Нина Молева - Московские загадки
Перед глазами Евдокии Петровны проходят увлечения поэта. Их немало, но ни разу она не сделает попытки обратить на себя внимание своего кумира. Она уверена: любовь, чувство зарождаются сами и, если они настоящие, не терпят насилия. В разгуле страстей чистое спокойное пламя ее привязанности не находит себе места, даже по признанию самой поэтессы, не ищет его.
В жизни поэта появляется Натали Гончарова. Любящим сердцем Евдокия Петровна угадывает, насколько нелегким будет это чувство.
Может быть, лучше других понимает характеры и особенности душевные участников будущей драмы. Никого не обвиняет, никого не разоблачает. Ее выдержке и такту могут позавидовать умудренные жизненным опытом люди. У Евдокии Петровны нет опыта – есть чувство. 31 марта 1831 года она видится с супругами Пушкиными – они вместе участвуют в санном масленичном катании и блинах, которые устраивает ее близкий родственник С.И. Пашков, женатый на княжне Надежде Сергеевне Долгоруковой, ровеснице поэтессы.
Это все молодые пары. Недавно поженившиеся. И очень счастливые. Свадьба Пашковых состоялась в 1830 году. Брат княжны, А.С. Долгоруков, участвующий в том же катании, обвенчался со своей женой, Ольгой Александровной Булгаковой, всего лишь два месяца назад, и Пушкину довелось быть на первом балу молодоженов. И это Ольга Александровна поразила Пушкина своим замечанием, когда он заявил о желании ехать в Персию: «Байрон поехал в Грецию и там умер; не ездите в Персию, довольно вам и одного сходства с Байроном». Молодая княгиня Долгорукова не скрывала, что Пушкин был ее любимым поэтом.
Но именно потому, что Ростопчину окружает среда поклонников и друзей поэта, Евдокия Петровна не может не знать больно ранящих ее подробностей пушкинской жизни. Того, как много проиграл Пушкин в Москве записным игрокам и как не сумел расплатиться с чудовищным для него долгом в 12 с лишним тысяч. Того, что ему пришлось заложить свою деревеньку и полученные деньги почти полностью раздать за долги и за приданое своей невесты. Теща откровенно заявила соискателю руки прекрасной Натали, что никакими средствами не располагает, а без приличного приданого выдать дочь замуж не согласится. Даже в день венчания она готова была его отложить, требуя с Пушкина все новых и новых сумм, так что у поэта не хватило средств сшить к свадьбе фрак. В результате ему пришлось надеть фрак Нащокина, в котором, по утверждению друзей, его позже положили в гроб.
А потом еще была необходимость иметь дело с ростовщиками. Один заем у пользовавшегося дурной славой Никиты Андреевича Вейера, который жил у Никитских ворот, в бывшем доме А.В. Суворова, Пушкин взял непосредственно перед свадьбой. Второй – сразу после венчания под залог бриллиантов Натали. И множество дурных примет, сопровождавших самый обряд венчания в церкви Большого Вознесения, через проулок от усадьбы Н.А. Вейера. Друзья шепотом передавали друг другу, как упали случайно задетые поэтом крест и Евангелие с налоя, как при обмене колец одно из них скатилось на пол и в довершение всех бед у жениха погасла свеча. «Одни дурные предзнаменования», – прошептал побледневший поэт. Разговор об этом как-то происходил и в присутствии Евдокии Петровны, и Пушкин был искренне удивлен безмятежным выражением ее лица. «Хотя сердце у меня сжималось в эту минуту от боли», – признавалась Евдокия Петровна. Можно пренебречь одной приметой, но когда их так много!..
Евдокия Петровна не только не выдает своих чувств, но и с удивительным добросердечием относится к Натали. Не завидует, не ненавидит – стремится ободрить, помочь. «Ее чувства были не по нашим меркам», – признается брат графини, Сергей Сушков. Евдокия Петровна старается пренебречь даже такими неприятностями для поэта, как отрицательное отношение читателей и критиков к «Борису Годунову». Вышедший отдельным изданием, «Годунов» расходится плохо, не давая надежды ни на материальную поддержку, ни на поддержку самолюбия. Кажется, все дурное сходится воедино, вплоть до мелькающих повсюду в Москве фигур в глубоком трауре – слишком много жизней унесла холера, продержавшая поэта в болдинском затворничестве и карантине.
