Иван Грибков - Хозяин Брянских лесов
Ведя справедливую войну в тылу врага, партизаны нередко отличались героизмом, высокими морально-нравственными качествами. Однако имели место и негативные тенденции, неизбежно связанные с особенностями диверсионно-террористической борьбы в тылу противника. Среди наиболее распространенных — конфискация у населения продуктов питания. Несмотря на то, что в предоккупационный период соответствующие структуры НКВД создали несколько продовольственных баз, после начала боевых действий выяснилось, что этого оказалось недостаточно. Более того, некоторые базы были захвачены врагом во время первых боев осенью 1941 г. В результате партизаны были вынуждены изымать продукты у местных жителей.
В отчете от 23 мая 1942 г. командир Кокоревского отряда (Суземский район) Кочур признавал: «Со дня организации отряда, личный состав питался за счет населения, и было выделено две группы, которые занимались доставкой продовольственного и боевого питания… У семей полицейских изъято 60 пудов хлеба, 8 коров, 11 лошадей, 25 шт. гусей и другое имущество и продукты питания — все ушло для отряда»[209].
Подобные реквизиции позволяли партизанам на какой-то период решить продовольственный вопрос. Были даже формирования, где продукты использовались не по назначению. Так, издав приказ о запрете самогоноварения, командование отряда «Смерть немецким оккупантам» Навлинского района за зиму и весну 1942 г. истратило 1500 пудов хлеба. Живя с рядовыми бойцами в одной землянке, за перегородкой, командир (П. А. Понуровский) и комиссар (А. В. Суслин) отряда распивали этот самогон, запрещая пить его своим подчиненным[210].
В ряде исследований утверждается, что принудительная реквизиция продуктов силами советского сопротивления имела место только на начальном этапе войны[211]. Однако документы свидетельствуют, что подобные случаи происходили и в дальнейшем. Например, осенью 1942 г. в поселке Ленинский Мглинского района 9 партизан из отряда им. Котовского прикладами избили С. А. Снытко за то, что она попыталась воспрепятствовать изъятию у нее продуктов. При этом муж и сын Снытко были партизанами, а второй сын воевал в РККА. В этом же поселке партизаны из 5-й Ворговской бригады забрали корову у жены красноармейца Лобановой[212].
Летом 1942 г. продовольственная проблема у брянских партизан обострилась, поскольку оккупанты стали чаще проводить операции, отрезая народных мстителей от населенных пунктов. 31.10.42 г. П. К. Пономаренко в докладной записке на имя Сталина отмечал, что в Орловской области «есть много районов ближней фронтовой полосы…, где действующие партизанские отряды из местных ресурсов не могут себя обеспечить. Есть также группы отрядов, например, Емлютина, Орлова, Зыкова и др., длительно блокируемые противником и поэтому не имеющих источников снабжения». Далее начальник ЦШПД пишет: «Продовольственные базы, созданные отрядами Емлютина, Панченко и др., частично захвачены противником»[213].
Ситуация с питанием стала катастрофической летом 1943 г., когда немцы накануне операции «Цитадель» предприняли ряд крупных антипартизанских акций. Военная цензура НКГБ СССР зарегистрировала значительное количество писем брянских партизан к родственникам о тяжелом продовольственном положении. Вот наиболее яркие выдержки.
А. Пустомолова: «Жизнь наша очень трудная. Находимся в лесу, в тылу врага, отрезаны от всех населенных пунктов. С питанием дело обстоит очень плохо, конечно, пухнем с голоду». Миронов: «Опишу свою партизанскую службу. Сейчас у нас неважно в Брянском лесу, прижал нас немец. Стало трудно насчет питания. Как хочется соединиться с армией. Продукты с самолетов не сбрасывают, будет трудно пережить лето». Шаронин: «Я ослаб, подумай, как бы помочь мне. Очень прошу, помоги мне в питании, направь посылку с летчиками и побыстрее. Попроси их, они сделают все, или сам побывай у меня, только бери с собой, что покушать, а то у нас насчет этого трудновато». П. В. Зеленихина: «Питание скверное, почти один подножный корм. Я болела 8 дней. Живу я сейчас неважно, чувствую себя слабо, худею, а мысли о доме, о большой земле. Надоело мне в тылу врага, хотя бы скорее приходила сюда наша Красная Армия»[214].
