Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю
Велик соблазн поговорить с парнем, но эти часы сна священны. В пустыне свой распорядок. Подъем с зарей, работа до десяти. Потом перерыв до вечера — жара не дает пошевелиться. Проснется парень перед заходом солнца и будет сидеть за рулем, пока не обозначится на небе Млечный Путь…
Вот какова она, «передовая линия». Все чаще попадаются марлевые шатры, все выше насыпи у канала, больше машин. Вот их уже целое стадо — скреперов и бульдозеров. Пыль, пыль, поднятая гусеницами и каленым ветром, перемешанная с жарой. Среди этого скрипящего на зубах тумана машины снуют, как призраки.
Одна забота у тракториста: не занемог бы от жары мотор. Ведь тут же, на месте, его и ремонтировать придется, а этого никто в пустыне не пожелает даже злейшему врагу.
На одном из бульдозеров, когда он поворачивается задом, ветер треплет запыленный лист газеты. С трудом разбираем на нем корявые чернильные буквы: «Сережка, шиш догонишь!» Кто гнался за этим потертым песками бульдозером, я узнал только вечером, когда на попутной машине вместе с бульдозеристами ехал в поселок.
В кузове, справа от меня, на скамейке подпрыгивал Сергей Бочевский, тот самый Сережка, кого предупреждала задорная надпись.
Слева сидел автор этой надписи Николай Козырев. По разговору было видно, что это большие друзья, а за шутливой формой соперничества скрывалось хорошее соревнование. Итоги дня подводились тут же, в кузове. Разговорчивая геодезистка Лида Бойко, замерявшая дамбу, протянула бульдозеристам колонку цифр.
— Сережка, с тебя причитается. Как раз четыре нормы! А ты на три тысячи кубов сзади, — пятерня Лиды проехалась по вихрам Николая…
Шумная кутерьма, шлепки по спине, голос из кабины: «Повылетаете, черти!», и, кажется, нет уже пустыни. Есть только молодые руки на плечах друг у друга, блестящие глаза, смех. Однако прилипшие к спинам рубахи, потрескавшиеся губы и пыль, скрывающая от нас звезды, напоминают: едем по Кара-Кумам… Гляжу на обнявшихся Сергея и Николая. Как это они ухитряются по четыре нормы…
Объезжая барханы, грузовик немилосердно подпрыгивает. Но, слава богу, вот уже и поселок. Он похож на большую пасеку с фантастическими светящимися изнутри ульями. В «ульях» слышатся голоса, на дальнем краю чья-то гитара вспомнила «Подмосковные вечера»… Носит поселок странное название — Ничка. То ли какой-то киевлянин, вспоминая ночи над Днепром, нарек его ласковым украинским словом, то ли это что-то туркменское. Домики называются по-азиатски — юрты. Это потому, что сверху они покрыты полотняными накидками — иначе не спасешься от жары.
В домике, где живет Николай Козырев, нам пришлось заночевать. Живут холостяки, но здесь уютно, прибрано. На полках батарея оранжевых китайских термосов, чайная посуда. Висят три фотоаппарата, три ружья, радиоприемник, книги…
Укладываемся спать. Духота. Градусник над кроватью показывает +37. Прежде чем лечь, мочим в воде простыни. Через пятнадцать минут они сухие. Опять мочим… Николай спит. Мы же с Сергеем продолжаем ходить к умывальнику.
Сергей садится на край кровати, курит.
— Я, должно быть, большой чудак, — задумчиво вминает он папиросу в пепельницу. — Ну что хорошего тут? Много зарабатываю, но я не жадный… В прошлом году уговорила жена:
«Поедем да поедем отсюда. По-людски поживем хоть». Уехали. Домик купили в Ашхабаде, с виноградником во дворе. Работа хорошая нашлась. Приду домой — воды хоть залейся, верандочка, холодок… А вот бросил все, опять сюда явился. Сам черт не разберет, привык, что ли, к пустыне или по хлопцам затосковал? Лягу, бывало, спать, думаю: а как там сейчас, сколько проползли по пескам? Худеть начал… Так вот и приехал. Брата еще сманил. Теперь вместе пашем песок.
Мы так и не уснули. Сергей, чтобы убить бессонницу, принялся чертить какой-то план на завтра, я же, разглядывая его вихрастую тень на стене, думал: «Часто вот так бывает: тянет человека в самое пекло, в самое трудное, а почему-порой и сам объяснить не может…»
Конечно, не все на большой стройке такие. Есть и с откровенной жаждой нажиться. От силы полгода держатся такие в пустыне. Работу ищут полегче, машину поздоровее. Но и то и другое тут редкость. Кончается все тем, что сами ребята сажают «охотника за рублем» на попутный грузовик и везут в сторону железной дороги… Радость при расставании обоюдная.