Но наступает время перемен и для самой поэтессы. Биографы склоняются к тому, что не Евдокия Петровна, но заботливые родственники находят для нее блестящую партию. Сын бывшего московского генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина, деятельного участника событий 1812 года в Москве, граф Андрей давно свободен от отцовской опеки: генерал-губернатора не стало в 1826 году. Правда, ему всего 19 лет и он на три года моложе своей невесты. Зато граф богат, знатен, широко известен в Москве и – очень хорош собой. Но согласие невесты последовало скорее всего из-за литературных интересов жениха. Со временем А.Ф. Ростопчин станет известным библиографом, книжным знатоком и даже почетным членом Петербургской Публичной библиотеки. Он занимается литературой и относится к числу поклонников поэтического таланта будущей жены. 28 мая 1833 года в Москве появляется поэтесса Евдокия Ростопчина. Под этим именем Сушкова и войдет в историю нашей литературы. Закончилась пора ее жизни, о которой она писала в своем стихотворении «Три поры жизни»:
Была пора: во мне тревожное волненье,Как перед пламенем в вулкане гул глухой,Кипело день и ночь; я вся была в стремленье…Я вторила судьбе улыбкой и слезой.Удел таинственный мне что-то предвещало;Я волю замыслам, простор мечтам звала…Я все высокое душою принимала,Всему прекрасному платила дань любви, —Жила я сердцем в оны дни!
Новую пору своей жизни Евдокия Ростопчина назовет порой тщеславия, «которым она жила». Светские успехи словно должны отвлечь ее от мыслей и чувств, у которых нет будущего. «Я вдохновенья луч тушила без пощады для света бальных свеч… я женщиной была», – скажет поэтесса о себе. Но в канун этой нелегкой для нее поры, весной 1832 года, Ростопчина напишет своего рода эпитафию Пушкину – стихотворение «Отринутому поэту». Речь в нем шла не о литературе – о личной жизни. Карточный долг Пушкина продолжал существовать и обрастать немыслимыми процентами – его сумеют погасить только опекуны Натальи Николаевны и пушкинских детей после смерти поэта. Мысли о заработке, постоянно растущей семье, о связях с двором не оставляли Пушкина ни на минуту. Сведения о петербургской жизни Пушкиных были неутешительными. Но самое удивительное – Ростопчина не принимает сторону одного Пушкина, она искренне симпатизирует Наталье Николаевне, считая ее обреченной на семейные неурядицы.
После трех лет семейной жизни Ростопчины переезжают в Петербург. Имя графини окружено громкой славой. Журналы охотно предоставляют свои страницы ее поэзии, критики не скупятся на восторженные похвалы. Ее особенно поддерживают В.А. Жуковский и – Пушкин. Наконец-то у них завязываются более тесные и постоянные отношения. Ростопчина не претендовала на обычный столичный салон. У нее превосходная кухня, и ростопчинские обеды собирают всех самых знаменитых литераторов. Впрочем, Пушкин замечает, что насколько Ростопчина превосходно пишет, настолько же неинтересно она говорит. Поэту не приходит на ум, что все дело в растерянности, которую испытывает перед ним графиня. Быть в его обществе просто светской женщиной она не умеет, а литературные беседы ее, так привлекавшие и Николая Огарева, и Жуковского, и впоследствии Лермонтова, были для Ростопчиной невозможными именно с Пушкиным. Недаром она напишет в одном из своих стихотворений:
Боюсь двусмысленных вопросов и речей!Боюсь участия, обмана… и друзей.
Ее чувство к Пушкину слишком трепетно и благоговейно, чтобы позволить набросить на него хоть малейшую тень.
Кого только нельзя было встретить в петербургском доме Ростопчиных! Здесь и известные приезжие итальянские певцы, и великолепные музыканты братья Виельгорские, М.И. Глинка, А.С. Даргомыжский. Круг литературных друзей расширяется за счет Вяземского, А.И. Тургенева, Владимира Одоевского, П.А. Плетнева, С.А. Соболевского, Владимира Соллогуба. Для Ростопчиной наступает третья и самая счастливая, по ее собственному признанию, пора ее жизни:
Но третия пора теперь мне наступила, —Но демон суеты из сердца изженен,Но светлая мечта Поэзии сменилаТщеславья гордого опасно-сладкий сон.Воскресло, ожило святое вдохновенье!..Дышу свободнее; дум царственный полетВитает в небесах, и Божий мир беретСебе в минутное, но полное владенье;Не сердцем – головой, не в грезах – наяву,Я мыслию теперь живу!
Пушкин настолько дорожит домом Ростопчиных, что даже за день до дуэли приезжает обедать к графине. «Обычный гость», как отзываются о нем современники. Привычная сдержанность Евдокии Петровны не позволит тем же современникам увидеть всю глубину трагедии, которой стала для нее гибель поэта. Один Жуковский, сердцем проникший в тайну графини, делает ей необыкновенный подарок – последнюю черновую тетрадь Пушкина, в которую тот еще ничего не успел вписать. Тетрадь сопровождалась запиской, в которой Жуковский благословлял Ростопчину «докончить книгу».
