О. Генри - Хетты
До недавнего времени успехи в дешифровке этих надписей оставались весьма скромными; однако ныне стало ясно, что язык надписей этих памятников — по существу, один из диалектов лувийского, хотя и отличается, среди прочего, образованием множественного числа существительных с помощью окончания — аi. Как и лувийский, он тесно связан с ликийским языком, известным из надписей греческой эпохи. Тот факт, что он дает s вместо k в сочетании с u, не доказывает, что этот язык «сатем», хотя это и утверждалось.
Надписи на большинстве памятников, о которых шла речь, были сделаны после падения хеттской империи. Но еще до этого времени иероглифический хеттский уже был в ходу. Лишь немногие из более пространных надписей представляются принадлежащими к классическому хеттскому периоду, и нет полной уверенности, что их язык — это тот же язык, что и на позднейших памятниках; однако недавние исследования, по-видимому, делают это вероятным, а отсюда следует, что иероглифический хеттский должен быть включен в число языков, которыми пользовались писцы хеттской империи. Помимо достаточно пространных, надписи на этом языке постоянно встречаются на каменных памятниках и на печатях; в обоих случаях имена хеттских царей передавались в виде своеобразной монограммы. Впрочем, довольно вероятно, что эта письменность в действительности использовалась гораздо шире, чем явствует из сохранившихся свидетельств, а именно для всех административных записей, ведшихся в хеттском царстве. Древнее название этого языка не установлено. Э. Форрер назвал его табальским, так как область, где было найдено большинство надписей, называлась в ассирийские времена Табалом (это ветхозаветный Тубал). Однако большинство ученых приняли более громоздкие названия: «иероглифический хеттский» или «иероглифический лувийский».
2. Разговорные языки
Теперь мы должны задать вопрос: где, когда и кто фактически разговаривал на этих языках?
Что касается аккадского и шумерского, то тут ответ прост: в Хаттусе это, были чисто литературные языки, и мы знаем их родину и их историю.
Нет никакой проблемы и с хурритским языком, и с арийскими терминами в коневодческом трактате, автором которого был хуорит из Митанни. Дело в том, что начиная примерно с 2300 г. до н. э. и далее хурритский народ, как нам известно, постепенно распространялся на юг и на запад из своих родных мест в горных районах южнее Каспийского моря. В течение II тыс. хурриты создали несколько могущественных царств, расположенных в области верхнего течения Евфрата и Хабура. Одно из этих царств — Митанни, которое, как мы уже говорили, вело свою дипломатическую переписку на хурритском, управлялось династией царей, имена которых имели арийскую этимологию, а индийские божества, такие, как Индра и Варуна, занимали важное место в митаннийском пантеоне. Поэтому ясно, что в Митанни над хурритским населением властвовали индоарийские цари. Оба языка довольно поздно проникли в хеттскую область, а преобладание хурритского языка в архивах Хаттусы обязано широкому разрастанию митаннийского могущества в период, предшествовавший царствованию Суппилулиумы.
