Павел Мельников-Печерский - На горах (Книга 2, часть 3)
Поцеловала Дуню, перекинула ей через плечо "знамя", а сама тихими шагами пошла в сионскую горницу.
Долго еще оставалась Дуня в одиночестве. Пока у божьих людей было общее прощение, пока кормщик читал жития и говорил поучение, она была одна в пустой комнате. И чего тогда она не передумала.
Вспомнила наставленье Марьи Ивановны - думать лишь о боге и душе - и стала молиться на стоявший в углу образ. В небреженье он был - весь в паутине... Молилась Дуня, как с детства привыкла, - с крестным знаменьем, земными поклонами.
Много раз говаривала ей Марья Ивановна, говорила и Варенька, что, вступая на путь божий, должно отречься от мира, от отца с матерью, ото всего рода, племени. "Ведь сказано, - стоя на молитве, думает Дуня, - оставит человек отца своего и матерь свою и грядет по мне...
Ах, тятя, тятя!.. Ах ты, милый мой, милый тятенька!.. Как же я покину тебя, как забуду, что я дочь твоя, рожденье твое?.. Притворяйся, - говорила намедни мне Марья Ивановна, - притворяйся, чтоб отец не заметил в тебе перемены... Не умею я, не смогу притворяться... Ведь это значит лукавить... А лукавить - служить лукавому, его волю творить... А я от него бежать хочу... Как же это?"
С того времени, как познакомилась Дуня с Марьей Ивановной и начиталась мистичесих книг, ко всем ближним своим, даже к отцу, она стала холодна и неприветлива. Не то чтоб она разлюбила отца, но как- то, сама не постигая отчего, сделалась к его горячей, беззаветной любви совсем равнодушною. Не заботили ее отцовские заботы, не радовали его радости, не печалили его неудачи. А когда, поддаваясь увлеченьям крутого, вспыльчивого нрава, Марко Данилыч оскорблял кого-нибудь, тогда Дуня почти ненавидела его. Охлажденье росло с каждым днем и особенно усилилось во время разлуки под влияньем Марьи Ивановны и других людей божиих. По нескольку дней отец даже на память ей не прихаживал...
И вдруг перед самым тем часом, как должна она разорвать навсегда сердечные с ним связи, воскресла в ее душе прежняя любовь. Так бы вот вольной пташкой и полетела к нему, так бы вот и бросилась в его объятья, так бы и прижалась к груди родительской.
Припоминает Дуня отцовские ласки, вспоминает его доброту к ней и заботливость, вспоминает и тот день, когда он подал ей обручальное кольцо... "К чему оно теперь!.. Кому?.." - думает Дуня, и вдруг перед душевными ее очами восстает Петр Степаныч... Неясные, однообразные звуки чтения Николая Александрыча едва доносятся из сионской горницы, но вместо их Дуне слышится песенка:
Я принес тебе подарок,
Подарочек дорогой,
С руки перстень золотой...
Вздрогнула она, перекрестилась... "Искушение, - подумала она, - князь мира смущает... Отыди, исчезни!!."
Но не слышит князь мира ее заклинаний, по- прежнему слышится ей:
На белую грудь цепочку,
На шеюшку жемчужок,
Ты гори, гори, цепочка,
Разгорайся, жемчужок!..
"Господи, господи! - молится Дуня, взирая на подернутый паутиною образ. Запрети лукавому... К тебе иду.. Порази его, супротивного, своей яростью..."
А Петр Степаныч ровно живой стоит перед ней. Вьются темно-русые кудри, пышет страстью лицо, горят любовью искрометные очи, гордо, отважно смотрит он на Дуню; а гул чтения в сионской горнице кажется ей страстным напевом:
Полюби меня, Дуняша,
Люби, миленький дружок!
Бросилась она на колени и, опершись локтями на кресло, закрыла руками лицо. Слезы ручьями текут по бледным щекам.
Звон на колокольне - двенадцать. Тихо, беззвучно растворилась дверь, - в белой радельной рубахе, с пальмовой веткой в руке, с пылающим взором вошла Марья Ивановна.
- Молилась? Это хорошо! - сказала она. - Идем. И, не выждав ответа, торопливо схватила Дуню за руку и повлекла в сионскую горницу.
Там сидели божьи люди, у всех в руках зажженные свечи, пальмы лежали возле. Стоя у стола, Николай Александрыч держал крест и Евангелие.
Дуня остановилась в дверях, рядом с ней ее восприемница Марья Ивановна. Божьи люди запели церковную песнь. "Приидите поклонимся и припадем ко Христу". Дьякон Мемнон так и заливался во всю мочь богатырского своего горла.
- Зачем ты пришла сюда? - строгим голосом спросил Дуню Николай Александрыч.
Дуня смешалась. Забыла наставленья, из памяти вон, что надо ей отвечать. Марья Ивановна подсказала, и она, опускаясь на колени, слабым голосом ответила:
- Душу спасти.
