Джекоб Коннер - Христос не еврей, или Тайна Вифлеемской звезды

Методы Христа были эволюционными, а не революционными. Он не планировал разрушить систему, построенную на иудаизме или на какой-либо другой религии. Но, посеяв семя реформ, Он сделал так, чтобы в нужное время Его дело стало приносить плоды. Можно предположить, что те, кто шел за ним день за днем, испытывали нетерпение, ожидая поскорее увидеть, как Его духовное царство нисходит на землю. Но они ясно не представляли себе разницу между временным и духовным царством и, естественно, делали упор на первом. Оковы прошлого не так легко сломать, и древняя еврейская система крепко удерживала их. Их традиционные представления о том, что считается правильным — все они, сведенные к общепринятым условностям, тоже не могли быть отброшены разом. Эти условности действительно выхолостили жизнь иудаизма, как на это часто указывал Христос. Но формы мертвой веры могут продолжать цвести независимо от угасшей жизни, которой они когда-то были наполнены. Действительно, эти формы могут быть защищены все возрастающим энтузиазмом тех, чьи интересы подвергались опасности, особенно когда они соприкасаются с живой верой и узнают таким образом потенциального врага. Так было и с иудаизмом и так же обстоит дело в наши дни. Ибо он процветает только благодаря враждебности по отношению к живому организму, христианству и, оставшись наедине с самим собой, изолированным и одиноким, наглядно проявляет свою настоящую суть пустого расового культа, лишенного живой веры.

Но почему Петр и другие апостолы все же цеплялись за иудаизм? Они были гоями из Галилеи, и можно предположить, что были бы рады отказаться от абсурдных формальностей чуждой веры, помня, что Христос сказал: «Я пришел, чтобы вы могли жить более полной жизнью». Без сомнения, Петр это помнил, но почему бы не ввести это новое учение в старое, оживив, таким образом, древние формы? Иудаизм предложил систему, воплощение верований, традиций и обычаев, и их жизнь все еще была частью этой системы. Отречение от иудаизма означало отречение от их собственной многовековой истории и шагом… — куда? Должны ли десять заповедей, псалмы, водительство Моисея и Иисуса Навина, законы, писания и пророчества — должны ли все они быть выброшенными, как мусор? Сколько всего этого должно быть отвергнуто и сколько необходимо сохранить? Все это до сих пор, через две тысячи лет беспокоит многих среди нас. Поэтому мы не можем винить Петра и других за медлительность. Новая религия, когда они начали считать ее таковой, не могла ничего предложить вместо всего этого, кроме жизни и учения Христа в том виде, в каком они их запомнили, и которые не были сформулированы в каноне, называемом Евангелием, до тех пор, пока Павел и другие не покинули землю. Не было бы священного прошлого, если бы они отвергли иудаизм — прошлого, протянувшегося до самого Адама. И чтобы увенчать все это, им была дана новая религия в качестве мировой религии — для их врагов, даже для этих ненавистных римлян, для всех и для каждого, одинаковая как для евреев, так и для прозелитов, а не выделенная специально для них, избранников их собственного Яхве! Для иудаизма это было невообразимо, это было неслыханно! Какие-либо формы равенства с остальным миром — это было исключено. Евреи были «избранными». Как они могли быть такими неблагочестивыми по отношению к Яхве, чтобы отказаться от его особого покровительства? Так, очевидно, должны были думать обращенные в иудаизм галилеяне. И все же это были галилеяне, чья упрямая решительность была определяющим фактором в распространении благовествования Христа. Религия, раса, закон, этика, патриотизм и благосостояние — все было связано вместе, как и сейчас, в одном неразделимом культе, называемом иудаизмом. И если человек отрекается от одного, он отрекается от всего. Таким образом, расовые узы связывают все стороны жизни.

Было лишь одно решение, как его представлял себе Петр: сначала принять иудаизм, а затем обратиться в христианство. Естественно, он проповедовал сначала тем, кто уже принял иудаизм, надеясь таким образом скорее распространить христианство. Естественно также, что он отмечал точки совпадения между этими двумя религиями, а не наоборот. Петр не хотел и не имел намерения стать апостолом для неевреев, так как его двойственная позиция подверглась бы испытанию. Учение о мессианстве прекрасно подходило к этой позиции, особенно в подчеркивании духовных выводов таких пророков, как Исаия. Сам Петр приспособился к обрядам иудаизма; поэтому прозелиты из нееврейского мира должны были лишь следовать его примеру — и все в порядке. Достаточно просто, не правда ли? Но что касается всех других народов мира, каждый из которых имеет свои традиции в понимании добра и зла, — какое общее основание можно найти среди них? Те, кто был воспитан на иудаизме, могли воспринимать этику и религию как всего лишь племенное наследие, не имеющее общего осознания по всему миру. Что, поэтому, могло стать основанием для обращения к миру вместо расовой основы? Итак, Петр и другие решили продолжать проповедовать Христа и придерживаться обычаев иудаизма, не обращая внимания и, возможно, не осознавая их несовместимость.

