Б Николаевский - Тайные страницы истории
Более важно другое: ссылка на рабочее происхождение Маленкова вообще не верна, так как Маленков вышел не из рабочей семьи. Правда, позднее он учился на Рабфаке, но ни он сам, ни его отец, ни вообще кто-либо из его близких никогда не стояли за рабочим станком. Маленков вышел, действительно, из плебейских низов старой России, но это были совсем не рабочие, не пролетарские низы. Его отец был крестьянином-кулаком (в настоящем, а не в большевистском значении этого слова) и прасолом-скупщиком, настоящим "пауком-мироедом", обирающим целую округу, на которого Маленков-сын походил не только по внешности.
Именно от отца Маленков-сын получил в наследство ту основу, на которой вырос его теперешний облик. Но это была только основа. Наследство, полученное от прошлого, Маленков-сын в такой мере развил и приумножил, что его теперешние отличительные признаки вообще правильнее будет считать не унаследованными, а благоприобретенными. Свои теперешние грубость и безграничную жестокость он не принес из отцовского дома, а воспитал в себе в аппарате советской диктатуры, в его канцеляриях и застенках. И если они для чего-либо характерны, то не для рабочего быта старой России, не для старой России вообще, а для тех новых отношений, которые коммунистическая партия взрастила в аппарате диктатуры. В ней, в этой грубости, нашло свое внешнее выражение то чувство безграничного презрения к людям, к человеческим жизням и к человеческому достоинству, ко всему человеческому в человеке вообще, которое, конечно, имелось в зароды
ше в старой России, но которое только теперь, под советской диктатурой, заполнило весь быт человеческого общества.
Маленков был продуктом этой среды. Именно она его создала, обработав его по образу и подобию своему, подогнав под выработанный ею стиль. Его грубость потому и производила такое впечатление на наблюдателей, что она неразрывно была связана с беспощадностью и жестокостью, с полной бесчеловечностью.
О происхождении Маленкова и о ранних годах его жизни нет никаких официальных сведений. Из советских биографических справок мы знаем только, что он родился 8 января 1902 г. (тогда было 26 декабря старого стиля 1901 г. т. е. второй день старого русского Рождества) в Оренбурге, и что он в возрасте "18 лет вступил добровольцем в ряды Красной армии и с 1919 до 1922 г. был политработником эскадрона, полка, бригады, политуправления на Восточном и Туркестанском фронтах", причем формально в коммунистическую партию он вступил в апреле 1920 г. Это все, что говорят официальные советские источники о детстве и юности Маленкова. Нет ни слова ни о родителях, ни о школе, где он учился, ни вообще о том, что он делал в течение первых 18 лет своей жизни, до вступления в ряды Красной Армии.
Маленков по происхождению из крестьян села Дедово, расположенного сравнительно недалеко от Оренбурга, к северо-востоку от него. Если в середине 1860-х гг. в нем числилось 212 дворов с 2114 жителями, то через четверть века, к началу 1890-х гг., оно выросло до 528 дворов при 3700 жителей. Церковь, школа, почта и телеграф, три водяные мельницы, две ярмарки в году, базар еженедельно по субботам -- таковы официальные данные об этом селе для конца XIX в., когда была проведена железная дорога, которая связала край с центрами страны и дала мощный толчок для его развития. Точных данных развития села в, позднейшие годы в нашем распоряжении нет, но именно на начало XX в. падает его наибольший рост.
Отец Маленкова принадлежал к числу наиболее зажиточных крестьян села и не только вел крестьянское хозяйство, но и был торговцем-прасолом, держал небольшую лавку, кажется имел мельницу, скупал и отправлял в город на продажу муку, рыбу, яйца, скот, масло и т. п. -- все, чем была богата оренбургская деревня того времени. Судя по всему, это был типичный представитель нарождающейся тогда торговой деревенской буржуазии, с большой инициативой, с неутомимой жаждой наживы. Край был богатый, почти нетронутый -- у самых границ башкирских кочевий, расхищение земель которых тогда еще было в полном разгаре. Торговал с башкирами и отец Маленкова. Больших капиталов он иметь не мог. Тем больше было желание их создать. Хищник эпохи первоначального накопления, с крепкой хваткой, с неумением и нежеланием разбираться в средствах, образования он не
имел, но природной смекалкой был наделен в высшей мере. И тот факт, что своего старшего сына, Георгия, он отправил учиться в губернский город, отдав в лучшее из существовавших тогда в Оренбурге среднее учебное заведение (их там было много -- две гимназии, реальное училище, два кадетских корпуса, казачье юнкерское училище, коммерческое училище, учительская семинария, семинария духовная и т. п. ) показывал, то он понимал пользу образования: так поступали тогда совсем не многие из людей его карьеры.