С другими пятью языками дело обстоит иначе: хаттский противостоит четырем индоевропейским языкам, находящимся в родстве: хеттскому, лувийскому, палайскому и «иероглифическому хеттскому». Есть достаточные основания считать, что к тому времени, когда писались тексты, хаттский был уже мертвым языком, ибо хаттские пассажи в текстах часто снабжались подстрочным вариантом на хеттском, в помощь чиновникам, которым предстояло произносить эти пассажи. Название «хаттили» подсказывает, что родиной хаттского была страна Хатти, в более узком смысле слова, и древние географические названия в этом регионе как будто подтверждают такой вывод. Но это, уж во всяком случае, была территория, на которой говорили именно на хеттском, и мы можем сделать законное заключение, что вторжение индоевропейцев привело к вытеснению хаттского языка из повседневного употребления. Недавно было высказано мнение, что ко времени написания текстов хеттский стал литературным языком, на котором больше не разговаривали; родным языком стал «иероглифический хеттский» (или, что менее вероятно, лувийский), вытеснивший хеттский примерно так же, как позднее более гибкий арамейский язык занял место аккадского. Многое говорит в пользу такой теории применительно к периоду поздней империи, хотя язык был жив вплоть до времени царствования Суппилулиумы, поскольку можно обнаружить явные черты его развития. Трудно предположить, чтобы поздние цари и царевичи воздвигали общественные памятники по всему царству на языке одной из своих наименее культурных провинций; разумнее считать, что «иероглифический хеттский» стал разговорным языком их народа или был в действительности языком, на котором они сами говорили. Такая теория, впрочем, сильно оспаривалась и конечно, не могла бы считаться состоятельной, если бы не было свидетельств о непрерывном развитии хеттского языка в ходе последовавших веков. Следует ожидать дальнейших исследований по этому вопросу. В свете имеющихся на сегодня данных исконной родиной «иероглифического хеттского» следует скорее всего считать Киликию, поскольку самый ранний образец иероглифического письма мы находим на печати Испутахсу, царя Киццуватны. Ее отпечаток на глиняной булле был найден в Тарсусе экспедицией мисс Гольдман в 1935 г., а то, что Киццуватна находилась в Киликии, в сущности, бесспорно. Если теория, упомянутая в предыдущем разделе, верна, то язык, хотя и не сам народ, распространился на север, через гряды Тавра, в эпоху позднейших царей Хаттусы. В водовороте XII в. «народ Аданы» (хеттское adanawanai, египетское daniuna), видимо, присоединился к мародерам, известным египтянам под именем «народы моря» (см. выше), и многие из них, вполне возможно, осели впоследствии в Сирии и основали позднехеттские царства, описанные выше. Надпись в Карателе свидетельствует, однако, что миграция захватила не все население киликийской равнины. «Страна Куэ», упоминаемая в ассирийских царских анналах, — не что иное, как царство Адана, вассалом которого был автор надписи в Каратепе.
Лувийский — это язык, на котором говорили в области, называвшейся Лувией и включавшей государство Арцава; мы знаем, что последняя должна была находиться где-то на западном или юго — западном берегу Малой Азии. Здесь тоже весьма распространены географические названия, оканчивающиеся на — аssа, а мы видели, что эти имена выводятся из лувийского языка. Киццуватна была пограничной областью Лувии, ибо боги Тархунт и Сайта (Сандон) были типичными божествами лувийского пантеона, а некий человек из Киццуватны упоминается как автор одного из лувийских ритуалов; все это находит отражение в близком родстве лувийского и «иероглифического хеттского» языков. Наиболее вероятным местоположением страны Пала, где говорили на палайском, была северная Каппадокия, вероятнее всего где-то между совр. Кайсери и Сивасом; впрочем, это один из самых спорных вопросов хеттской географии. Некоторые ученые отождествляют Палу с классической Блэне на далеком северо — западе.
Глава VII. Религия
1. Общие замечания
Мы видели, как разобщенные городские общины Анатолии постепенно сливались в некоторое подобие единства благодаря талантливой деятельности царей Хаттусы, сохранив все же до самого конца местные советы и многие из своих местных прав. Что касается религии, то каждой маленькой общине, по-видимому, удалось отстоять свою независимость, ибо централизация власти в Хаттусе была прежде всего делом военным и гражданским. Местные святилища сохранялись, их культы оставались нетронутыми. Политика царей заключалась, видимо, в том, чтобы, скорее, усиливать, и не умалять их значение, присваивая себе в то же время функции верховного жреца царства. В этом качестве царь учреждал ежегодный объезд страны, в ходе которого он посещал важнейшие культовые центры и лично правил главные обряды празднеств. Одна из главных обязанностей местных должностных лиц и правителей провинций заключалась в содержании храмов. Возрастающая стабильность и благоденствие царства весьма способствовали их процветанию.
В то же время централизация управления делала неизбежным некоторый синтез. Верховные акты государства должны подпадать под гарантию покровительства всех богов и богинь царства; поэтому писцы составили списки всех местных божеств, к которым полагалось взывать в договорах и царских указах. В процессе синкретизма сходные божества группировались или рассматривались как тождественные, и делались попытки построить упорядоченный пантеон. В то же время государство и монархия пребывали под покровительством особой группы великих божеств, поклонение которым происходило в сложных и торжественных столичных ритуалах.
