничные и криминальные проблемы. Но тогда для борьбы сил у ФСК и желания у власти не было. ФСК работало на корзину…
Обо всем, что увидел и прочувствовал директор ФСК, побывав в далеком далеке, он докладывал президенту, председателю правительства. Докладывал с болью, осознавая свою беспомощность перед механизмом развала страны.
«Уже с мая 1994 года мы начали как бы возвращать утраченные позиции после 93-го, появилось много оперативных дел, которые без своего следствия реализовать было просто невозможно. Компромисс, связанный с выведением следствия из системы, оказался ошибочным. (Более того, свыше 800 уголовных дел по контрабанде, переданных в другие ведомства, были просто развалены. С невероятной легкостью следователи ГВП (Главной военной прокуратуры) пытались расследовать дела по шпионажу. Как заявил первый следователь, который вел дело Вадима Синцова, ему потребуется не более месяца, чтобы передать дело в суд. В реальности дело расследовалось около двух лет. — Авт.). Мы стали активнее поднимать вопрос о следственном комитете. Начали создавать свое специальное силовое подразделение — пока небольшое (управление специальных операций), которое должно было компенсировать отсутствие группы «Альфа» и переданного в МВД «Вымпела». Уже был готов проект Закона о Федеральной службе безопасности (контрразведка — все-таки более узкое понятие для государства, а тем более для самой системы, решающей огромный пласт задач). Летом 1994 года была повышена заработная плата сотрудникам теперь уже ФСБ, после чего был нелицеприятный разговор с Ериным и Грачевым. И армия, и милиция этой надбавки не получили…