- Доброе дело, спасенное дело, - сказал Николай Александрыч. - Благо твое хотение, девица. Но без крепкой поруки невозможно мирскому войти во святый круг верных-праведных. Кого даешь порукой?
- Матушку царицу небесную, - чуть слышно промолвила Дуня.
- Хорошо, если так, - сказал Николай Александрыч.
- Смотри же, блюди себя опасно, не была б тобой поругана царица небесная.
- Всегда обещаюсь пребывать в заповедях истинной веры, никогда не поругаю свою поручительницу.
- Доброй ли волей пришла в сей освященный собор? - продолжал Николай Александрыч. - Не по страху ли, или по неволе, не от праздного ли любопытства?
- Доброй волей пришла. Спасенье получить желаю, - отвечала Дуня.
- А известны ль тебе тягости и лишения, что тебя ожидают? Не легко знать, не легко и носить утаенную от мира тайну, - сказал Николай Александрыч. - Иго тяжелое, неудобоносимое хочешь ты возложить на себя. Размыслила ли о том? Надеешься ли на свои силы?
- Размыслила, решилась и на себя надеюсь, - подсказала Дуне Марья Ивановна, и та повторила.
- Должна ты отречься от мира и ото всего, что в нем есть, - продолжал Николай Александрыч. - Должна забыть отца и мать, братьев, сестер, весь род свой и племя. Должна отречься от своей воли, не должна иметь никаких желаний, должна все исполнять, что б тебе ни повелели, хотя б и подумалось тебе, что это зазорно или неправедно... Должна ты не помышлять о греховной мирской любви, ничего не вспоминать, ни о ком не думать. Должна избегать суеты, в гости не ходить, на пирах не бывать, мясного и хмельного не вкушать, песни петь только те, что в соборах верных поются.
Должна ты быть смиренною, изо всех грехов нет тяжелей гордости, это самый великий грех, за гордость светлейший архангел был низвергнут во ад. Ничем не должна ты гордиться, ни даже своим целомудрием... Если б даже было тебе повелено лишиться его - не колеблясь, должна исполнить сказанную тебе волю... О тайне же сокровенной, о святом служении богу и агнцу не должна никому сказывать; ни отцу родному, ни отцу духовному, ни царю и никому, кто во власти...
Доведется пострадать за тайну, должна безропотно принять и гонения и всякие муки - огонь, кнут, плаху, топор, но тайны сокровенной никому не поведать... Если же предашь ее - будет тебе одна участь с Иудой. Исполнишь ли все, что говорю?
- Исполню, - дрожа от волнения, прошептала Дуня.
- Поди сюда, - сказал Николай Александрыч.
Дуня подошла к столу. Положив крест и Евангелие, кормщик взял ее за руку и трижды посолонь обвел вокруг стола. Марья Ивановна шла за нею. Все пели: "Елицы от Христа в Христа крестистеся, во Христа облекостеся".
Поставив Дуню перед крестом и Евангелием, Николай Александрыч велел ей говорить за собою:
- Пришла я к тебе, господи, на истинный путь спасения не поневоле, а по своей воле, по своему хотенью. Обещаюсь я тебе, господи, про сие святое дело никому не открыть, даже пред смертною казнию, в чем порукою даю царицу небесную пресвятую богородицу. Обещаюсь я тебе, господи, на всякий день и на всякий час удаляться от мира и всей суеты его и всего разврата его. Обещаюсь я тебе, господи, не иметь своей воли, во всем творить волю старших, что б они ни повелели мне, - все исполнять безо всякого сомнения...
Прости меня, господи, прости, владычица богородица, простите, ангелы, архангелы, херувимы, серафимы и вся сила небесная!.. Прости, небо, прости, солнце, простите, месяц, звезды, земля, озера, горы, реки и все стихии небесные и земные!..
После того Дуня приложилась ко кресту и Евангелию, и кормщик сказал ей:
- В сие время божий ангел сходил с неба. Он стоял перед тобой и записывал обещанья твои. Помни это.
По слову Марьи Ивановны, Дуня перекрестилась обеими руками и поклонилась в землю Николаю Александрычу. Он тем же ответил ей. Потом Марья Ивановна подводила ее к каждому из людей божьих и на каждого она крестилась и каждому отдавала земной поклон.
И они тем же ей отвечали, поздравляя с обновлением души, с крещением святым духом. Поздравляли друг друга с прибылью для корабля, с приводом новой праведной души.
Подала Марья Ивановна Дуне белый батистовый платок, пальмовую ветку и рядом с собой посадила.
После того был "привод" Василисушки. Затем, обращаясь к обеим новым сестрицам, божьи люди запели "приводную песнь".
Ай вы, девушки, девицы,
Вы духовные сестрицы,
Когда богом занялись,
Служить ему задались
Вы служите, не робейте,
Живу воду сами пейте,
На землю ее не лейте,
Не извольте унывать,
А на бога уповать,
Рая в нем ожидать.
