Георгий Касьянов - Украина 1991-2007: очерки новейшей истории
Итак, дебют Украины на международной арене в качестве самостоятельного государства был крайне сложным, противоречивым и временами драматичным. Тем не менее он состоялся. Украине удалось избежать острых конфликтов с крупнейшими игроками в геополитической игре и найти свою нишу в международных отношениях. В то же время ей еще предстояло добиться внешнеполитической самодостаточности и реального равноправия в отношениях с ведущими странами мира.
Кто такие украинцы и чего они хотят: проблемы формирования нации
«Кто такие украинцы и чего они хотят» — так называлась брошюра, изданная Михайлом Грушевским в 1917 г. В ней он пытался пояснить стремление украинского движения к созданию собственного государства. Пояснить, кроме всего прочего, и самим украинцам. В 1991 г. название этой брошюры оказалось на удивление актуальным — более чем семь десятилетий спустя украинцам нужно было понять, кто они как нация и к чему эта нация стремится — эта проблема была общей для всех без исключения стран, возникших на постсоветском пространстве. Афоризм деятеля итальянского национального объединительного движения второй половины XIX века Массимо Д’Ансельмо «Мы создали Италию — время создавать итальянцев» был вполне применим к Украине 1990-х.
Стартовые условия для «создания украинцев» в начале 1990-х были весьма непростыми — не только из-за начавшегося социально- экономического кризиса, который, конечно же, сказался на процессе формирования гражданской нации, но также из-за целого ряда культурных, идеологических, социально-психологических, политических факторов, возникших как результат сложной, противоречивой и трагической истории. Перечислим лишь некоторые из них.
Одной из наиболее серьезных проблем был низкий уровень национального самосознания самих этнических украинцев и соответственно — их способность к мобилизации под национальными лозунгами. Наиболее объективные аналитики никогда не рассматривали результаты референдума 1991 г. как прямое подтверждение уровня национального самосознания украинцев — голосовали не столько и не только за независимую Украину, сколько против союзного центра. По выражению английского исследователя Эндрю Вилсона, украинский национализм (то есть национальное самосознание в широком смысле) был в Украине «верой меньшинства»[89].
Украинский язык вследствие десятилетий политики создания «новой исторической общности — советского народа», обернувшейся для Украины культурной русификацией, особенно в 1970-е — 1980-е гг., имел крайне низкий социальный статус, ассоциировался с языком села. В 1989 г., отвечая на вопросы Всесоюзной переписи населения, 87,7 % этнических украинцев назвали украинский язык родным, остальные предпочли русский. При этом культурные границы собственно украинского языка на бытовом уровне размывались так называемым «суржиком» — смесью украинского и русского (в западных регионах — еще и с вкраплениями польского), количество населения, разговаривающего на этом языковом гибриде, не поддается учету. Присутствие украинского языка в науке, особенно в точных и естественных дисциплинах, было минимальным. Украинская культура на момент обретения независимости была сведена или к фольклорным формам, или облачена в одежды «социалистического реализма». Национальная украинская пресса, телевидение, книгоиздание, играющие основную роль в национальной консолидации, пребывали в плачевном состоянии с точки зрения качества и масштабов влияния — в этом они значительно уступали русскоязычным медиа.
Система образования, которая во всем мире играет неоспоримую роль в формировании основ нации, в советской Украине также работала на создание «новой исторической общности», при этом она служила мощным средством языковой русификации украинцев. К 1989 г. доля учеников в школах с украинским языком обучения составляла 47,5 %, то время как доля украинцев в составе населения УССР — 72,7 %. Эти школы в основном находились в селах и маленьких городах. В двух крупнейших индустриальных центрах республики (Донецке и Луганске) украинских школ на этот момент не было вовсе, хотя доля этнических украинцев здесь составляла более 50 %.