Но этот компромисс между христианством и иудаизмом — ибо таковым он был — не мог долго продолжаться, так как обе религии не были связаны между собой, а, напротив, были полностью противоположны. Одна была совершенно нееврейской, другая — строго расовой и нетерпимой. Иудаизм не мог мириться с христианством. Совершив публичное убийство Главы новой веры, иудеи не допускали мысли о разрешении Его последователям проповедовать Его учение. Они даже запретили им исцелять, и когда ученики ослушались, их бросили в темницу. Одно влекло за собой другое до тех пор, пока по настоянию евреев, прячущихся, как обычно, за законную власть, не было использовано насилие: после гибели первых христианских мучеников последовали новые кровавые расправы. Между тем Петр проповедовал по всему миру о Пятидесятнице. Но это был тот же самый Петр, которому позже предстояло измениться благодаря видению.

Христианство нашло друзей, свой местный элемент, перед Пятидесятницей. Это было в то время, когда Христос был еще жив. Греки пришли к Филиппу (имя греческое) и сказали: «Господин, нам хочется видеть Иисуса». Такой народ, как греческий, вряд ли позволил бы чему-то хорошему пройти мимо них незаметно. Кроме того, они были арийцами и, так как «подобное лечится подобным», известие о Христе быстро овладело их умами. Филипп и Андрей (тоже греческое имя) сообщили об этом Христу, и Его реакция была мгновенной: как будто он понял, что Его благовествование, наконец, достигло мира в целом, и теперь Он был готов пожертвовать Собой. Иисус ответил ему: «Настал час, когда Сын Человеческий будет прославлен. Истинно, истинно говорю Я: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плодов» (Ин. 12: 20–36). По этому эпизоду можно судить, какое сильное впечатление произвело на Христа это событие. И менее чем через неделю, на Тайной Вечере Он сказал ученикам: «Идите в мир и проповедуйте Евангелие».

Через три дня после Распятия двое его учеников шли по дороге в Еммаус, который находился в Шефеле, у подножия холмов, обращенных на запад к Средиземному морю. Почему имена этих двоих не названы, хотя Христос был готов приветствовать их вместе со Своими учениками? Сам пропуск имен предполагает, что это были греческие имена и поэтому незнакомые, или, возможно, им не придали того значения, каше они заслуживали по причине этого факта. Во всяком случае, если христианство расходилось лучами из Иерусалима как из центра, его стремление к западу было гораздо более очевидным. Спускаясь с холмов, окружающих Иерусалим, и направляясь на запад через Шефелу далее к побережью, новая религия торопилась, потому что нашла свой народ, не подверженный влиянию иудаизма. Вскоре мы читаем о ее продвижении в Антиохию, Таре, Кесарию, Лидду, Иоппию (Яффу) — повсюду. А затем в города побережья Малой Азии. Насколько быстро этот процесс был завершен, точно не известно, но мы знаем, что во время правления императора Клавдия, через десять лет после Распятия, христианство достигло далекой столицы Римской Империи.

Неудивительно, что «ученики были впервые названы христианами в Антиохии», греческом городе на побережье. В Иерусалиме они разбились на несколько групп, спорящих между собой по вероучительным вопросам. Егисиппий упоминает некоторые из этих групп или ересей, не называя ту, к которой он принадлежал сам, а именно евионитов. В Антиохию из Иерусалима пришли прозелиты иудаизма, убеждая, что греческие прозелиты не имеют права называться христианами, так они не придерживаются еврейских обычаев. Это привело к общему собору апостолов, старейшин и вожаков групп христианства в Иерусалиме. Вопрос был улажен на месте таким образом, что иудаизм перестал считаться существенным для христианства, и прозелитам стало не обязательным оставаться приверженцами ритуалов древнего культа. Сомнений по данному вопросу не оставалось, и все же, как мы увидим позже, это решение апостолов игнорировали евиониты, или иудео- христиане.