Нелегкая лесная жизнь отнюдь не способствовала повышению уровня дисциплины. Пользуясь моральной неустойчивостью отдельных партизанских руководителей, нацистские карательные и разведывательные органы неоднократно пытались бороться с народными мстителями путем внедрения в отряды молодых и красивых женщин, чтобы они, ближе познакомившись с командованием, могли выведать его планы.
К примеру, в Ворошиловский отряд, подчинявшийся штабу партизанского движения Брянского фронта, были внедрены агенты Калашникова и Телятникова. Войдя в доверие к командиру отряда Надежкину и его начштабу Муравьеву, женщины стали их сожительницами. Попутно Калашникова и Телятникова занимались шпионажем, извещали гитлеровцев о намерениях отряда, пока их не арестовали члены оперативно-чекистского отдела[215]. Похожая ситуация была и в партизанском соединении, которым командовал первый секретарь Черниговского обкома партии А. Федоров, не раз кочевавший со своей бригадой по Брянским лесам. Любовницей Федорова стала бывшая сожительница расстрелянного начальника полиции Ульяна Макагон. Попытки чекистов убедить секретаря, что Макагон агент немецкой разведки, поначалу ни к чему не привели. Федоров запретил сотрудникам НКВД допрашивать женщину, которую, правда, все равно потом арестовали и расстреляли. Известно также, что Федоров почти не имел отношения к боевым делам бригады. Большую часть времени он любил проводить за обильным столом, и по количеству выпитого самогона ему не было равных во всем соединении[216].
«Месть наша будет беспощадна!»Брянские партизаны беспощадно расправлялись с теми, кто служил оккупационным властям. Немецких пособников ожидал смертный приговор. Жертвами партизан становились военнослужащие и сотрудники восточных батальонов, службы порядка, а также их родственники. Надо отметить, что Навлинский, Суземский, Брасовский, Трубчевский, Севский и др. районы области в середине 30-х гг. являлись местом, где разрешали селиться бывшим заключенным лагерей. Среди них встречались и уголовники, но большинство из подобных поселенцев было осуждено по политическим мотивам. У этих людей была обида на советское государство, ненависть ко всем без исключения коммунистам. Поэтому после прихода оккупантов, люди, бывшие в глазах советской системы изгоями, быстро нашли общий язык с новой администрацией.
С первых дней оккупации начали формироваться отряды местной самообороны, в которые вступали не только представители местного населения, но и дезертировавшие из РККА солдаты и офицеры, согласившиеся воевать против большевизма. Наибольшую известность получили отряды самообороны так называемого Локотского округа самоуправления. К концу 1942 г. под началом обер-бургомистра Б. Каминского находилось 14 стрелковых батальонов, бронедивизион, зенитная батарея, истребительная рота и комендантский взвод, объединенные в бригаду общей численностью 10000 человек. Соединение получило название «Русской освободительной народной армией» (РОНА)[217].
Помимо бригады Каминского, на территории Брянщины были и другие формирования. Так, в январе 1942 г. в г. Орджоникидзеграде (ныне Бежицкий район города Брянска) началось создание «Украинского батальона» из пленных красноармейцев украинской национальности. На базе батальона в последующем сформировали добровольческий полк «Десна», куда вошли 615-й, 616-й, 617-й, 618-й стрелковые батальоны, 621-й артиллерийский дивизион. Численность полка к июню 1943 г. достигла 3000 человек[218].
Немало рабочих и крестьян Орловского и Брянского военно-административных округов пополнило ряды вспомогательной полиции, других частей, имевших большое значение в укреплении оккупационного порядка. Местная полиция значительно облегчала работу немцев, так как знала городской и сельский актив, за которым велась постоянная охота. Полицейские хорошо ориентировались в ближайших лесах, где находились партизаны, поэтому они были непременными участниками всех крупных антипартизанских акций. Учитывая эти обстоятельства, командование партизанских отрядов предпринимало ответные меры, в частности, показательные казни старост, полицейских, старшин и бургомистров.
С 1 по 5 мая 1942 г. народные мстители поквитались с жителями деревень Шемякино и Тарасовка, где располагались подразделения 1-го полка РОНА. Сняв часовых и захватив населенные пункты, партизаны собрали изменников Родины в одном месте и несколько суток их истязали: отрубали пальцы рук и ног, выкалывали глаза, прокалывали шомполами уши. 5 мая всех пленников казнили. В общей сложности партизаны убили 115 человек, среди которых были сотрудники местной полиции, а также их семьи[219].