В гимназии -- это была первая мужская гимназия Оренбурга, Маленков-сын впервые появился осенью 1912 г. и, выдержав блестяще экзамены, поступил сразу во второй класс. Едва ли не с первых же дней выдвинулся и своими способностями, и памятью, и умением работать. Память у него была блестящая -- все услышанное запоминал навсегда, легко схватывал новые мысли, умел делать выводы. Но держался не одной только памятью, а много читал, мотого работал. Едва ли не с первого же года выдвинулся на место первого ученика в классе -- и так шел до конца, став признанным кандидатом на золотую медаль.
Учился по всем предметам на круглую пятерку: и по истории, и по словесности, и по иностранным языкам, но самым любимым его предметом была математика. Любил возиться с решением сложных задач, выходя далеко за рамки заданного учителем. Хорошо писал, и в старших классах учитель словесности почти постоянно заставлял его читать вслух перед классом написанные им сочинения, выставляя их за образцовые по стилю и ясности мысли.
Был неплохим товарищем. Если просили, не отказывал в помощи тем, кто в ней нуждался; помогал решить задачу, разбирал сложную теорему, разъяснял трудное место в учебнике. Но в его поведении всегда чувствовался некоторый холодок. Он держался определенно в стороне от общей жизни класса, не принимал участия не только в обычных гимназических проделках и проказах, но и в спортивных играх, которыми увлекались едва ли не все одноклассники. По крайней мере его школьный товарищ, вспоминая теперь о тех годах, как ни рылся в памяти, не мог припомнить Маленкова участником их гимназических игр, равно как и не мог припомнить его и танцующим на гимназических балах. Сдержанный, даже несколько замкнутый, всегда аккуратно одетый, немного увалень по внешности, круглолицый и уже тогда с намеком на двойной подбородок, Маленков мало с кем в классе и вообще в гимназии сходился.
Правда, с годами наметилась небольшая группка молодых людей, с которой он общался больше, чем с другими. Но настоящей дружбы не было и между ними. У Маленкова явно была какая-то своя особая жизнь, в которую он никого из товарищей по гимназии старался не впускать. Эта жизнь была связана с
жизнью и работой его отца, к которому Маленков-сын был очень привязан, но которого он явно несколько стыдился. Как то раз, уже в годы войны, в зимний вечер, Маленков сказал, что он должен повидать отца. С приятелем он зашел на постоялый двор, около базара, в трактир третьего разряда "с правом приносить свои напитки". Низкие, закопченные потолки, тусклый свет керосиновых ламп с плохо прочищенными стеклами, тяжелый, спертый воздух, ударивший в нос, когда вошли с морозной улицы. Базарный день был, по-видимому, удачным, и теперь, за бутылкой хмельного, происходило подведение итогов. Спорившие, по-видимому, провели какую-то общую операцию и теперь расходились во мнениях относительно норм дележа общего барыша. Выражения, которыми обменивались спорившие, не принадлежали к числу легализованных практикой британского парламента, хотя, несомненно, были весьма красочными. Под низкими потолками они звучали даже более увесисто, чем обычно в жизни. Где-то в углу дошло до потасовки, и только с трудом более уравновешенные смогли предотвратить общую свалку.
Маленков не стал дожидаться возможности переговорить с отцом, который был одной из центральных фигур среди споривших. Он передал ему принесенный сверток и, перекинувшись несколькими фразами, поспешил увести товарища. Некоторое время Маленков шел молча, явно приводя в порядок мысли. Затем бросил несколько замечаний о "нашей некультурности" и о том, как "много еще нам нужно учиться".
Чувствовалось, что эти мысли у него давно наболели. Его, несомненно, тяготило виденное, было стыдно за отца, и в то же время чувствовалось, что именно эта среда -- по-настоящему родная ему среда, что в делах, которые ее волновали, он хорошо разбирался, к ее атмосфере с детства привык, с нею сроднился С ранних лет он сопровождал отца в его деловых поездках, бывал с ним в башкирских степях, знал породы лошадей, сорта шерсти, цены на продукты. Его и в гимназические годы встречали на городских базарах, у крестьянских возов с продуктами, он смотрел, щупал пальцами, пробовал на язык, приценивался Это был сын своего отца, причесанный, приглаженный, с наведенным внешним лоском, но с тем же самым нутром, что и отец.