Общее состояние украинской культуры, языка и, соответственно, национального самосознания, дало основания многим украинским и зарубежным исследователям охарактеризовать Украину начала 1990-х как постколониальную территорию. Фактически перед обществом и государством стояла задача «украинизации» самих украинцев, что предполагало определенные приоритеты в культурной и образовательной политике, которые всегда можно было истолковать как предоставление привилегий «титульной нации». При этом в обществе незримо сложились две огромные группы, интересы которых в строительстве нации не совпадали. Одна, представлявшая большинство населения, состояла из этнических украинцев. Это была титульная нация, давшая название государству и претендовавшая на ведущую роль в создании политической или гражданской нации. Считалось (и вполне справедливо), что до 1991 г. национально-культурные, а значит и социальные, права этой нации были ущемлены. В этом случае речь шла о восстановлении исторической справедливости. Другая группа, этнические русские, представляла собою привилегированное в культурном отношении меньшинство, которое могло утратить свой привилегированный культурный статус вследствие «украинизаторской» политики государства. Одновременно удовлетворить интересы этих двух групп было крайне сложно, если вообще возможно, по крайней мере в короткие сроки.
Еще одним фактором, значительно усложнявшим реализацию национального проекта в независимой Украине, было уже упоминавшееся регионально-культурное деление страны. Русскоязычный индустриальный восток Украины, промышленно-аграрный юг, где преобладала смешанная языковая (и культурная) идентичность, аграрный украиноязычный и «суржиковый» центр (области, располагавшиеся по периметру вокруг Киева) и аграрно-промышленный украиноязычный запад, — это только самое первое приближение к культурно-языковому разнообразию, влиявшему на характер формирования украинской нации. Стоит упомянуть и о том, что, по данным социологических исследований, в 1994 г. до 34 % этнических украинцев языком повседневного общения называли русский и около 40 % — украинский. Добавим к этому наличие компактно расположенных национальных меньшинств, требующих удовлетворения их национально-культурных прав, и вполне четкое разделение по линии украиноязычное село — русскоязычный город (возможно, за исключением Западной Украины), проходящее поверх региональных границ, и станет понятно, что задача, стоявшая перед новым государством, требовала чрезвычайной осторожности, тактичности и в то же время решительности.
Наконец, удержавшаяся у власти номенклатура, использовав лозунги национального движения в собственных интересах, не знала, как эти лозунги претворять в жизнь, хотя и стремилась к этому, особенно в Киеве, понимая, что «национализация» власти — это и ее легитимация. По привычке она стремилась к директивнокомандному стилю в строительстве нации, полагая, что принятием законов, обеспечивающих внедрение украинского языка в разные сферы жизни, и введением ряда важных государственных символов можно удовлетвориться. Ее в этом вполне поддерживала бюрократия — от центра до местного уровня, для некоторой ее части создание украинской нации на уровне «виртуальной реальности» и бумажных отчетов по директивам было вполне достижимой задачей, для другой — удобным способом имитации или тихого саботажа административной «украинизации».
Украинская национальная интеллигенция (часть которой вполне комфортно срослась с упомянутой номенклатурой еще в советское время, а часть из оппозиции перешла в структуры власти) также имела весьма смутные представления о пути, который нужно пройти, чтобы превратить население в нацию. Впрочем, у нее были готовые рецепты, созданные в эпоху «побуждения наций» второй половины XIX — начала XX ст. Поэтому часть этой интеллигенции выбрала привычную просветительскую деятельность образца XIX ст., погрузившись в мир приятных иллюзий и культурнического мессианства, часть удовлетворилась второразрядными постами в государственной системе, часть вновь ушла в оппозицию власти, периодически раздражая ее напоминаниями о продолжающемся упадке украинской культуры и языка.
Впрочем, не следует забывать о сотнях и тысячах представителей интеллигенции, которые каждый на своем месте изо дня в день занимались именно тем, что называется строительством нации — оно происходило больше в школьных классах, в редакциях газет и издательствах, в вузах и кабинетах ученых, чем на политических трибунах или в коридорах власти.