Пустыня покоряется тем, кто не боится ее суровых будней. Тогда трудностей не замечают и даже о настоящем большом подвиге говорят как о деле обычном. Вот хотя бы тот же Николай Козырев. Даже не упомянул случая, о котором знает вся стройка.
Было это в суровом январе. Канал покрылся ледяными закраинами. Трактористы кутали радиаторы в полушубки, факелами грели моторы.
В одну из таких холодных ночей стройку облетела страшная весть: уходит вода…
Песчаная дамба таяла на глазах. В двухсотметровый прорыв понесло все, что было на канале. Огромный землесос подхватило и, как щепку, забросило на семь километров в пустыню. Пять дней и пять ночей люди не ложились спать. Тревожно мигали у прорыва костры и факелы. В воду летели камни, песок в наволочках от подушек и матрацев. Ничто не останавливало взбесившуюся воду. По суткам, не заглушая моторов, работали машины. И вот в одну из самых тревожных ночей зазевался, видно, от усталости молодой бульдозерист. Сам успел выскочить, а новая машина булькнула в желтую пену. Через пять минут машину затянет… И тут к обрыву, оставив свой бульдозер, подбежал Николай Козырев. Лихорадочно стал раздеваться. Где-то нашлись канат и веревка. Канат в руку, веревка — один конец вокруг груди, другой — стоящим на берегу…
Десять раз подряд нырял Николай в ледяной поток, пока не попал петлей на крюк. Машина была спасена. Согревшись у костра, Николай работал вместе со всеми, пока не повернули воду в прежнее русло…
— А не хотите ли вот теперь взглянуть на такой прорыв, — улыбнулись в управлении, когда я расспрашивал о зимнем бедствии. — Да, да, самый настоящий прорыв, очень похожий на тот, что был в январе. Сами делаем, нарочно. Сегодня как раз можно взглянуть.
Наступление продолжается…
Было чему удивляться. И вот мы опять едем на трассу. На наших глазах выбирается глубокая низина, возле канала. Бульдозеристы Виктор Степанов и Вадим Строков осторожно разрушают дамбу. Вода потихоньку, а через минуту уже с ревом устремляется из канала. На сотни метров до прорыва она потемнела, скорость течения увеличилась в несколько раз. И вот уже не вода, а кажется, песчаная река мчится в сторону.
Каракумский канал не с чем сравнивать, он самый большой в мире по длине и самый смелый по замыслу. Нигде на земле не пытались люди перебросить воду так далеко через пустыню. Первый опыт. И хотя составлены были тщательные проекты, учатся строить тут, в пустыне.
То, что происходило сейчас на моих глазах с разбушевавшейся водой, было воплощением смелой идеи…
Беломорско-Балтийский, Волго-Донской каналы строили по классическому образцу. Рыли канал, возводили все сооружения и уж потом пускали воду. В Кара-Кумах так строить почти невозможно. Избрали новый метод. Бульдозеры и скреперы роют неглубокую траншею, ее называют тут «пионерной». По ней пускают воду. Теперь уже землесосы, двигаясь по воде, выбирают дно до нужной глубины. Более шестидесяти землесосов работают сейчас на канале. Мощные машины.
«И все-таки как медленно, черепашьим шагом идем, — думал инженер К. Е. Церетелли, часами простаивая у землесосов. — А что, если у старухи Аму-Дарьи поучиться? Заставить саму воду рыть канал! Ведь углубляет же себе русло река. Но там быстрое течение, а в канале тихое и спокойное. Значит, надо ускорить! А как?».
Зимняя катастрофа многих напугала. А инженер Церетелли обрадовался. Обрадовался, когда произвел подсчеты. Оказалось, убыток от прорыва не такой уж большой, а… прибыль — в пять миллионов. Вот где решение! Надо самим создавать такие «катастрофы», конечно, тщательно подготовившись. Вода, спущенная в низину, будет мчаться по каналу и потянет за собой песчаное дно. За два дня образуется глубокое русло. Землесосам же тут надо будет копаться месяц.
Все казалось ясным. Но был и большой риск. Вдруг не обуздаешь воду…
И все-таки решились на первый опыт. Как только поток промыл дно на нужную глубину, тщательно продуманными маневрами канал перегородили и заделали прорыв. Вода потекла прежней дорогой, но уже по глубокому руслу.
Так был рожден новый, неизвестный нигде в мире метод. Он сберегает миллионы, а главное — дорогое время. Шутка ли: месяц и сутки!
Инженер К. Е. Церетелли стоял на обрыве, высокий, молодой. Щурясь от солнца, инженер прикидывал что-то на логарифмической линейке. Вот он резко повернулся, взмахнул рукой.
Это сигнал бульдозеристам. Через несколько часов очередной прорыв будет закрыт, вода потечет по глубокому руслу…
